Ниоткуда, с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне –
как не сказано ниже по крайней мере –
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
Концентрированная тоска по человеческому теплу, куда более едкая, чем любая щёлочь; дистиллированное одиночество, замешанное на робкой надежде отыскать кого-нибудь ещё, кроме отдающего приказы отца и подлежащих уничтожению врагов. Да, Бродский рулит. У хилла поэзия в плане формы бывает куда заковыристее. Да что там хилла – у тианцев, и то есть короткие шести- и восьмистишия, более-менее адекватно переводимые лишь подстрочником страниц так на десять убористого шрифта. Но полисемантичность, при всей выразительности и богатстве арсенала художественных средств, не позволяет тианским поэтам достичь такого же накала, каким жил лауреат Нобелевки по литературе. Говоря "ночь", они подразумевают "преемница заката, изгоняемая рассветом". Говоря "отчаяние" – "чем глубже, тем скоротечнее".
Так что если уж проклинать, то лучше по-русски.
Сьолвэн прокляла Квитага, как это мог бы сделать палач. Я буду милосерднее: моё проклятие может стать инструментом хирурга.
Но это, конечно, не отменяет душевных мук, а совсем наоборот.
Эту стрелу ты, ищейка, не отразишь. Не отмахнёшься с привычной лёгкостью, не исцелишь, как рану плоти или духа. Потому что я прооперирую без наркоза не дух, но душу: заскорузлую, недоразвитую, эфемерную, жалкую, как засохшая по зиме между оконными рамами личинка мухи. И пусть хрустнет, рассыпаясь невесомым пеплом, часть наложенной на тебя печати риллу. Во имя той Матери, которая породила не только Манара, но и тебя, во имя жалости и сострадания – живи! …когда моё проклятье настигло Лугэз, окружающие слои Мрака содрогнулись ещё раз. Веки четырёх пылающих глаз сомкнулись – наверно, впервые за несколько столетий. Пронзительный, как зубная боль, тоскливый, как жалоба улаири, громкий, как завывания сибирской вьюги, – вопль ищейки сотряс всё и вся.
Даже Схетта на всякий случай отлетела подальше, ослабляя напор и разнообразие своих атак. Я поспешил предупредить её:
"Сворачивай драку, милая".
"Почему?" "Потому что я уже нанёс удар милосердия. Пусть эта летит, куда захочет; вряд ли после того, что я сделал, она захочет продолжать охоту на нас".
"Но ЧТО ты сделал?" Я объяснил, как сумел: так и так, смесь высшей магии с искусством друидов, трансформа сущности, затрагивающая сферу эмоций и побуждений. Инструмент – резидентное проклятие.
"То есть, простым языком говоря, ты перековал её из ищейки в… во что?" "Ну, надо думать, в "безземельную" риллу".
"Ты смог сломать ошейник? Те заклятья, которые делали её из существа – орудием?" Я ответил на пёстрое изумление искристым смехом:
"Нет, милая. Ты слишком высокого обо мне мнения, если думаешь, что я вот так просто могу взять и уничтожить чары подчинения такой глубины и силы. Даже если бы мы лишили Лугэз её нынешнего воплощения, это не помогло бы ей освободиться! Я сделал только то, что мог: убавил слепой покорности. Заронил зерно сомнения в правильности существующего порядка… и стремления что-то в нём изменить. Она осталась орудием Теффора, но не столь… послушным" "Понятно. Ты не смог дать Лугэз свободу, но дал желание свободы".
"Можно и так сказать".
К концу этого мысленного диалога Схетта уже парила рядом со мной, опустив свои крылья на "грунт", снова превратив их в лес из магии и плоти Мрака. И мы оба смотрели, как медленно летит куда-то прочь маленькая злая звёздочка по имени Лугэз.
"Раз первый раунд отыгран, пора наверх? К Сейвелу?" "Пожалуй. Только сначала уберём за собой".
"Это легко".
Схетта взмахнула руками. Лес Мрака, покорный её воле, фантастическим образом изменил свои размеры, съёжившись до небольшой рощицы, потом – нескольких дымных струй, потом – отдалённого подобия небольшого рюкзачка… А закончил свои последовательные изменения лес Мрака как протравленный чёрной, словно сажа, краской узор на "одежде" (то есть в специально выделенном слое всё того же Предела Образа).
Впрочем, внимательный, не лишённый магии взгляд мог вскрыть запредельно сложную структуру этого узора. На первом этапе изучения чёрный цвет распадался на тысячи невыразимых словами оттенков. На втором плоский рисунок обретал объём и дополнительные качества, которые физик мог бы назвать гармониками. На третьем – начинал "плыть" и "переливаться"… а дальнейшее изучение узора вполне могло пожрать сознание слишком любопытного мага, если у того не было какой-нибудь надёжной защиты от воздействия энергетики Мрака.
В ответ на выразительный изгиб моей брови Схетта улыбнулась:
"Лугэз можно таскаться с проекцией великого заклятья, а мне любить оружие нельзя?" Логично. Всякий раз пробуриваться к Реке Голода, чтобы использовать внешнюю Силу для подпитки своих чар, выражаясь деликатно, не очень удобно.
"Так что, наверх?"
"Да. Здесь делать больше нечего".
- ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО!
- ЧТО ИМЕННО ПРЕКРАТИТЬ? ЭТО… ДРОЖАНИЕ ПОЧВЫ НЕ Я ВЫЗВАЛ.
- А МОЕГО МАГА КТО АТАКОВАЛ?
- СКОРЕЕ ВСЕГО, ТВОЙ МАГ НЕ ВОВРЕМЯ АКТИВИРОВАЛ СВЯЗЬ С МРАКОМ. И НЕ ПРЕКРАТИТЬ ЛИ НАМ ОРАТЬ? ДАВАЙ ПОДОЙДЁМ ПОБЛИЖЕ И ПОГОВОРИМ, КАК ЛЮДИ.
- МНЕ ПОДОЙТИ К ТЕБЕ?
- ЛУЧШЕ МНЕ К ТЕБЕ, СЕСТРИЧКА, РАЗ ТЫ ТАК ПУГЛИВА.
Талез, наверно, скрипела зубами, но возражать не стала. Сейвел зашагал к ней, и Лиска, чуть заметно поколебавшись, последовала за ним, сзади и немного слева.
Когда расстояние между аристократами, действующей и опальным, сократилось до трёх десятков шагов, Сейвел остановился. Использовать усиление звука на таком расстоянии уже не требовалось, а вот осуществить неожиданное нападение, даже под чарами скорости, всё ещё оставалось делом затруднительным.
- Ну, продолжим разговор?
- Да. Что ты там говорил про связь с Мраком? Ты что-то об этом знаешь?
- Знаю. Точнее, догадываюсь, но с большой долей достоверности.
- Поделишься?
- С тобой-то? А чего ради?
Землю под ногами снова тряхнуло – и сильнее, чем раньше. Талез прикрыла глаза, не особо скрывая, что принимает какие-то ментальные посылы.
- Назови свою цену за информацию, – процедила она.
- Знаешь… думаю, ничто из того, что ты готова отдать добровольно, мне не подойдёт.
- То есть ни деньги, ни артефакты, ни редкие тексты, ни даже услуги тебя не привлекают?
- Не-а. У меня есть всё, что мне нужно. А скоро будет ещё больше.
Веры в правдивость своих слов Сейвел не скрывал. Как и глумливой нотки в голосе. Талез, сохраняя на лице аристократически невозмутимую маску, ощутимо напряглась.
- Какого демона ты припёрся сюда? – прошипела она.
- Догадайся с одного раза, сестрица.
- Не слишком ли ты самоуверен?
Вместо ответа Сейвел усилил щиты ещё в полтора раза и ухмыльнулся. Неосторожный адепт Мрака к этому времени уже утихомирился и валялся в глубоком нокдауне; Кремень весь ушёл в исцеление Беркута – или качественно делал вид, что ушёл. Вполне внятное послание: "Бутон мне ученица, это да; но разбираться с братом? Без меня!" Ноздри Талез на миг раздулись, выдавая тихое бешенство. По очкам она проигрывала бывшему те-арру – и ровно ничего не могла с этим сделать. Да, тот лишился титула и бежал из Черноречья, всерьёз опасаясь за свою жизнь… но от рода его никто не отлучал. А титул, как и благоволение Минназе Вранокрылой – штука преходящая. Вчера он был, сегодня его нет, завтра, глядишь, он снова есть… а личной Силы для радикального решения вопроса недоставало столь явно, что и дёргаться незачем. Вон, Беркут с Кремнем уже подёргались. И толку?
Снизу пришёл долгий, гулкий, низкий рокот, похожий на стон великана. Земля уже не тряслась, а вибрировала – неравномерно, волнами, вызывая безотчётный страх и тошноту.
- Может, всё-таки скажешь, что это за… явление?
- Ладно уж. Большого секрета тут нет.
- И?
- Сейчас где-то во Мраке выясняют отношения ищейки риллу и пара моих знакомых.
- Сочувствую твоим "знакомым", – хмыкнула Талез.
- Лучше посочувствуй ищейкам, – без улыбки посоветовал Сейвел. – Кстати, одного из той пары ты знаешь лично. Угадай с одного раза, как его зовут.
- Ты что, разыграть меня взялся? Не может такого быть, чтобы…
- Может, сестрица. Ещё как может. Впрочем, когда ищейки закончатся, убедишься сама.
- А если не ищейки "закончатся", а наоборот? Что тогда?
- В этом случае я останусь в Черноречье и займу подобающее мне место.
По невозмутимой физиономии Талез пробежала тень. А пространство всколыхнул ещё один реверс. Точка выхода располагалась в полусотне шагов, так что Сейвел не стал дёргаться слишком сильно… но насторожился. И правильно сделал: к месту действия явился никто иной, как Лом, более известный как Двуликий. После утраты титула те-арра именно Лом получил его, как приз или переходящий знак… в пятый раз. До этого он, старший из выживших сыновей Минназе, ещё четыре раза становился те-арром и все четыре раза не мог удержаться в этом статусе. Причина заключалась не в недостатке ума или магических талантов. Нет.
Основной причиной немилости Вранокрылой всякий раз становился паскудный характер Двуликого. Взрывной, мстительный, заносчивый Лом никак не подходил на роль наследника. Но как нельзя лучше подходил на роль возмутителя спокойствия.
- Это у нас что такое? – сладко поинтересовался Двуликий, коротким дополнительным реверсом перенесясь в точку между Талез и Сейвелом ближе к первой, но глядя на второго. – Ба! Да никак, это же наше ходячее недоразумение… как там его… ох, что-то никак не припомню…