офию, его идеи, его мировоззрение. Наши до сих пор числят Ницше среди предтеч фашизма, хотя трудно найти большего германофоба, антитоталитариста, антинационалиста, антиэтатиста, антиксенофоба, чем Ницше. Фашисты, в отличие от наших, прекрасно знали это и ничего не делали для издания текстов Ницше, если не считать фальсифицированной «Воли к власти» и произвольно надерганных для солдатского употребления цитат из «Заратустры».
Шабаш нацистов вокруг имени Ницше достиг апогея в 1934 г., когда в помещении его архива в Веймаре состоялось заседание Прусской академии права. Выступая на ней, главный идеолог нацистской партии А. Розенберг заявил: «Мы, национал-социалисты, не смеем отвергнуть такого смелого мыслителя, как Фридрих Ницше. Мы возьмем из его пламенных идей все то, что может дать нам новые силы и стремления». А осенью архив посетил и сам фюрер, горделиво позировавший фотографам рядом с мраморным бюстом философа работы известного немецкого скульптора М. Крузе.
Как это случается со многими великими людьми, невежественные диадохи опускают их мудрость до своего примитивного понимания. И тогда идея сверхчеловека сводится к проповеди нравственной распущенности или откровенному активизму, а лишенный доктринерства имморализм, этика вопрошания, а не ответа, превращается во вседозволенность.
Мы не будем, следуя за Трумплером, Керкгофом, Рейбурном, Хиндерксом, Ясперсом, Лёвитом, Кауфманом и другими, разрывать путы, которыми фашизм связал себя с Ницше. Не будем потому, что нет надобности реабилитировать Ницше. Отождествлять его с нацизмом все равно, что связывать поэтическое мифотворчество с концлагерями, поэзию Рембо — с каменным топором, модернизм с оружием империализма. Если уж быть последовательными до конца, то Ницше так же далек от нацизма, как Маркс от нас. Как теория утопии — от ее практики. Как идеализм любых социально-политических и религиозных учений — от политики и церкви.
(Любопытный факт: наше великое учение, выводящее сознание из бытия, нисколько не помешало нашим выводить бытие из сознания: тот же реальный нацизм — из сознания Заратустры.)
Философия Ницше элитарна, нацизм — плебейское, конформистское движение, против которого она направлена. Ницше проповедовал личностность, индивидуальность, самость. Нацизм — даже самим названием — массовость, конформизм, примитивизм. Ницше не вел к нацизму, но предостерегал от него. Да и как мог дух крайнего аристократизма уживаться с казарменным духом солдатских сапог?
Идеологи фашизма широко манипулировали с понятием «социализм». Ницше был ярым и убежденным противником каких бы то ни было разговоров о социализме. «Я не приемлю социализм, — заявлял он, — не приемлю потому, что он представляет собой крайне наивную мечту о добром, истинном, о прекрасном, о равных правах». И далее: «Смешны социалисты с их примитивным оптимизмом, с их верой в доброго человека, который сразу же появится, как только будет ликвидирован нынешний общественный порядок».
Параллели, параллели, параллели… Ницше искал истину, «какой бы она ни была», нацизм и коммунизм рекрутировали истину для своих целей, милитаризировали ее, ставили ее на службу, под ружье. Ницше провозглашал сверхчеловеческую самость, коммунизму и фашизму был нужен человек-ландскнехт, бездумно подчиняющийся приказу. Розенберг подменил личность арийским типом, Ленин — диктатурой пролетариата. Параллели, параллели, параллели… Вот вам «информация к размышлению» — цитата из одуевского трактата, призванного вывести тропами «Заратустры» к фашизму:
История не знала такого интеллектуального разврата и духовного невежества, как во времена фашистской империи. Германия стала темницей для разума. Живая, творческая, свободная мысль, казалось, погасла навсегда. Философы, открыто протестовавшие против фашистского мракобесия, были загнаны в концлагеря. Честные буржуазные мыслители, которые нашли в себе мужество не принять фашистский идеологический диктат, или покинули страну, или отказались от публичной деятельности. Те же, кто остался на службе в университетах и других учреждениях, частью по трусости, частью по убеждениям пошли на сближение с фашизмом.
О нас?…
Ницше не подготавливал нацизм, это Боймлер и Розенберг приспосабливали Ницше под фашизм. Требовалось переработать теоретически-поэтическую философию Ницше в примитивно-практическую снедь для масс. Между Ницше и бесноватым ученые и философы с мировым именем создавали буфера для того локомотива, который…
Фридрих Ратцель, Джентиле, Ван ден Брук, фон Эренфельз, Миттгартбунд, Фробениус, Литтгарт, Челлен, Хаусхофер, пангерманисты — Винниг, Эдгар Юнг, Хильшер, Хаберман, Ульман, Трейчке, Коррадини, этатисты — К. Фридрих, Арендт, Эбенштейн, Дель Ноче, Шульц, поздний Мольтке…
Перу Ратцеля принадлежит «Политическая география» с теорией роста пространственных размеров государства. Исходя из фактов истории и процесса роста народонаселения, Ратцель пришел к заключению, что растущее население оказывает давление на границы государства, которые поэтому имеют тенденцию к расширению. Ему принадлежит также идея соответствия размеров государства — воинственности народа. Народы, стоящие на более низких ступенях цивилизации якобы образуют малые государства, на высокой — большие. Поэтому поглощение малых стран и народов крупными — якобы неизбежное следствие и показатель роста цивилизации. В будущем, пишет Ратцель, новые великие державы будут возникать только на основе разгрома старых. Слава ученого с мировым именем способствовала быстрому распространению и развитию ратцелевских идей. Один из его последователей Челлен, предложивший термин «геополитика», развил доктрину, в чем-то аналогичную «научному» выводу об «окончательной победе коммунизма во всем мире». Челленовская геополитика научно обосновывала и оправдывала агрессию как результат борьбы государств за существование, как «естественный и необходимый рост в целях самосохранения». Ему принадлежит также теория автаркии, заменяющая систему открытых дверей системой «закрытого занавеса». Затем Хаусхофер и его школа переработают эту теорию в готовые для практического использования штампы вроде «народ без жизненного пространства».
Французские и английские теоретики расизма — Гобино, Ляпуж, Веньямин Кидд, Уильям Самнер, Хаустон Стюардт Чемберлен — удобрят почву для Ван ден Брука с его идеей «духовного расизма», чем-то смахивающей на обоснование Марксом идеи «передового класса». Согласно этой идее, раса духовно и физически объединяет определенную группу людей. Биологические мерки здесь не применимы: решить проблему расы можно, лишь подняв ее на социальную и духовную ступень. Понятия «высшая раса» и «передовой класс» настолько подобны, что в определенной перспективе кажутся синонимами.
Волей случая, садовником, пересадившим иностранное дерево «раса» на немецкую почву, оказался зять Вагнера Чемберлен. Объединив англо-французский расизм с пангерманизмом, он соединил идею неполноценности одних и исключительности других в доктрину немецкого христианства, освобожденного от еврейского духа.
В своих изысканиях в области расизма Чемберлен был в Германии своего рода пионером, но вовсе не одиночкой. Вскоре после появления его первых работ, посвященных разработке германского варианта расовой теории, на книжный рынок хлынул поток аналогичных изысканий. Наибольшей известностью среди этих трудов пользовались книги Людвига Вольтмана, и, прежде всего, его «Политическая антропология».
Немало почерпнули национал-социалисты и от российских антисемитов — Грингмута, Крушевана, Окрейца и Пуришкевича. На формирование взглядов самого Гитлера решающее воздействие оказали теории австрийских расистов и антисемитов конца XIX в.
Именно австрийцы развивали марксистскую по своему духу идею о том, что люди разделяются на две группы: занимающиеся созидательным трудом и получающие нетрудовые доходы. К первым относятся «трудящиеся», ко вторым — банкиры, ростовщики и рантье. В этой теории уже полностью сформирована идея «созидательного» и «паразитического капитала», с которой несколько позже выступил теоретик НСДАП Федер. Рудольф Юнг предложил получившее затем большое распространение понятие маммонизма — подчинения созидательных сил народа всевластию денег.
Э. Юнгеру, которому наши приписывают «дальнейший поворот к фашизму», принадлежит идея «тотальной воли к власти рабочего» и «тотальной мобилизации» как главной доктрины тоталитарного государства. Нет, Юнгер не был идеологом и предтечей нацизма. Наоборот, он был его фрондой. Юнгер отказался от избрания в Прусскую академию искусств, а в 1939-м году издал роман «На мраморных скалах», в котором открыто высмеял паучью борьбу нацистов за власть.
Чем же он не угодил нам? Образом созданного им рабочего-тоталитариста, тоталитариста по природе, одержимого сверхчеловеческой волей к власти, «волей к тотальной диктатуре», которая познается в зеркале нового порядка как «воля к тотальной мобилизации». Юнгер неприемлем правдивым описанием нашего государства с его обезличиванием, макиавеллизмом, «единством труда и долга». Он неприемлем концепцией войны и революции как двух сторон одного явления. Он неприемлем предостережением, что расой господ может стать раса рабов.
Хотя давно кануло в Лету то время, когда произведения Ницше воспринимались как бешеное извержение «буйнопомешанного, изрыгающего оглушительный поток слов со сверкающими глазами, дикими жестами и с пеною у рта», наши последователи Нордау с уникальным душевным и эстетическим бессердечием на протяжении 70-летней эпохи мрака соревновались с предтечами фашизма в поисках самых злых и обидных слов, нацеленных на интеллектуальное уничтожение философа, предвосхитившего большинство идей философии жизни, о самой жизни сказавшего: «Жить — значит постоянно отталкивать от себя то, что хочет умереть; жить — значит быть жестоким и неумолимым по отношению ко всему, что слабо и старо в нас…»