Искусство — высшее выражение творчества жизни, эстетическое существование, творение новых миров, дающее творцу уникальную возможность чувствовать себя Демиургом (высшая ступень человеческого счастья).
Искусство — не просто «великий стимул жизни», но форма апологии человека. В самом творчестве изначально заложена активность, воля к могуществу, способность человека возвыситься над самим собой. Искусство по природе своей экстатично, инстинктивно, энергично, восторженно. Искусство — это энергия, сила чувств, творческая мощь.
Восторг должен повысить возбудимость всей махины — до этого искусства нет. Все возможные виды восторга, от каких бы причин он ни происходил, обладают нужной к тому силой, и прежде всего восторг эротического возбуждения, древнейший, исконнейший вид восторга. А равно и восторг, который сопутствует всем мощным желаниям, всем сильным аффектам, — это и восторг празднества, и восторг состязания, восторг бравурной музыки, победы, крайнего волнения любого рода, восторг жестокости, восторг разрушения… и, наконец, восторг воли, возросшей, концентрированной воли.
Главное в восторженном состоянии — это чувство возросшей силы и изобильности.
Характеризуя последнюю фразу из «Сумерек кумиров», М. Хайдеггер интерпретирует чувство возросшей силы не как количественный рост, но как осознание себя в состоянии возвышения, захваченность творца этим ощущением. «Также и чувство полноты есть особая „настроенность“ художника, которую можно определить как то, что для художника нет ничего чуждого и избыточного, что он открыт всему».
Искусство, как и жизнь, — это судьба. Вначале судьба забрасывает человека в жизнь, затем определяет избранников как художников. С одной стороны, искусство — это свобода, с другой — путы, кандалы, как говорил Ницше: «Художник — это человек, танцующий в кандалах». По словам Х. Ортеги-и-Гассета, фатальность, каковою является настоящее (заброшенность человека в его время и причастность своей судьбе), это не несчастье, а радость, радость резца, ощущающего сопротивление материалу.
Трагический художник следует мудрости природы: для него не существует добра и зла, он равно принимает рождение и смерть, становление и уничтожение. Художник — демиург, он искусен, как природа, ему присущи ее мощь и невинность. Духовное творчество естественно и свободно, как естественна и свободна сама жизнь. Трагический поэт не знает эстетических или этических канонов, ограничивающих его творчество. Каноны — оковы искусства, окостенелости жизни, защищающие ценности вчерашнего дня.
Трагическое искусство должно быть ровней жизни: если жизнь — иррациональная и бессознательная творческая мощь, то искусство — стихия жизнеизлияния, подчиненная только свободе воли художника.
В «Рождении трагедии» еще нет «переоценки ценностей» или прямо названного имморализма, но есть творец мира — великий художник, цель которого — красота. Зло вторично по отношению к красоте, оно оправдано, если служит ей, ее полноте, жизни.
Искусство выражает глубинные бессознательные влечения естественной природы человека (предвосхищение эстетики Фрейда). На страницах книг Ницше незримо присутствуют многие психоаналитические феномены — либидо, садизм и мазохизм, воля к власти, деструктивные начала человека. Искусство представляет собой выражение в художественном творчестве глубоко скрытых бессознательных влечений, с одной стороны, и воли к могуществу, с другой. Характеризуя эту вторую функцию художественного творчества, Ницше пишет, что, находясь в эйфорическом состоянии, художник «изменяет вещи до тех пор, пока они не начнут отражать его мощь, — пока они не станут рефлексами его совершенства. Эта потребность превращать в совершенное есть — искусство». «В искусстве человек наслаждается собою как совершенством».
Путь Ницше, полагал Готфрид Бенн, это «отказ от субстанции во имя экспрессии». Мне кажется, Ницше всю жизнь пытался оживить субстанцию, вдохнуть жизнь в материю. Да и саму жизнь постоянно превращал в спектакль, в искусство.
У меня нет сомнений в том, что Одинокий скиталец ставил красоту выше любви, искусство — выше страсти. Собственно, это даже не мнение, а признание самого Ницше:
Я был влюблен в искусство с истинной страстью и в конце концов во всем существующем не видел ничего, кроме искусства — в те годы, когда обыкновенно иные страсти волнуют душу человека.
Как я люблю живое слово!
Оно, как мир, старо и ново,
Оно встречает нас кивком,
Оно пронзает нас клинком
И, даже оступаясь в грязь,
Нас веселит, развеселясь, —
Лишь становясь еще живей
В самой неловкости своей.
Оно, как человек, страдает,
Когда порой больным бывает,
Оно, испытывая страх,
Трепещет стоном на устах,
Когда слова мы губим сами,
Их подменяя словесами.
А мы их словоблудьем душим,
Мы мрак несем их светлым душам,
Забыв, что слово без души —
Лишь звук пустой в глухой тиши.
Когда грустим мы молчаливо —
Слова не слышимы, но живы,
А если ложь слетает с губ,
То фраза — склеп и слово — труп!
Искусство не призвано «отражать» жизнь потому, что его задача не в поиске холодных и бесстрастных истин, а в творении ценностей. Этим искусство отличается от науки, рационального познания. Искусство — «метафизическое дополнение действительности, поставленное рядом с нею для победы над нею». Не отражение, а превозможение…
Природе верен? Как это понять?
Посмел бы ты природе изменять?
Природа проявляется во всем,
А если ты рисуешь все кругом,
То просто не умеешь рисовать!
Соответствие искусства жизни не предполагает зеркальности: художник, творец — высшая жизнь, следовательно, ему свойственны сгущение красок, утрирование, крайнее напряжение аффекта, «в высшей степени заинтересованная перекройка вещей». В конце концов, страсть наглядней и достоверней истины: право художника — творить жизнь из себя, деформировать, доводить до гротеска, мифологизировать, обогащать жизнь символом и метафорой, не усмирять стихию…
В искусстве реализм — иллюзия. Вы выражаете то, что возбуждает ваш энтузиазм, что вас обольщает в вещах, но эти ощущения вызваны не самими вещами. Вы только не знаете причин этих ощущений. Всякое уважающее себя искусство считало себя реалистическим.
Эстетика — не сводка предписаний, не правила для руководства художником (нужны ли ему «грамматические предрассудки»?), эстетика — право на свободу, полистилистика, плюральность мифа. Ибо «без мифа культура теряет свой творческий характер природной силы». Следовательно, эстетика — это еще и освобождение природных сил.
Художник не переносит реального, его творчество — создание новых миров. Художник — человек, переделывающий мир по своему образу и подобию, сообщающий миру то, что ему не хватает. Символизация, стилизация, полет фантазии — способы углубления смысла жизни.
Истина не в мире, истина в произведении. Вклад Ницше в эстетику — декларация ее императивности: искусство — главное средство подъема жизненной силы, разновидность воли к могуществу. Оно идет от художника, стимулируя жизнь. Поэтому обладает большей ценностью, чем истина.
Реальный взгляд на действительность, не пробудил бы ничего, кроме отвращения, и был бы равносилен самоубийству. Но, к счастью, наша честность сдерживается противоборствующей силой, избавляющей нас от такой участи: эта сила — искусство как добровольная тяга к иллюзии.
Красота — не качество вещей, но то, что привносится в вещи нами. Красота — результат нашего эстетического созерцания, нашего художественного творчества. Красота — это ложь искусства, делающая выносимой жизнь.
Искусство тем и отличается от науки, что субъективно, пристрастно. В науке действительность предстает пред нами без прикрас, во всей своей наготе. Наука развеивает иллюзии и самообольщения. Научное понимание мира жестоко и бесчеловечно. Искусство, в этом отношении, противовес науки. Оно дает нам силу отвлекаться от суровой правды жизни, видеть существование в известной перспективе, в художественном отдалении, а издали жизнь кажется прекрасной: «Вся скорбь нашего бытия обращается в эстетический феномен; мы можем смеяться, плакать и радоваться».
Подлинная философия невозможна без эстетического отношения к жизни. У искусства нет иного предмета, отличного от предмета философии. Художник — всегда философ, философ — всегда художник, творец новой действительности. Главная цель и философии, и искусства — толкование жизни. Трагическое искусство — форма художественной метафизики-мифологии, выражающей полноту воли и творческую мощь жизни.
В обращенном к Вагнеру предисловии к «Рождению трагедии» читаем:
…Противопоставление искусства «серьезности существования» — грубое недоразумение. Этим серьезным я позволю себе сказать, что мое убеждение и взгляд на искусство как на высшую задачу и собственно метафизическую деятельность в этой жизни согласны с воззрением того мужа, которому я… посвящаю эту книгу.
Я категорически не согласен с противопоставлением ницшеанского эстетизма гуманизму, с одной стороны, и эстетике «искусства для искусства», с другой. Гуманизм, как я его понимаю, направлен на поддержание жизни, питается ее правдой. Разве это не ницшеанский подход? Ницше — эстетик-модернист, первейшее требование которого — свобода от канонов. Искусство должно служить правде жизни — таково кредо Ницше. Но разве искусство для искусства — не удвоенное служение? Разве, удаляясь от жизни в искусство, мы не приближаемся к ее сокровенности, к ее духовной основе? Во всяком случае, для меня модернизм, в корпус которого входит «искусство для искусства», гораздо ближе к истокам бытия, чем искусство реалистическое, так сказать, «отражающее» жизнь.