Философия, адекватная жизни, желающая быть непосредственным выражением жизни, то есть философией жизни, не может строиться как рационализированная система, как «наукоучение» — она может быть просто житейской мудростью, экзистированием, трансцендированием, исповедью, потоком персонального сознания, личной позицией (перспективой). Философия Ницше мифологична, символична, метафорична. Он далек от определений, однозначных понятий, систематичности и упорядоченности. Его приемы — заострение проблемы, открытие неожиданной грани, вызов устоявшимся стереотипам, переоценка.
Философия Ницше — признание права на существование «темной жизни» «цветов зла», трагической и абсурдной стороны бытия. И не только признание — констатация необходимости для жизни ее бездн, ее боли, ее борьбы. Философия Ницше — грандиозная компенсация сократической линии культуры, противовес рационализму, утопии, социалистическим идеям.
Л. Шестов:
Уважать великое безобразие, великую неудачу! Это последнее слово философии трагедии. Не переносить все ужасы жизни в область Ding an sich, за пределы синтетических суждений a priori, а уважать! Может идеализм так относиться к безобразию? Когда Гоголь сжег рукопись второго тома «Мертвых душ», его объявили сумасшедшим — иначе нельзя было спасти идеалы. Но Гоголь был более прав, когда сжигал свою драгоценную рукопись, которая могла бы дать бессмертие на земле целому десятку не «сумасшедших» критиков, чем когда писал ее. Этого идеалисты не допустят никогда, им нужны «творения Гоголя» и нет дела до самого Гоголя и его «великой неудачи, великого несчастья, великого безобразия». Так пусть же они навсегда покинут область философии! Да и зачем она им, наконец? Разве их заслуги недостаточно оправдываются ссылкой на железные дороги, телеграфы, телефоны, потребительные общества и даже на первый том «Мертвых душ», поскольку он способствует прогрессу? Философия же есть философия трагедии. Романы Достоевского и книги Ницше только и говорят, что о «безобразнейших» людях и их вопросах. Ницше и Достоевский, как и Гоголь, сами были безобразнейшими людьми, не имевшими обыденных надежд. Они пытались найти свое там, где никто никогда не ищет, где, по общему убеждению, нет и не может быть ничего, кроме вечной тьмы и хаоса, где даже сам Милль предполагает возможность действия без причины. Там, может быть, каждый подпольный человек значит столько же, сколько и весь мир, там, может быть, люди трагедии и найдут то, чего они искали… Люди обыденности не захотят переступить в погоне за таким невероятным «быть может» роковую черту.
Ницше сформулировал одну из основополагающих идей философии жизни, согласно которой жизнь — тяжелое, порой смертельное усилие, полное страданий и страхов. Жизнь опасна! Но в этом — вся прелесть жизни: «Это и была Жизнь? Ну и что ж! Попробуем еще раз!»
Для Ницше смысл amor fati — ничего не изменять ни впереди, ни позади во веки веков: «Не только выносить необходимость — еще меньше скрывать ее от себя — всякий идеализм есть ложь пред лицом необходимости, — но любить ее».
Аmor fati есть формула величия, говорит Ницше, гарант богоравности человека: «будете, как Боги» — другая сторона этой формулы. Парадоксальным образом amor fati и воля к могуществу — одно: возлюбить судьбу — стать Богом, обрести Божественную силу.
Аmor fati — это вечное «да» бытию, жизни как она есть, реальной, а не вымышленной истории. Как считал К. Ясперс, в amor fati соединяется, казалось бы, несоединимое: напряженная активность осуществления того, чего еще нет, и любовное принятие того, что происходит. При этом у Ницше речь идет не о пассивном подчинении человека необходимости, но об изначальной обращенности познания к неизведанному, об активности, созидании, творчестве, о совмещении космических горизонтов и горизонтов личности в единстве становления и бытия (А. Аствацатуров).
Прежняя культура была ориентирована не на личность и интересы каждого человека, а на социум, стадное начало, общественную пользу. Вместо культивации естества индивида, иерархии общества, истинного единичного бытия — рационалистами развивались идеи общественной пользы, равенства, общественного благополучия, либерализма и демократии. Выравнивая природно разных людей, культура подавляла движущие силы жизни, вела к утрате подлинного бытия, обращала людей в манкуртов. Теряя свою волю к могуществу, лишаясь природных инстинктов, человек превращался в робота, не способного утверждать себя и выбирать то, что ему полезно. Культура убила человеческую подлинность, под видом «высоких чувств» и «идеалов человечества» создала «прирученного» человека, все больше дегенерирующего в меру отдаленности от природы.
«Недостаток личности мстит за себя» — эта максима Ницше не просто краеугольный камень философии персонализма, но и глубочайшее предвидение судьбы общества, ориентированного на подавление человека и предпочитающего соборность индивидуальному началу.
Главная проблема философии жизни Ницше — проблема человека. Человек — светило, вокруг которого «вращаются» все идеи ницшеанства: ценности, нравственность, культура, религия, искусство, музыка. Ницшеанская приверженность дионисийству символизирует человекообожествление, доверие жизни, веру в ее торжество. «Быть только человеком и ничем больше» — эта максима выражает отправную позицию философии жизни. Быть человеком — полагаться на себя, не строить иллюзий, оставаться собой, найти себя. Быть человеком — не устремлять взгляд к совершенству, а жить всей полнотой жизни, трезво смотреть на жизнь, быть реалистом, принимать жизнь такой, какова она есть. Гуманизм Ницше — приоритет человеческого начала.
Собственно, сама философия Ницше, по словам К. Ясперса, есть воля к тому, что есть собственно человек в его мире: «она призвана разбудить этого человека и сделать его возможным; или так: она есть воля к подлинному бытию, которое открывается в целокупном движении мысли, при условии, что под воздействием этой мысли изменяется сам человек».
Человек и мир, человеческое существование и бытие неразделимы, в философии Ницше — это единая жизненная целостность, которую нельзя резать на сферы сущности и явления, материю и дух, объект и субъект. Неправомерно и нелепо говорить о мире самом по себе вне его связи с человеческим существованием, человеческим сознанием и волей. Мир и сознание неотделимы, ибо сознание невозможно без связанного с миром человека, а мир становится необнаруживаемым без присутствующего в нем сознания.
Главная цель философии — поиск путей к возвеличению человека, к усилению могущества человека, к ускорению перехода от человека к сверхчеловеку. Сами философы — элита познания человека, «насадители культуры», готовящие приход грядущего человека. Они — предвестники свободного духа, аристократического образа мысли, всего того, что должно быть свойственно будущему человеку.
Гегель и Маркс внушали мысль об абсолютной зависимости человека от своей эпохи, о полном соответствии личности своему времени; Ницше требовал от человека самому стать эпохой, определять свое время и вести его за собой (собственно, в этом суть сверхчеловека).
Универсализация человека невозможна, как невозможна универсальная переделка человечества. Мораль может быть действенной, только если она персональна, выстрадана, укоренена. Человечество — неисчерпаемое разнообразие человеческого, а не единая шеренга или единая цель: «Только в том случае, если бы человечество имело общепризнанную цель, можно было бы давать указания: „делай так-то и так-то“, но такой цели нет».
Ницше различал два крайних типа человеческой личности: натуру гармоническую и натуру героическую. Гармонический тип не знает раздвоенности и рефлексии — это человек инстинктов, врожденный властитель. Героический тип, каким он видел самого себя, состоит из противоположностей, это тип философа, поэта, исследователя. Для гармонического типа, олицетворяющего волю к могуществу, нет препятствий — он идет по жизни напролом, как идет сама жизнь. Героический тип — щупальца жизни, для него жизнь — средство познания. Он не стремится к внутренней гармонии, к единству. Он открыт, готов к любым экспериментам, сам — живой материал для опытов, сам разрушает свое единство: чем многосторонней субъект, тем лучше.
«Ибо мы, познающие, должны быть благодарны Богу, дьяволу, овце и червю в нас… также внешним и внутренним душам, глубину которых не легко постичь, с их внешними и внутренними пространствами, до крайнего предела которых не смогут добежать ничьи ноги». Познающий имеет душу, «у которой самая длинная лестница и которая может наиболее глубоко опуститься под землю, самую обширную душу, которая может широко блуждать и бродить в самой себе, которая бежит от себя самой и нагоняет себя в самых далеких кругах; самую мудрую душу, которой безумие нашептывает сладкие речи, — самую любящую себя душу, в которой все имеет свое течение и истечение, свои приливы и отливы…»
Образец человеческого могущества — Висмавитра, «который из тысячелетних самоистязаний вынес такое сознание своей силы и такую веру в себя, что взялся построить новое небо… Всякий, кто когда-нибудь строил новое небо, находил силу для этого лишь в собственном аду» (последнее — это уже личный мотив).
Что же такое для Ницше Человек? Послушаем его самого:
В человеке соединяется создание и созидатель: в человеке есть материя, недоделанность, избыток, прах, нечисть, безмыслие, хаос; но в нем есть и созидатель, художник, есть в нем твердость молота, божественность созерцателя, настроение седьмого дня…
Конечно же, творец в человеке выше твари. Мощь и значимость человека состоят в его способности справляться с историей и побеждать ее:
Чем сильнее в своих основах внутренний мир человека, тем больше он может усвоить и воспринять из прошлого. Если представить себе самого могущественного, великого по духовной силе человека, то отличительной чертой его будет то, что никакие границы исторического не остановят его, не нанесут вреда ему; все прошедшее, свое и чужое, он может привлечь к себе, вдохнуть в себя и как бы переработать в собственную кровь и плоть. То, что нельзя осилить, он сумеет забыть; оно не существует, горизонт замкнут, и ничто уже не напоминает о том, что за его пределом существуют еще люди, страсти, учения, цели.