Историческое должно быть подчинено индивидуальной жизни, непременным условием которой является внеисторическое начало.
Сильная натура, согласно Ницше, вмещает в себя всё историческое и внеисторическое: восприняв наследие прошлого, она умеет сделать его плодотворным, ибо владеет им и властвует над ним, а не покоряется прошлому, как властителю. Творец — тот, кто способен выразить дух человечества, а не идти на поводу у него. Творец — тот, кто способен «преодолеть» саму природу: «Только человек сопротивляется направлению гравитации: ему постоянно хочется падать — вверх».
Проблему «иметь или быть» Ницше решает вполне в духе Эриха Фромма: «Кто обладает, тот обладаем». Избранники человечества должны «чураться трех блистательных и громких вещей — славы, царей и женщин». Подлинный человек возлагает на себя огромное бремя — оставаться собой, не дать себя соблазнить идеями и вещами, уметь быть противу всех.
В сущности человека биологическое противостоит социальному, причем первое безусловно превалирует: природное, физиологическое, психическое, инстинктивное, аффективное преобладает над родовым, общественным, культурным, сознательным. Внешнее благородство не способно скрыть животное начало. Природное, генетическое — первично, социальное и культурное — вторично. Последнее суть не сама жизнь, но ее декорация, способ маскировки, прикрытия.
Культура, при всем ее огромном влиянии на социум, до сих пор не споспешествовала укреплению жизни, скорее, наоборот, вела к ее ослаблению, убивая в человеке подлинно человеческое. Культура социализует человека, приобщает его к роду, народу, государству, а это вынуждает индивида во все большей степени отказываться от самого себя как суверенного и уникального биологического существа, руководствующегося своими интересами и требованиями собственных инстинктов, даже такого, как инстинкт самосохранения. «Смыслом всякой культуры является выведение из хищного зверя „человек“ некой ручной и цивилизованной породы животного, домашнего животного».
Подлинная культура — творчество жизни, мифотворчество человека, как очеловеченное упорядочение хаоса бытия. В культуре находят выражение фантазии, чаяния, сокровенные желания, иллюзии человечества. Свобода, по Ницше, это свободное творение иллюзий, воплощенное в культуре. Н. А. Бердяев видел главную заслугу творца «Заратустры» в постановке проблемы творчества, в жизнетворчестве: «Он искал экстаза, и экстаз был связан для него с творчеством».
Предвидя опасные тенденции развития культуры, Ницще предупреждал о росте «способности человека быть дрессируемым», превращающей его в «стадное животное, даже весьма интеллигентное»: «К измельчанию человека и к приданию ему большей гибкости и подчинению всякому управлению стремятся, видя в том прогресс».
Ницше восстал против самодовольного и оптимистического благодушия поклонников «лучшего из миров», задолго до Ортеги поставив жизненный разум выше рационального.
Ибо культура должна развиваться в согласии с природой, а не вопреки ей.
Предыдущая культура и этика не наращивали жизненный потенциал человека, но, наоборот, стремились поработить, ослабить, превратить его в беспомощное, зависимое и неполноценное существо, «которое опаснейшим для себя образом потеряло здравый животный ум». Благодаря им человек во все большей мере обращался в больное животное, в жалкое подобие, в тень жизни:
Подавление инстинктов историей превратило людей почти в сплошные абстракции и тени: никто не осмеливается проявить свою личность, но каждый носит маску или образованного человека, или ученого, или поэта, или политика.
Если в философии Ницше первое место занимает человек, то сразу за ним стоит культура. Культура почти уравнена в правах с жизнью: культура — аристократизм жизни, творческий инстинкт — высшее ее проявление. Перед нами философия-культурология, эстетизирующая и окультуривающая витальность. Жизнь — это искусство, это космическое зрелище, это Божественная Трагедия, сводящаяся к колориту Дантова Ада. Как бы ни относиться к Ницше, он — бесспорно — крупнейший диагност и терапевт культуры, вложивший в «лечение» всю свою страсть. Можно сказать, что он жаждал оздоровления культуры так же сильно, как собственного…
Цель философа как теоретика — познать вечную сущность жизни, как практика — освободиться от пут животной жизни. Цель культуры — освободиться от страданий, связанных со слепыми стремлениями, призрачными и суетными целями, и заменить животные стремления сознательной волей лучших людей, представляющих собой тайное намерение природы.
Если никто не сможет ответить тебе на вопрос, для чего ты существуешь, то попытайся наконец оправдать смысл своего существования, так сказать, а posteriori и для этого поставь себе задачу и цель, некоторое «для чего», возвышенное и благородное «для чего». Погибни ради этой цели. Я не знаю лучшей жизненной задачи, чем погибнуть ради чего-либо великого, невозможного.
Это — типичный пример инфантильно-романтического максимализма Ницше, скрывающий на дне избыток субъективности: осмыслить мировой процесс — значит озарить ярким светом сознания темную глубину природы.
Хотя культура — все еще тоненькая кожура над раскаленным хаосом, в ней, как в плодоносящей корочке почвы, — всё…
Воля к могуществу
Воля к могуществу — это действительность действительного, или же, беря слово в более широком смысле, нежели в том, в каком обычно употреблял его Ницше, — бытие сущего.
В отличие от прежних философов, «властителей-мыслителей», камуфлирующих обоснование могущества и стремление к господству «ухищрениями» (абсолютный разум у Гегеля, наукоучение у Фихте, экономика у Маркса), Ницше объяснял власть через саму власть. По словам А. Глюксмана, для него «все организации, государство, наука, искусство, политика, религия являются только „формообразованиями господства“, структурой „воли к власти“».
Власть у Ницше первична, она все измеряет, все производно от нее: «Властвующий измеряет сам, не позволяя при этом, чтобы его измеряли; он сам задает нормы».
Вот круг кругов. Властитель фабрикует свои истины — фикции, но претендует при этом как минимум на то, что все они истины и что он настоящий властитель.
Если для Платона бытие сущего представлялось в виде идеи, то Ницше определял бытие как ценность воления к могуществу: «Бытие явило собственное существо в качестве воли к могуществу».
И в конечном счете не абсолютная субъективность, охватившая своими безграничными расчетами все сущее, подвела к истолковыванию бытия как воли к власти, а скорее наоборот, проект бытия как воли к власти издалека нес с собой сначала господство субъекта, а потом впервые позволил абсолютной субъективности «тела» впервые развернуть всю действенность своей действительности.
Воля к могуществу, сила — творческая активность, спонтанность, источник становления, движения. Ж. Делёз обратил внимание на то, что идея победы в борьбе чужда Ницше, противоречит его пониманию творчества: победитель действует на уровне расхожих ценностей, а не творит новые. Воля к могуществу — способность давать, а не брать, творческое созидание жизни: «Воля к могуществу подобна энергии. И, как энергию, называют благородной ту волю, которая способна к самоизменению».
Воля к могуществу — принцип эволюции, роста, увеличения мощи жизни. «Вообще волить — это то же, что хотеть стать сильнее, хотеть расти…» Воля к могуществу — «самая внутренняя сущность бытия», эквивалент жизни. Сам Ницше нередко называл волю к власти — жизнью.
Воля к могуществу — природная сила, не различающая добро и зло, правду и ложь, положительное и отрицательное. Воля к могуществу — имморальное начало жизни, суть жизненности.
Воля к могуществу суть воля к жизни, воля к конкуренции жизни, воля к красоте жизни. Не случайно Ницше видит противоядием жизненному упадку — искусство, творчество, эти универсальные средства против снижения жизненной силы. Искусство выражает волю к могуществу, красота стимулирует жизнь и имеет бóльшую ценность для жизни, чем истина.
С. Франк, еще в начале века предвидевший вульгаризацию и фальсификацию ницшеанских понятий «воли к власти» и «сверхчеловека», писал:
«Wille zur Macht» — стремление к власти — признано им [Ницше] основным из жизненных и необходимых человеческих побуждений, его «сверхчеловек» есть прежде всего могущественный и господствующий над окружающим миром человек. Однако это господство отнюдь не должно быть понимаемо как господство политическое или вообще правовое. Кому известно отвращение Ницше к государству, к этому, по словам Заратустры, «холоднейшему из всех холодных чудовищ», тот знает, что этот крайний индивидуалист не мог мечтать о юридической санкции для того господства, к которому он призывал «высших людей». Еще менее можно думать о значении господства у Ницше как экономической, материальной власти над людьми, так как все вопросы материального порядка лежат вообще за пределами его мыслей и стремлений. Отсюда следует думать, что проповедуемое им господство означает просто духовное влияние, власть, приобретенную над людьми силою выдающихся духовных качеств. Уча господству, Ницше резко отличает корыстное властолюбие мелких людей от того властолюбия, которое «приходит к чистым и одиноким самодовлеющим вершинам». Подобное властолюбие не есть стремление подняться, возвыситься посредством власти; наоборот, оно означает, что «высокое хочет спуститься к власти», оно есть стремление к бескорыстному расширению духовной сферы своей личности, к такому воздействию на людей, на которое способны только сильные духом и которое испытывается со стороны подчиняющихся не как тягость и подавление их личности, а как даровое участие в духовных благах воздействующего. Это властолюбие есть и дарящая добродетель (schenkende Tugend).