Температура – 38 с хвостиком. Не есть, не пить. Даже разговаривать – и то с трудом получалось. Что уж – красота. Одно хорошо – отчима я почти не видела. То ли заразиться боялся, то ли у них там самый март с Маргаритой настал, но только дома его почти никогда не было.
Мать сама не своя сделалась. Ей вроде как и меня жалко, но и с нервами сладить не получается. То подойдет по волосам погладит, чай с малиной принесет, то ворвется в комнату и начнет выговаривать, что, мол, я днями шлялась неизвестно где, поэтому и заболела. Будто я не понимаю, что все это не про ангину. И вообще не про меня. Будто я не вижу, что она из-за этого урода с собой не справляется.
Вспомнилась цитатка из Нета:
«Родитель – это скала в море. Скала всегда устойчива. Что бы ни происходило, она не начинает кидаться камнями».
«Мама, не кидайся камнями».
Я так и не произнесла это вслух. Лежала и молчала. Потому что мне больно было говорить – из-за горла и вообще. Потому что говорить было не о чем. И незачем.
3
Глупо, наверное, но, несмотря на ломоту во всем теле и убийственную боль в горле, я чувствовала какое-то… облегчение, что ли. Можно было ни о чем не думать. Не загоняться. Лежать и пялиться в потолок. И чтоб в голове – вата. Оказывается, иногда хочется побыть бревном. Бесчувственным, безразличным ко всему бревном, мерно покачивающимся на легких волнах ангинного озера. А когда люголь и антибиотики озеро почти осушили, я перестала быть бревном и захотела яблок. До одури захотела. До зубного скрежета.
Яблок дома не оказалось.
Я позвонила маме и попросила купить их по пути с работы. Только это ж ждать до самого вечера!
Я решила порыться в кухонных ящиках в надежде, что где-нибудь завалялись сушеные яблочки. Мы ж каждую осень сухофрукты заготавливаем, чтоб зимой варить из них компот. К весне, правда, уже ничего не остается. Но вдруг. Вдруг яблоки чудом сохранились где-нибудь в глубине шкафа? Ну, может, хоть нес колько кусочков.
Я принялась вытаскивать банки и мешочки. Вскрывать, развязывать, трусить. Время от времени опиралась головой о стену и отдыхала. Увлекательный досуг, ага.
Это произошло, когда я уже поняла, что вряд ли разыщу вожделенные сухофрукты. Вместо яблок в одной из жестянок, стоявших в дальнем углу ближайшего к холодильнику ящика, я обнаружила ключ от машины. Мысли побежали муравьиными рядами.
Получается, Лёха пешком ушел? А почему ключ так далеко запрятал? Что-то скрывает? Да нет же, скорее всего, это запасной ключ. Но почему в кухонном шкафу? А ведь та лавочница могла что-нибудь уронить. Там, в салоне. Помаду. Платок какой-нибудь. Нет, слабый ход. Лёха без труда выкрутится: мол, какая-то пассажирка потеряла. Он же таксист как-никак. А вдруг там все-таки что-нибудь есть. Письмо, например. Ха-ха, представляю, как этот боров сидит и, высунув язык, любовное послание строчит. О,кей, сдаюсь – не знаю, какую улику можно найти у него в тачке. Только все равно я должна поискать. Выйду и посмотрю: если он на машине уехал – так тому и быть. Но раз уж я нашла ключ, то, может, это знак. Шанс, который не стоит упускать.
В адреналиновом угаре я собралась довольно быстро (для амебы, только что выбравшейся из ангинного озера). Зато когда вышла из подъезда, чуть в обморок не шмякнулась – пропитанный весной свежий воздух и обилие света – настоящий шок для ослабленного болезнью организма. С минуту я стояла в дверном проеме, вцепившись в подъездный косяк, точь-в-точь как сосед-алкаш дядя Паша, пока не почувствовала себя более или менее сносно.
К стоянке шла неспешной походкой – мол, и вовсе я и не собираюсь чужую машину обыскивать, и вообще меня родители послали забрать… гмм… забытый телефон. Впрочем, можно было скучающий вид и не делать, таксисты все равно разъехались. На стоянке осталась всего одна тачка, и это был Лёхин драндулет. Йес!
Я пикнула брелоком, открыла переднюю дверцу и плюхнулась на кресло рядом с водительским. Что у нас тут? Иконки на приборной панели. Спаси и сохрани. Ну-ну.
Подергала бардачок. Заперто. Нет, что-то он скрывает, точняк.
Я принялась рыться с удвоенным энтузиазмом: пошарила рукой в карманах на спинках передних сидений, отогнула солнцезащитный козырек, осмотрела пол и даже под коврики заглянула. Потом перебралась на задние сиденья. Прощупала все щели и выемки, а затем, согнувшись в три погибели, проверила под ковриками. И вот как раз тогда, когда я с пола поднималась, боковым зрением приближающегося к стоянке отчима и выхватила.
У него в машине задние стекла тонировкой покрыты – наверное, поэтому он меня не увидел. Или из-за того, что я молниеносно на пол кинулась, а он в тот момент смотрел в другую сторону. Во всяком случае, за шиворот он меня не выволок (хоть я и ждала этого, втянув голову в плечи и зажмурив глаза). Просто открыл машину, сел за руль и завел двигатель.
Вариант встать и обозначить свое присутствие я даже и не рассматривала. Причин тому было столько, что вот так сразу и не скажешь, чем я в первую очередь руководствовалась. Страх, что он меня прибьет? Отсутствие идей, как объяснить, что мне здесь надо (правда, даже соврать было нечего)? А может быть, все дело в том, что решение раскрыть маме глаза созрело окончательно и не подлежало пере-смотру?
Так или иначе, когда отчим закончил прогревать двигатель и тронулся, я осталась лежать на полу. А перетрусила я, похоже, неслабо. Иначе как объяснить, что только когда мы со стоянки выехали (я это поняла, потому что машина сделала поворот), до меня дошло: если отчим едет таксовать, то очень скоро он узнает о том, что я в салоне. Нет, конечно, гипотетически пассажир может и переднее сиденье выбрать. Но не факт. Люди чаще назад садятся. Или нет?
Пока я об этом размышляла, то не замечала, что правой коленке больно (она во что-то твердое уперлась). И что спина затекает, тоже не чувствовала. Но мы все ехали и ехали, и теперь я уже только о том и думала, как бы наконец распрямиться.
А отчим все не останавливался. Мы целую вечность пилили. С одной стороны, меня радовало, что он вроде как пассажиров брать не собирается, а с другой – я уже почти не ощущала правую ногу. Ме-е-едленно приподнялась на руках – совсем чуть-чуть, чтобы в окно хоть одним глазком глянуть. Глянула. Обмерла и снова опустилась на пол.
Он меня заметил. Конечно, заметил. И теперь убьет. И закопает. И никто никогда меня не найдет. Я это поняла, потому что за окном тянулся лес. Деревья, деревья, деревья.
Вот попала…
Как будто воочию увидела: Лёха сидит напротив мамы за кухонным столом и свысока (тут он мастер восьмидесятого левела) вещает:
– Лидка, мы же оба знаем, что Ксюха с заскоками. Разве нормальные девочки занимаются карате или слушают рэп? А как она срывается и орет – сразу ж видно: не все дома. И классная ее сказала, что особняком от других детей держится. Помнишь, ты после собрания рассказывала? Девчонка проблемная, а тут еще пубертат. Вот ее и накрыло. Свалила куда-то. Вольной жизни захотела. Не ной. Найде тся…
Меня передернуло: то ли от отвращения, то ли я на полу замерзла.
Стоп. Он же не знает, что я догадалась. А значит, у меня есть время, чтобы позвонить маме или в полицию.
Я достала из кармана смартфон и засомневалась. Вдруг он все-таки меня не заметил? Вдруг едет, к примеру, на турбазу? А что? Отличный вариант для встреч с любовницей. И уж точно никто не спалит.
Я решила: напишу маме эсэмэску. Мол, так и так, я в машине у Лёхи, он выехал в пригород. Если не вернусь, значит, он меня убил.
Пока я раздумывала, как бы написать, чтобы он в случае чего не выкрутился, упустила момент, когда отчим с шоссе свернул. Спохватилась, когда машина уже сильно замедлила ход.
Молнией мелькнула мысль: вот и конец.
4
Время от времени на меня находит, и я обещаю себе стать более общительной и приветливой. Мысленно толкаю речь: «Ксю, сколько можно быть нелюдимой. Ты хоть попробуй. Вот прямо с понедельника и попробуй. Почему бы не воспринимать школу как тренировочный плацдарм для развития коммуникабельности? Ты ж все-таки не инопланетянка, чтобы испытывать трудности, налаживая контакт с землянами. Или ты чего-то не помнишь? Может, все-таки инопланетянка? А? Давай же, Ксю, сделай усилие!»
Я все еще помню о решении сделать усилие, снимая куртку в школьной раздевалке. На скамейке позади меня возится Димка – тощий очкарик с первой парты третьего ряда. Оборачиваюсь. Димка тащит из мешка сменку, будто это и не сменка вовсе, а упирающийся клешнями краб.
– Привет! Как провел выходные? – бросаю я пробный шар.
Очки как два иллюминатора. За иллюминаторами плещется изумление. На лбу у Димы горит вопрос (на манер надписи на кольце Всевластия): «Что с ней? Заболела?»
– Привет, – сглотнув, отвечает Дима. – Норм.
– Чем занимался? – не оставляю я попыток завязать беседу.
– С пацанами тусил, к репетитору ездил. А что?
– Да так, пытаюсь узнать одноклассников поближе.
Дима пожал плечами и двинул к выходу. У дверей оглянулся через плечо – решил, наверное, проверить: это правда я у него сейчас про выходные спрашивала или ему примерещилось.
Нет, все-таки инопланетянка. И все равно я обязательно начну прокачивать коммуникабельность. Когда-нибудь я снова попробую. Но не сегодня. Не сегодня.
После уроков я чуть ли не бегом неслась домой. Неслась и повторяла, как заклинание: «Хоть бы никого не было, хоть бы никого не было!» Знала: мать-то вряд ли с работы раньше времени явится. А вот от Лёхи никогда не знаешь, чего ожидать.
Заклинание сработало.
Я с порога бросилась к компу – сразу же, как только скинула обувь и верхнюю одежду.
Пока система грузилась, я размышляла: что в поиск-то вбивать. Лес, пакет, коряга? Вообще-то были у меня кой-какие соображения и без Гугла. И они, эти соображения, меня настораживали. Пугали даже.
По запросу «лес, пакет, коряга» поисковик выдал несколько лайфхаков про использование коряги в аквариуме. М-да… не то. Ту корягу уж точно ни в один аквариум не засунешь – слишком уж здоровая и растопыристая.