Никита удержала саму себя от мольбы и удержала слезы, заблестевшие в уголках глаз. «Я благодарна тебе за эти мгновенья. Сколько бы мне ни осталось, я буду благодарить тебя до последней секунды, ничего не прося, не вымаливая еще крохи счастья. Я готова…»
Она взяла старика за руку… И ей вдруг стало спокойно-спокойно.
Если они дойдут до Метро, дойдут до Коммунаров, все сложится. И она сможет быть с единственным мужчиной, которого полюбила за свою жизнь, — столько, сколько получится.
Когда тишину мертвого города нарушила яростная и злая автоматная очередь, лейтенант Екатерина Никитина отчетливо услышала звон превращающегося в осколки стекла — последняя песчинка из разбитых часов устремилась навстречу неизбежности.
Глава 20ОТШЕЛЬНИК
Еще один цикл завершен. Неутомимое время совершило виток и вернулось туда, где я впервые увидел разрывающие полотно неба винтокрылые машины. Тогда мне было неведомо, кто и зачем нарушил мертвенный покой города, кто вывел меня из затянувшегося беспамятства. И я пошел вослед железным птицам.
Путешествие на юг сквозь запретные пределы Щорса выдалось недолгим — обитатели Пояса признали во мне Отшельника, пусть и постаревшего на шестнадцать бесконечно долгих и бессмысленных лет, и помогли. Простым смертным неведомы тропы, открытые мастеру Биту, основателю Ордена Зеркала, и его верным служителям, навсегда переставшим быть людьми… Я не захотел верить в дурные вести, принесенные странными существами, и пошел дальше, в душе понимая, что уже слышал правду — горькую, ненавистную, пугающую.
Прося юношу с забавным прозвищем Живчик, что жил на «внутренней» станции Ботаническая, разведать интересующую меня местность, я знал, что рискую его жизнью напрасно. Еще один грех в бездонную копилку. Однако скоро за все воздастся. Уже не боюсь…
Жаждущий крови Бункер неистребимой гидрой вновь поднимал свою голову. Потрепанный, сумасшедший, но оттого еще более грозный. Я пытался искать помощи в Большом Метро, в местах, которые считал когда-то родными, — Конфедерации Уралмаша. До Первой войны она состояла из пяти станций во главе с казавшейся несокрушимой Динамо. Какая непростительная наивность! Руины Динамо до сих пор дымятся радиоактивным маревом, а в ее чреве копошатся гигантские черви. Начстанции Уральская, старый кадровый офицер, называемый всеми не иначе как Кремень, стоял передо мной на коленях и сам молил о помощи, заклиная именем моего верного, давно сгинувшего воина — Корнета, покровителя и заступника детей. С трудом сдерживая слезы, он показывал свои владения, превращенные в последний приют для малышей, эвакуированных со всех выживших станций ветки. Кроме детишек, нескольких женщин-воспитательниц и совсем дряхлых стариков, здесь никого не было — все остальное население держало оборону на Машиностроителей. Проспект Космонавтов уже был сдан Царю Грез — никем не виданному, но, несомненно, существующему кошмарному чудовищу, повелителю подземных тварей — кротов, саламандр и летучих крыс. Я прошел уралмашевской веткой, я заглядывал в глаза ее защитников и не видел ничего, кроме отчаяния и ожидания смерти, — они знали о предначертанной им участи. Отчаяние помогло пробиться дальше, на погибший Проспект. Там, хранимый судьбой, я узрел самого Царя Грез и его миньонов, но на Уральскую уже не вернулся: для отважного Кремня и его обреченных людей не было добрых вестей, как не было и надежды.
Я двинулся на восток. Про Втузгородок, ЖБИ и озеро Шарташ ходили легенды, одна страшней другой, но выбора уже не было. Сам город вел меня тайными путями, укрывал от врагов, являл картины былого и ужасы грядущего. Прах и пепел — покинутая, обезлюдевшая пустошь, населенная лишь блеклыми тенями, чьими-то истлевшими воспоминаниями…
Разуверившись найти надежду на востоке, я двинулся на запад. Но и там город оказался неумолим к моим поискам. Люди проявляли завидную волю, выживали в адских, невыносимых условиях, боролись до последнего вздоха — вот только яростный, бескомпромиссный инстинкт самосохранения почти всех превратил в диких животных, настоящих хищников, готовых на все. А кто попытался сохранить в себе человека, стал жертвой, пал от острых клыков и удлинившихся когтей своих бывших сородичей, а ныне падальщиков сумеречного Запада.
Когда я возвращался на Гео — мертвую станцию Геологическая, приютившую и ставшую домом, мне явилась призрачная женщина в старинном зеленом платье. Лица ее, укрытого дымкой-вуалью, рассмотреть не удалось, зато насмешливый голос показался смутно знакомым.
— Здравствуй, Отшельник.
— Кто ты?
— Ничего не меняется. Ты никогда не отличался вежливостью, а ведь когда-то было принято отвечать приветствием на приветствие. Впрочем, неважно. Я пришла не манерам тебя учить… Хочу немного поторговаться.
— Приступай.
— Мне нужна твоя смерть.
— Обычно все охотились за моей жизнью…
— Она уже ничего не стоит, тебе осталось недолго.
— Допустим. Что же ты предлагаешь взамен?
— Информацию. Ту, которой владел Игнат Москвич, но не успел передать тебе.
— Она неполная, а потому бесполезная. Раз он сам не смог ею воспользоваться.
— Молодец, Отшельник, все правильно. У Игната не было ключа, чтобы воспользоваться мощью. Я дам тебе его.
— Даже если ты лжешь, мне не нужна моя смерть, забирай ее. Как я получу свое?
— Двое ребят с той стороны Пояса — идут сюда. Ключ уже у одного из них, а дневники Москвича они скоро получат.
— Честная сделка, хоть и глупая. Так кто ты?
Но женщина уже покинула меня, оставив в тягостных раздумьях. Она предложила многое, затребовав ничтожное… Однако через минуту я забыл о странной встрече, слишком много их произошло в последнее время, слишком много вопросов, без единого намека на ответы.
Город оплакивал своих ушедших творцов, богов, что низверглись в пропасть. Он служил нам, хранил сколько мог, но не сумел защитить от самих себя. Хозяева жизни… Ха! От нас остались жалкие осколки, всего лишь несколько тлеющих очагов сопротивления. Сколько продержится Уралмаш? Неделю, месяц? В любом случае он обречен, потому что ничего не может противопоставить монстру с Севера. Ботаника, Чкала? Уже потеряли независимость, не сумели выжить даже в «тепличных» условиях. Бункер? Свирепый агрессор, однажды поставивший Свердловск на грань уничтожения, ради нелепых амбиций уничтоживший оплот Большого метро? Да, ему под силу продлить агонию бьющегося в конвульсиях города — слишком могущественные силы стоят за теми, кто прибыл сюда на небесных машинах. Однако даже им, уверенным в правоте и бесконечном могуществе далеких покровителей, неведомо, что отлично вооруженные, снаряженные всем необходимым владыки еще того, доапокалиптического мира, проигрывают битву за битвой миру новому, отрицающему старых богов. Они отступают по всем фронтам, бегут без оглядки, и иного выхода у них нет. Теперь мы все здесь чужие… Екатеринбург — несчастное, измученное сердце Урала, всего лишь плацдарм, очередная точка для отхода. Они попытаются закрепиться, задержаться подольше, но изменить ничего не смогут — слишком несоизмеримы силы. Сама природа восстала против варваров, превративших планету в радиоактивную помойку.
Город показал мне свою изнанку, я видел нарождающихся Хозяев, что придут после нас… вместо нас… Мы должны уйти. Сейчас, пока не стало слишком поздно. Еще есть шанс — призрачный, иллюзорный, но шанс. Распятый Екатеринбург готовится к смерти — не первой для него, но последней. Он знает, что ему суждено стать кровавой ареной, полем боя, где схлестнутся иные, неведомые и непонятные нам существа. Он просит меня увести выживших, спасти хоть кого-нибудь…
Горный Щит, село с говорящим названием, что раскинулось за южной окраиной Екатеринбурга. Суждено ли ему стать колыбелью, пристанищем для Последних? Мне открыто лишь то, что имя мое будет покрыто вечным позором и поставлено в один ряд с Каином, а того, кто возглавит Великий Исход, нарекут предателем и проклянут потомки. Что ж, такова судьба каждого, кто посмел заглянуть в Зеркало…
Да, человеку уготован новый Каменный век, но за Каменным неизменно приходит Железный. А за тотальным истреблением нет ничего. Мы должны отступить, чтобы когда-нибудь попытаться вернуться. Мы рвемся напролом сквозь ад, но все время идем не в ту сторону… Ниже ада не будет уже ничего. Совсем. И мы опять застыли у последней черты.
Мне предстоит небольшая вылазка из обители, на полтора десятка лет приютившей мое тело — где же бродила душа, пусть останется тайной, — до места, где сойдутся линии судьбы и пересекутся Прошлое, Настоящее и Будущее.
Прошлое — вечный вояка Вольф, неутомимый игрок, мечтающий закончить однажды начатую партию. Настоящее — посланник далеких и могущественных сил. Пусть сам он еще не появился на сцене, но его энергичный протеже — блондин с изуродованным лицом — может зайти очень далеко. Будущее — двое ребят с покоренной станции, изгнанники без дома и родины. Одного из них ждет проклятие рода человеческого, судьба второго еще не предрешена, а может, укрыта от моего взора.
Время последней молитвы. Я читал ее, впервые понимая сокровенный смысл слов «Защити меня силою Честного и Животворящего Креста Твоего»… Прикладываю три сложенных воедино пальца ко лбу. Вершина Креста — Страдание, самый страшный миг в жизни, когда я понял: все те, кто составлял ее, остались с внешней стороны….
Рука опускается к животу — Борьба. Она помогла пережить Страдания. Я бился отчаянно, стремился защитить идеалы нового мира, искал новый смысл, тщился победой оружия искупить горечь и проиграл… Пальцы касаются правого плеча — здесь Опустошение и Отчаяние, новая Потеря и Падение длиною в шестнадцать долгих лет… Беспамятство… Рука завершает вычерчивать в воздухе святой символ и теперь касается левого плеча — это последний шаг, Самоотречение… Самый тяжелый, невозможный… Мне предстоит предать свой род, смешать свое имя с грязью, а всю память об Отшельнике превратить в бесконечное презрение. Человек — это борьба с собой, с окружающей средой, с жизнью и смертью. Вечный солдат на придуманной им войне. Я не позволю сгореть ему в столь вожделенном пламени ярости и войны, которое больше не очищает, а лишь испепеляет. До конца, до