— Не поедешь, конечно, — с точно такой же интонацией ответил Бернар. — Я с Эрикой поговорил уже, пока ты в ванне прятался.
— Я не прятался! — запротестовал Риккерт, от возмущения даже выпустивший край толстовки Бернара. — Я зубы чистил!
— В общем, не суть, — не очень понятно сказал Бернар. — Но есть проблема.
— В клуб я сам пойду, — Риккерт снова засопел. — Я уже не маленький.
— Ага, да, — Марк покивал. — Ты пойдешь сам в клуб. А на улице тебя остановит дядя полицейский из Первого децерната. И поинтересуется, почему молодой человек твоего возраста в такое неспокойное время бродит по улицам в одиночку.
— А я от него убегу, — уже не так уверенно сказал Риккерт.
Марк всем лицом выразил свое отношение к такому вопиющему нарушению закона.
Риккерт потух.
— Сегодня я тебя сам отведу, — безапелляционно сказал Марк, поднимаясь. — А дальше уже разберемся. Найдем тебе няню, еще кого там. В общем, все будет… — он запнулся. — Нормально будет, да.
Марк пожалел о своем обещании почти сразу же — но слово есть слово, особенно данное ребенку.
— Я уже не ребенок, — мрачно сказал Риккерт, когда они припарковались возле современного здания с огромными окнами.
— Конечно, — согласился Марк и, перегнувшись через него, зарылся в бардачок.
В ворохе бумажек (какие-то из них, наверное, были отчетами, но это не точно), смятых пластиковых стаканчиков (в одном из них Марк обнаружил начатую упаковку презервативов и быстро сунул все обратно и поглубже на дно бардачка) и проводов (кажется, в этом клубке была и потерянная самим Марком несколько дней назад зарядка для телефона, но и в этом он не был уверен) он нашел пакетик арахиса и вручил его Риккерту.
— Поэтому я предлагаю тебе арахис, а не леденец, — очень серьезно сказал Марк. — Как уже не ребенку.
Риккерт закатил глаза и вылез из машины.
Арахис он предусмотрительно сунул в карман джинсов.
Здание клуба внутри оказалось прохладным, гулким и более просторным, чем выглядело снаружи. Марк оглядывался по сторонам и еле успевал за Риккертом, который шел вперед с мрачной целеустремленностью.
— Круто у вас тут! — высказался Марк наконец.
Риккерт дернул плечом.
— Это не самый крутой клуб, где я бывал, — снисходительно сообщил он. — Дома… — он запнулся и поправился с неожиданным ожесточением: — Во Фламандии клуб был круче.
Марк нагнал его и зашагал рядом, не делая попыток взять за руку, но безмолвно показывая, что очень внимательно слушает.
— Там и город побольше, чем тут, — Риккерт остановился у одной из дверей, кивком показал Марку на пластиковые скамейки возле стены. — Поэтому Эрика и хочет уехать.
Не став на этот раз поправлять Риккерта, Марк послушно уселся на скамью.
— У тебя есть сорок пять минут, — понимающе хмыкнув, сказал Риккерт и скрылся в аудитории.
Эти сорок пять минут Марк провел весело и с пользой. Настолько весело и с такой пользой, что Риккерту далеко не сразу удалось его разбудить: пришлось почти свалить Марка со скамьи на пол, чтобы добиться от него чего-то более вразумительного, чем «у меня выходной».
— В холле есть автомат с напитками, — сочувственно сказал Риккерт, глядя, как Марк трясет головой и пытается разлепить глаза.
Марк взял себе баночку кофе, Риккерту — газировку, и они вдвоем уселись уже снаружи, у фонтана в небольшом скверике, отделяющем вход в здание от парковки.
— Как прошло? — спросил Марк, открывая кофе.
Риккерт повел плечом.
— Детский мат поставил, — с плохо скрываемым торжеством в голосе сказал он. — Мастер считает, что мне уже пора на разряд.
— А ты что?
Риккерт пожал плечами и ничего не ответил.
— У тебя большие успехи, — не найдя, что еще сказать, похвалил его Марк.
Риккерт фыркнул.
— Тут играть особо не с кем. И соревнований почти нет. В соседний город только ехать, но ради меня одного никто не будет заниматься организацией.
— Это так мастер твой говорит? — недоверчиво спросил Марк.
— Нет, — коротко ответил Риккерт и опять замолчал.
Какое-то время они сидели, глядя на струйки воды и попивая свои напитки.
— Марк, — вдруг сказал Риккерт. — А ты в детстве участвовал в каких-нибудь соревнованиях?
— Не довелось, — Марк вздохнул и постучал баночкой о зубы. — У оборотней детство, ну, немного другое.
— Хотел бы я тоже быть оборотнем, — буркнул Риккерт. — Тогда бы она меня не забрала.
— Не она, а твоя мама, — поправил его Марк и снова вздохнул. — Так все плохо?
— Папа думает, что я ничего не слышал. А я слышал прекрасно, как они ругались по телефону. Она… Мама уже билеты взяла. Сказала, что постановление о разводе по почте придет. И что, если понадобится, она придет к нам с полицией. Смешно — к полицейскому с полицией.
— Смешно, — задумчиво согласился Марк. — А ты не хочешь, да?
— Не хочу.
Риккерт встал, по-взрослому смял пустую банку и метким броском отправил ее прямо в урну.
— Поехали, — скомандовал он. — Только следи за дорогой, пожалуйста, мне совсем не хочется потом придумывать тебе алиби.
— Зачем мне алиби? — оторопело спросил Марк.
— Ну как же, — Риккерт посмотрел на него непроницаемыми темными глазами. — Собьешь какого-нибудь велосипедиста. Придется прятать труп. А как его прятать? Жрать придется, как настоящие оборотни делают.
— Я не жру велосипе… — запротестовал Марк. — Сиповело… Бля, какое сложное слово!
— Не ругайся при детях, — веско сказал Риккерт. — И поехали уже. А то ты, может, и не жрешь…
Всю дорогу обратно Марк бурчал о слишком распоясавшейся молодежи. Риккерт в ответ не менее занудно ворчал, что, вообще-то, это Марк должен был за ним следить, а не наоборот. И что раз уж Риккерт достаточно взрослый, чтобы водить за ручку спящих полицейских — обермейстеров, между прочим! — то уж в клуб бы он и самостоятельно мог сходить.
Так, вяло пикируясь, они доехали до децерната.
— И вообще, — сказал Марк, загоняя джип на стоянку. — Старших надо уважать.
Риккерт угукнул.
Марк посмотрел сначала на него — Риккерт сидел очень прямо, глядя сквозь лобовое стекло и сжимая ремень безопасности обеими руками, — потом туда, куда он смотрел.
В курилке возле крыльца маячили две фигуры. Две ладных женских фигуры. Одна принадлежала Элис, а вторая…
Марк, не глядя, дотянулся и потрепал Риккерта по голове с волосами точно такого же рыжеватого отлива, как у второй женщины в курилке.
— Держись, парень, — серьезно сказал Марк.
Риккерт угукнул еще раз.
Эрика не обернулась, пока они не подошли на расстояние нескольких шагов. Из-за ее спины Марку было видно сконфуженное лицо Элис, которая явно очень хотела оказаться где-нибудь подальше отсюда.
— Мам? — нерешительно сказал Риккерт после толчка Марка.
— Иди в машину, — все еще не оборачиваясь, сказала Эрика.
Риккерт набычился и быстро шагнул назад. Марк еле успел удержать его за плечо.
— Поезд через час, — голос Эрики по холодности мог бы соперничать с тоном Свена Кристенсена, будь он неладен. — Твои вещи в багажнике.
— Я не поеду, — негромко, но твердо сказал Риккерт.
Эрика наконец повернулась, одарила Марка пылающим взглядом — полной противоположностью льду в ее словах — и повторила, делая отчетливые паузы между словами:
— Я. Сказала. Иди. В машину.
— Я. Сказал. Я. Не поеду, — эхом отозвался Риккерт, поднимая подбородок и прищуриваясь.
— Эй, парень, полегче, — сказал Марк, сжимая пальцы у Риккерта на плече.
Тот, казалось, и не заметил.
Зато заметила Эрика.
— А тебе лучше бы вовсе молчать, — сказала она, щурясь почти так же, как Риккерт. — Это ж надо было додуматься — таскать ребенка по городу сейчас. В компании с оборотнем!
— Я не ребенок, — подал голос Риккерт, но уже не так уверенно.
Эрика потерла лоб и снова посмотрела на него.
— А где… — начал было Марк.
Задать вопрос полностью ему не позволил хлопок входной двери и мягкий голос Элеоноры Галенкаф:
— Эрика, Риккерт. Мы вас ждем. Чай уже почти остыл. Вы как раз успеете выпить по чашечке до поезда.
Она легко сбежала по ступенькам и приобняла Риккерта, уводя его из-под руки Марка и что-то воркуя на ухо. Мягкой настойчивости Элеоноры сопротивляться не мог никто — даже одиннадцатилетний мальчик, разрывающийся между отцом и матерью. Риккерт еще побурчал недовольно, но в его голосе уже не было той стальной решимости, что еще минуту назад. Как и в Эрике. Она задержалась на секунду, посмотрела на Марка неожиданно больным взглядом и тихо, так, чтобы ее не было слышно с крыльца, сказала:
— Ты же понимаешь.
Марк отвел взгляд и посторонился, пропуская ее.
Элис ничего не спросила, но очень красноречиво перевела взгляд с закрывающейся за Эрикой двери на Марка. Тот чихнул, потер под носом рукавом, вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Элис затушила свою сигарету и, поколебавшись, вытащила из своей пачки еще одну.
— Ты же знаешь, что Бернар — не урожденный оборотень? — спросил Марк, щелкая зажигалкой.
Элис кивнула и потянулась сигаретой к огоньку.
— Риккерт родился до того, как Бернара… — Марк мимолетно и горько усмехнулся. — Покусали. Он на сто процентов человек и оборотнем может стать только так же, как его отец. Вот если у Бернара будет второй ребенок, тот может стать оборотнем. Или ребенок ребенка. Там сложно все.
— Да, я знаю, — сказала Элис и выпустила клуб дыма. — У нас был курс генетики, ммм… unhuman генетики.
Марк рассеянно кивнул.
— И к чему ты это? — поинтересовалась Элис.
Марк наконец подкурил и глубоко затянулся.
— Риккерт — не оборотень, — невнятно сказал он. — Но он пахнет оборотнем. Понимаешь?
Элис задумчиво покивала.
— Разве вампиры чувствуют запахи так же, как вы?
— Нет. Это не запах. Не знаю. Это что-то, наверное, на молекулярном уровне. Или на каком там они чувствуют, — Марк затянулся еще раз, второй затяжкой почти добив сигарету до фильтра. — Если ты тесно общаешься с оборотнем, вампиры будут реагировать на тебя почти так же, как на оборотня. Ну, может, чуть послабее. У ликантропоманов реакция, конечно, сильнее.