Немного погодя, Андрей слегка приоткрыл один глаз, выглянув из-под капюшона. Впереди, вдоль обочины дороги, простиралось достаточно большое ядовитое болото. Мёртвая и гниющая топь, испещрённая пузырящимися озёрами чёрной жижи, из которых ввысь поднимались зелёные, багровые и мутно-синие клубы испарений. Болото источало не просто зловоние – оно буквально “дышало” ядом и безумием, которое проникало в голову, словно капли уксуса в открытую рану.
Один из охранников каравана, демон с зазубренными наплечниками и мечом за спиной, резко обернулся, закричал что-то на искажённом демоническом языке. Его ездовой ящер, шедший сбоку каравана, внезапно взревел хриплым гортанным звуком, задрав голову вверх. Из его пасти вырвался отвратительный хрип, глаза налились мутной желтизной, вены вздулись на морде. Ящер забился в судорогах, потом резко развернулся и вцепился зубами в своего всадника, как бешеная собака.
– Он сошёл с ума! СПРЫГИВАЙ С НЕГО! – Тут же заорал один из охранников. Но было уже поздно. Звук хруста костей и рвущегося мяса прорезал гул каравана. Демон-охранник успел только вскрикнуть, прежде чем пасть зверя сомкнулась на его плече, и огромные зубы пробили броню. Кровь зашипела, попав на обочину – и мгновенно подняла пар.
– Убейте зверя! Убейте, пока не бросился на других! – И сразу три копья вонзились в тело обезумевшего ящера, но он всё ещё дёргался, извивался и рвался к оставшемуся охране. Только после четвёртого удара – меткого, прямо под глаз, зверь упал на бок, дёрнулся ещё дважды и замер, выпустив из пасти кусок доспеха и мяса. Раненого демона быстро подхватили. Он был жив, хоть и тяжело. С его плеча свисали клочья мяса, шея была истерзана, а грудная пластина пробита насквозь.
– К лекарю! Быстро! – Тут же прикрикнул старший над караваном, а затем указал. – Туда. В повозку с зерном. Положите его рядом с тем… спящим.
Андрей медленно повернул голову, когда почувствовал, как на его воз закидывают тяжёлое тело, пахнущее кровью, железом и болотом. Рядом с ним теперь лежал бледный, измождённый и израненный демон, с буквально выцветшими от боли глазами. Он был в полубессознательном состоянии, но всё ещё жив. На его раны наложили какие-то травяные мази, которые дымились при контакте с плотью, и обвязали резаной шкурой болотных зверей, впитывающей яд.
На всё это Андрей ничего не сказал. Он так и лежал с полузакрытыми глазами, маска всё так же скрывала его лицо. Лишь в глубине глаз сквозила напряжённая тревога. Так как он уже и сам понял, что это болото было не просто ядовито. Оно пробуждало дикость, разрушало разум, и вызывало ничем не ярость. И если у них только одно такое животное сорвалось… Значит, остальным повезло чуть больше. Но надолго ли?
Когда багровое солнце Нижнего Мира опустилось за изломанный горизонт, окрашивая небо в цвета старой крови и ржавчины, караван свернул с дороги и медленно потянулся к широкой, каменистой площадке, что скрывалась в тени угрюмых скал. Это место словно нарочно было выдолблено в теле земли. Почва тут была мёртвой, затвердевшей, будто запекшаяся рана, а скальные выступы, окружающие площадку, напоминали зубцы чудовищной пасти, замершей в беззвучном рыке.
Однако, главное, что сразу бросилось в глаза Андрею – это резные каменные столбы, установленные по периметру площадки. Их было ровно семь. Высокие, почти в человеческий рост, шероховатые, будто вытесанные вручную из чёрного базальта, они были покрыты сложными узорами и резьбой, местами напоминающей шрамы или письмена, выжженные на кости. Каждый столб источал лёгкое колебание – пульсацию магии, как будто где-то глубоко внутри них билось сердце, выверенное под ритмы чего-то древнего и могущественного.
Демоны из каравана вели себя спокойно, почти машинально. Они ставили лагерь, разводили огонь в очаге из плоских камней, расставляли стражу и даже переговаривались, будто всё происходящее – обычный, привычный ритуал. Один из них с ленцой прошёл вдоль тотемов, провёл рукой по их поверхности, что-то бормоча на старом языке. После этого он вернулся к огню и уселся, не обращая больше на столбы никакого внимания.
Андрей же, оставаясь на возу, всё это время наблюдал из-под капюшона. Ведь парень и сам уже прекрасно понимал тот факт, что встать и начать с интересом рассматривать тотемы, пытаться их изучить, он просто не может. Это было бы самоубийством. Ему нужно было продолжать играть роль местного. Даже маска, скрывающая его лицо, не спасла бы от вопросов, если бы он начал проявлять интерес к тому, что все считают достаточно обыденным.
Но его взгляд, острый и жадный, хотя и достаточно скрытый, скользил по плетениям. Магия тотемов была очень стара, архаична, соткана из несимметричных петель и разрывов, которые складывались в плетения-паутины. Потоки силы проходили по спиралям, уходя под землю, связываясь между собой. Он заметил, что каждая из спиралей направлена к центру площадки, словно охватывая её невидимым кольцом. Это была печать, без сомнения. Не агрессивная, а отталкивающая – барьер, предназначенный не для ловушки, а для отсечения.
Пока все были заняты ужином и распределением мест для сна, Андрей медленно поднялся, вытянулся, будто просто размял затёкшую спину, и мельком перевёл взгляд от одного столба к другому. Он старался вспоминать символы, фиксировать их расположение, внутренне рисуя про себя структуру печати.
Некоторые знаки он узнал. Так как это были элементы рунической школы пограничных миров, он видел нечто подобное в старых свитках наставника… Того самого, что оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Но здесь – всё было куда сложнее. Некоторые руны… Не имели смысла, если судить о них по человеческой логике. Они собирались в искажённые формы, которые заставляли даже внутренний взор спотыкаться, как нога о неровный камень.
Именно здесь Андрей понял, что эти тотемы не просто защита. Это были своеобразные маяки, узлы поля. Они не отпугивают чудовищ напрямую, а искажают пространство вокруг, создавая зону, в которую те, у кого искажённая суть, войти не могут. Это объясняло то, почему площадка была такой спокойной. Звуки за её пределами гасли, даже насекомых здесь не было слышно. Он устроился в дальнем углу лагеря, под навесом телеги, укрылся плащом и, глядя на играющие в огне тени столбов, шептал одними губами:
– Запомнить. Запомнить всё до последней линии…
Он знал, что позже, в безопасности, он сможет воссоздать эти плетения. И, возможно, сделать такие же печати сам. Не столь мощные – но достаточные, чтобы в будущем защитить себя от тех, кто будет за ним охотиться. А охотники в Нижнем мире – никогда не спят.
Ночь в Нижнем Мире не наступает, как это было привычно парню. Она опадает, словно затхлая пелена, медленно поглощающая даже сам свет. Когда багровое солнце, будто окровавленный глаз, закатилось за скальные гребни, наступило время шорохов – та самая глухая, вязкая тьма, в которой исчезали даже тени.
К тому времени караван уже обустроился на площадке, окружённой тотемными столбами, и вскоре в её центре затрещал костёр. Огненные отблески ползали по лицам и панцирям, метались в глазах охранников и застывали на лезвиях оружия. Демоны спали тревожно, поодиночке не отходили от лагеря. Даже те, кто казался дюжим и опасным, – всё равно чувствовали невидимое давление ночи. Их инстинкты, закалённые жизнью в этих землях, не знали ни праздности, ни беспечности.
Андрей же устроился в тени ближайшей телеги, накрывшись плащом, притворно дремал, но на деле каждый его нерв был натянут, как струна. Он слушал. Сначала – лишь треск дров и тихие разговоры. Но чем темнее становилось небо, тем меньше слов, и больше – тишины, в которой рождались первые зловещие признаки жизни по ту сторону защиты.
А потом парень услышал… Сначала это был тихий скрежет, будто когти прочищали окаменевшие лёгкие мира. Звук постепенно приближался. Но затем… Вдруг резко прекратился, будто кто-то наткнулся на стеклянную стену. Воздух вздрогнул, как от натянутой струны, и вдоль одного из тотемов пронеслось мелькание искажённой тени, моментально рассыпавшейся, или метнувшейся в обратную сторону.
Спустя какое-то время что-то завыло. Не голос… А именно голоса. И этот многоголосый вой звучал так, как будто кто-то натянул горло чудовища, как струну, и провёл по нему когтями. От звука завибрировал воздух, и даже огонь на мгновение пригнулся к земле. Один из ящеров, запряжённых в телегу, зарычал и ударил когтистой лапой, но быстро угомонился. Будто его укрыли покрывалом, на котором были вышиты защитные узоры.
Тяжело вздохнув, Андрей приподнялся чуть выше, прикидывая расстояние до ближайшего тотема. Магическое поле дрожало. Он чувствовал в нём напряжение, словно та поверхность – не камень, а ткань, которую кто-то изо всех сил тянут в разные стороны, проверяя, когда она порвётся. Но каждый раз, когда очередная тварь пыталась прорваться сквозь барьер, происходил почти неслышный разряд, как электрический хлопок. И снова воцарилась тишина, которая могла означать отступление. Лишь изредка цокот когтей по скале, уходящий куда-то вдаль.
Так было несколько раз за ночь. Сначала одно существо… Потом, ближе к середине ночи, двое… Они пришли со стороны ядовитого болота. Их силуэты были едва различимы во тьме – высокие, сплетённые из суставов и дыма, с горящими точками глаз. Один даже ударил по полю лапой, после чего вспыхнул, будто ударила молния, и исчез в скулящем вое. Кто-то из охранников пробормотал проклятие и плотнее сжал рукоять копья. Остальные просто промолчали молчали.
Андрей же не шевелился. Лишь внутри он всё запоминал – реакцию барьера, его "поведение", то, как он отбрасывает врага не силой, а логикой отторжения. Эта печать не защищала сражением – она переписывала законы присутствия, и существо, чья суть не соответствовала допущенному в пределах круга, просто не могло быть здесь. Оно "выдавливалось" из пространства, как ошибка из алгоритма. И это могло быть величайшим из искусств магии пространственных уровней.
Под утро все эти звуки начали стихать. Даже шорохи исчезли. Как будто существа, обитавшие во тьме, поняли, что сюда им дороги нет. Они попятились в глубины скал, к своим логовам, оставив это каменистое плато наедине с уставшими путниками и потрескивающим в затухающем под утро костре огнём.