енное исповедание, а в практику вошли человеческие жертвоприношения, ваш фюрер стал живым воплощением Князя Тьмы, а большевики превратились в защитников христианства. Единственное место, где мы могли бы скрыться – это Североамериканские Соединенные Штаты, которые не верят ни во что кроме доллара. Но это возможно только в том случае, если мы убедим тамошние власти в своей нужности, а у них, в свою очередь, уже отпадет необходимость тесно координировать свой курс с Москвой. Для того, чтобы дождаться этого момента, после разгрома Германии нам потребуется где-нибудь отсиживаться неузнанными в течение полугода, а может быть и больше, дожидаясь, пока русские помогут янки победить этих настырных узкоглазых япошек. И только потом мы сможем вылезти из нашего убежища и сказать: «Здравствуйте, мистеры, а вот и мы». Но это невозможно.
Освальд Мосли добавил:
– Кроме того, еще надо решить, на какой подлодке вы отправитесь в это путешествие. Если это будет немецкая субмарина, то ее экипаж немедленно арестует всех нас троих за измену фюреру, после чего сразу сдаст в гестапо. Если мы возьмем британскую подводную лодку, то, покинув британский порт, сразу окажемся в полной власти ее экипажа. Нашими жизнями эти люди с радость купят свое прощение от короля Георга и похвалу нового владыки мира господина Сталина. Да и осталось у нас таких подлодок всего ничего… Вы как хотите, а для себя я уже все решил. Отчаянно трепыхаться, с риском живым угодить в следственные жернова русского НКВД или католической инквизиции, я не намерен. Как только начнется большевистское вторжение, я приму яд, не досматривая этот спектакль до финала. Так будет надежнее.
– Согласен, – кивнул Арчибальд Рамзи, – только вношу одну поправку. Я предлагаю, прежде чем навсегда скрыться из лап русского правосудия, найти сговорчивого священника, который выслушает нашу исповедь и отпустит грехи. Говоря по совести, союз с дьяволом нам вменить будет довольно сложно, ибо культом «арийского бога» занимались совсем другие люди (то есть вы, Рудольф), а мы с сэром Освальдом тут ни при чем и в нашу сферу деятельности входили только сугубо светские дела, в том числе и борьба с мировым большевизмом. И это будет правда. Мы и знать ничего не знали, и ведать не ведали, считая все ужасы вражеской пропагандой. Надеюсь, что хоть по ту сторону жизни и смерти нам будет дарован вечный покой, хотя я лично ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем не сожалею, кроме того, что фюрер германского народа Адольф Гитлер оказался полным идиотом, каких и в Бедламе надо еще поискать…
21 июля 1943 года. Утро. окрестности Мюнхена, местечко Хартхаузен, реабилитационно-сортировочный полевой лагерь для лиц освобождаемых из нацистских концлагерей и тюрем.
Мафальда Савойская, жена принца Филиппа Гессенского, а ныне личный враг Гитлера с неопределенным положением.
Уже пять дней мы с детьми находимся под совместной опекой русских властей и Римской Католической Церкви. Да-да, черно-белые одеяния монахов и монашек доминиканского ордена (особенно монашек) встречаются тут даже чаще, чем форма солдат армии большевиков. Русские солдаты – это обычно пожилые мужчины, ветераны еще прошлой войны, они обычно выполняют тут хозяйственные функции. Они вооружены, но в их обязанности не входит удерживать кого-то на территории лагеря. Не занимается препятствованием побегам и дислоцированное поблизости небольшое боевое подразделение. Ему вменяется оборонять наш лагерь, если на него наткнется блуждающая группа немецких солдат, и не более того.
Нам сказали, что поскольку никто из нас не считается преступником или врагом, то любой человек из этого лагеря может идти на все четыре стороны когда захочет. Для этого надо лишь предварительно получить на руки сухой паек из сухарей и консервов на три дня, а также так называемую «справку об освобождении», в которой на двух языках, русском и немецком, написано, что податель сего освобожден Красной Армией из нацистского концлагеря или тюрьмы. Но никто и не думал бежать отсюда. Мало кто в такое неспокойное время рискнул бы покинуть это место и отправиться в путешествие на свой страх и риск. Кроме того, силой, удерживающей людей здесь крепче любых цепей и колючей проволоки, являлись полевые кухни, три раза в день раздающие простую, но очень сытную пищу. Горячая еда – какое же это блаженство после долгих дней полуголодного существования!
Кстати, беседовал со мной по прибытию не один из офицеров русской контрразведки, за которыми тянется шлейф жуткой славы, а улыбчивый и круглощекий брат Себастьян из ордена доминиканцев. Этот милейший человек просто излучал благодушие – и я раскрылась перед ним полностью и без остатка.
– Успокойся, сестра, – сказал он, когда я излила ему свои сомнения, – ты и твои дети тут в полной безопасности. Твой муж сам ответит за совершенные им прегрешения – и перед светскими властями, и перед нашим Господом, – и ты с детьми тут ни при чем. Нам также известно, что ты не разделяла его нацистских убеждений, не поклонялась дьяволу и зрелище богопротивных мистерий не вызывало у тебя ничего, кроме ужаса и омерзения, поэтому тебя нельзя заподозрить в пособничестве злым силам. К тому же сам Адольф Гитлер – это живое воплощение Сатаны – назвал тебя своим личным врагом, а такое звание – большая награда. Что же касается твоего титула принцессы Савойской, то большевики в основном изжили свое неприятие аристократических титулов и правящих фамилий. В Румынии с их одобрения по-прежнему правит король Михай, а в коммунистической Болгарии как ни в чем не бывало на троне сидит царь Борис вместе с твоей сестрой царицей Джованной…
– Но почему же эти русские, захватывая Рим, убили моего отца и брата? – со слезами на глазах спросила я. – Ведь моя семья отстранила от власти Муссолини и объявила о выходе Италии из войны…
– Ну как тебе сказать, сестра моя… – покачал головой брат Себастьян, глядя на меня своими светлыми лучистыми глазами, – нельзя было закончить длительную и кровопролитную войну простой односторонней декларацией Нейтралитета. На войне – или все, или ничего. Король румынский и царь болгарский сохранили свою власть и жизнь потому, что разорвали союз с Гитлером и тут же заключили его с господином Сталиным. Никаких полумер, никакого нейтралитета в подобном деле быть не могло. А уж оказывать вооруженное сопротивление Господним Воинам, находящимся на тропе войны с Врагом рода человеческого, и вовсе было невозможной глупостью. Если бы ваш отец, человек вроде не глупый, смиренно вышел к русским под белым флагом и сдался в плен, то ничего бы ему не было, а так как вместо этого прозвучали выстрелы, то и ответ был соответствующим. Оказывать сопротивление частям особого назначения, лично подчиненным советскому главнокомандующему – занятие для самоубийц.
Услышав это, я едва не задохнулась от ярости, ибо не подозревала, что смерть моих родных можно будет оправдать так легко и просто. С минуту я просто стояла, хватая ртом воздух, но потом, сумев взять себя в руки, смиренно склонила голову и тихо произнесла:
– Брат Себастьян… я, конечно, преклоняюсь перед мудростью нашей Святой Матери Церкви… но почему, почему вы называете русских безбожников Воинами Господа?!
Тут я подняла голову и взглянула ему в глаза – мне хотелось видеть его уверенность, чтобы самой преисполниться ею. Ведь мне так ее не хватало! Я жила в каких-то нескончаемых сомнениях и противоречиях, которые просто раздирали меня, лишая покоя. И в душе я опасалась, что этот улыбчивый священник на самом деле не так глубоко убежден в том, что говорит.
Однако он сразу же ответил мне – и ни капли неуверенности не прозвучало в его речи; наоборот, он говорил с жаром и убежденностью преданного адепта своих идей:
– А потому, сестра моя, что они – единственные кто обнажил свой меч против Гитлера, этого воплощенного Адепта Зла. И большевистские армии, набравшие титаническую силу, теснят его силы повсюду, и скоро Враг рода Человеческого будет окончательно низвергнут во Тьму Внешнюю…
Произнеся это, он подтолкнул в мою сторону тоненькую брошюрку, на обложке которой красовалась надпись на немецком языке: «Конкордат. Правила сосуществования Римской Католической Церкви и Советского Союза».
– Вот, госпожа Мафальда, – сказал он, – ознакомьтесь с тем, как на самом деле обстоят дела. Если вы и в самом деле добрая католичка, то учтете то, что написано в этом документе… А потом, если угодно, мы с вами еще раз поговорим.
Поблагодарив брата Себастьяна за беседу, я отошла в сторону, торопливо листая переданную мне брошюру. Мне не терпелось ознакомиться с ее содержимым – настолько, что у меня слегка тряслись руки. Неужели сейчас все встанет на свои места? Что же там такого, в этой книжице с таким невообразимым названием?
Я погружалась в чтение, стараясь вдумчиво вникать в каждое написанное слово. Это было воистину откровением… Все яснее становилось мне, чем мы, католики, являемся для большевистской власти и чем она является для нас. Впрочем, сам факт существования этого места, где орден доминиканцев Римской Католической Церкви тесно взаимодействовал с военными структурами русских большевиков, говорил о многом. И в какой-то момент я поняла, что зря ругала нашего Папу за этот, как мне казалось, противоестественный альянс с большевиками. Рейхсконкордат для католиков был устроен гораздо хуже; более того – все обернулось тем, Германия обратилась в сатанизм… Мне было о чем поразмыслить, но, к сожалению, у меня не имелось возможности обсудить эту тему с тем, с кем я могла бы говорить совершенно откровенно. Что же касается брата Себастьяна, то я как-то интуитивно чувствовала, что с ним вести подобные разговоры преждевременно, если вообще имеет смысл. Наверное, надо спросить, нельзя ли мне уехать в Болгарию к моей сестре Джованне… Ведь она не откажется дать приют мне и моим малышкам.
Но это оказалось не таким простым делом: путь из Мюнхена в Болгарию требовал пересечения нескольких границ, и простой справки об освобождении для этого было недостаточно. Брат Себастьян говорил, что тут требуется подождать, пока рассосутся все простые случаи, которые он сможет решить одним росчерком пера, и только потом дело дойдет до томящихся от неопределенности принцесс утратившего власть Савойского королевского дома. А пока мне следует молиться и размышлять, чем я смогу быть полезной этому новому миру… Я так и сделала.