Было видно, что этому правоверному фалангисту было крайне тяжело сделать то, на чем так настаивал архиепископ Толедский.
Франко подумал: «Очевидно, он (кардинал Энрике Плаи-Дениэль) встал на позиции папы не только из-за догмата о Infallibilitas, но и из-за того, что сам является непосредственной креатурой Пия Двенадцатого. Едва ли его устрашила перспектива церковного трибунала, ибо от Господа Нашего он не отрекался и Нечистому не поклонялся, а следовательно, не чувствует за собой вины. Зато в нем присутствует благодарность к твердой руке, вознесшей его на одну из высших церковных должностей в Испании, ведь предыдущий папа не жаловал нашего милейшего кардинала…»
– Мне уже известно о том, что отношение русских большевиков к нашей Святой Матери Церкви вполне выдержанно и корректно, и ничуть не напоминает поведение наших красных, – вслух неохотно признал каудильо, – а если почитать конкордат с Советами, то дело и вовсе обстоит чуть ли не идеальным образом, разумеется, на их русский манер.
Архиепископ Толедский сказал:
– Его Святейшество сообщил нам, что у нашей Святой Матери Церкви есть неопровержимые сведения, что наши старые друзья в Германии и в самом деле впали в смертный грех прямого поклонения Сатане и необратимо погубили свои бессмертные души. И русский правитель оказался единственным из государей, который встал рядом с Его Святейшеством, обнажив свой меч против Князя Тьмы.
– Я видел собственными глазами, с каким доброжелательством русские солдаты на улицах Рима относятся к священникам и монахам, – скрепя сердце сказал Фернандес-Куэста, – но не могу понять, как получилось так, что самые злобные гонители христовой веры обратились вдруг в самых верных еезащитников?
– Это же просто, – вдруг сказал генерал Хосе Энрике Варела (быть может, один из двух самых авторитетных сподвижников Франко), – как говорили старики римляне: «Si vivis Romae, romano vivito more» (Если живешь в Риме, то живи как римлянин). Завоевав Европу (а это уже свершившийся факт), господин Сталин примеряет на себя регалии, свойственные любому нормальному римскому Императору христианской эры. Наша безобразнейшая, надо сказать, гражданская война показала, что у него не получится править европейскими странами с помощью того сброда, из которого состоят европейские красные. Они говорят о создании общества всеобщего благоденствия, фактически рая на земле, а сами умеют только поджигать и убивать. Разве смогли бы мы победить, если бы красные убийствами священников не настраивали против себя народ и вместо войны на фронте не устраивали между собой постоянных мятежей и свар?
Архиепископ Толедский задумчиво и со значением произнес:
– Когда-то господин Сталин даже намеревался стать ортодоксальным священником и с хорошей успеваемостью прослушал полный курс духовной семинарии. Говорят, что его не допустили до экзаменов из-за слишком левых политических убеждений…
– Но ведь большевики отрицают даже само существование Божие! – воскликнул Луис Карреро Бланко. – Как в таком случае они могут быть защитниками христианства и опорой нашей Святой Матери Церкви?
– Большевики получили неопровержимое доказательство Его существования и были вынуждены склонить перед ним головы, – веско произнес архиепископ Толедский. – Наша Святая Матерь Церковь считает, что полтора года назад миру был явлен Акт непосредственного Божественного Вмешательства, разделивший нашу историю на ДО и ПОСЛЕ – так же, как до этого ее разделило рождение Христа. Его Святейшество лично встречался и беседовал с представителями так называемых «старших братьев» русских и признал их происхождение «не от мира сего» и отсутствие связей с Князем Тьмы. Только Господь мог обратиться к своим посланцам: «Поступайте по совести»: для его извечного оппонента Князя Тьмы совесть является не более чем пустым звуком, химерой, от которой следует избавиться как можно скорее…
Франко проворчал:
– Совсем недавно вы, ваше преосвященство, произносили перед нами совсем другие слова, одобряя вторжение немецких армий в большевистскую Россию…
Тот сурово глянул на каудильо и ответил:
– За эти слова, произнесенные мною до того, как я узнал об Акте Божественного вмешательства, я уже покаялся перед посланцем Его Святейшества и получил от него прощение. Но сейчас речь у нас идет не об этом. Как я понимаю, дон Франциско собрал нас здесь, чтобы огласить свое решение, что мы будем делать дальше…
Тут Франко, слегка прокашлявшись, сказал неожиданно осипшим голосом:
– Я решил, что каждый из вас должен сам избрать свой путь. Я слагаю с себя права и обязанности каудильо и вместе с семьей отдаюсь под защиту нашей Святой Матери Церкви. Каждый из вас может последовать моему примеру или выбрать свой путь. Те, кто во время гражданской войны или сразу после нее совершал поступки, непростительные с точки зрения большевиков, могут сесть на пароходы и уехать куда-нибудь в Аргентину к сеньору Перону. Русские вас там не найдут, потому что в тех краях у них нет для этого ресурса, а инквизиция не будет вас разыскивать, ведь перед нашей Святой Матерью Церковью вы остались чисты. Самые безумные могут попробовать оказать русским сопротивление, но не думаю, что это продлится долго. Русские солдаты – это не наши красные ополченцы, а Рокоссовский с Буденным – это не старик Миаха[35].
– Да, русские – противник весьма нелегкий, – подтвердил генерал Варела, – я это знаю по годам той войны. К тому же за них будут: численное превосходство, новейшее оружие и боевой опыт двух лет войны с первоклассным врагом; наша армия всего этого лишена. А генералы? Я прекрасно помню, какой леденящий ужас наводил Роммель на англичан; русские же проглотили его за один укус. По доброй воле воевать с нынешними русскими я бы не взялся. Но скажите, что делать тем из нас, кто не хочет укрываться под сутаной у церковников или бежать в Аргентину к Перону, и в то же не хочет кончать свою жизнь самоубийством?
Архиепископ Толедский в ответ на это произнес:
– Если вы, мой дорогой дон Хосе, не расстреливали пленных и не отдавали приказов о казнях сторонников республики или о расстрелах пленных красных, то вам ничего страшнее отставки не грозит. Что же касается остальных, которые пойдут на сопротивление без всякой цели добиться военного результата, а лишь из желания закончить свою жизнь с оружием в руках – то всем им в таких условиях может быть засчитано самоубийство.
– Постойте, Ваше Преосвященство! – воскликнул генерал Хосе Солчага, – а что же, вы предлагаете нам сдаться большевикам – с тем, чтобы после небольшой судебной процедуры они развесили нас по фонарным столбам?
– Ну почему же, – пожал плечами архиепископ, – у вас еще остается дорога в Аргентину или Чили, где вас никто не станет преследовать. Мы исходим из того, что генералы и офицеры, решившие оказать бессмысленное сопротивление, погубят этим не только себя, но и множество своих подчиненных, которые будут убиты без всякого военного смысла, – а это уже не только самоубийство, но и самое настоящее массовое убийство.
После этих слов настала тишина; Рим (то есть Примас Испании высказался), и между строк этого высказывания звучало: «доктор сказал в Аргентину – значит, в Аргентину; и чтобы никаких эксцессов на подведомственной мне территории не было, а то прокляну как самоубийц – так, что мало не покажется».
Неожиданно бывший каудильо сказал:
– Меня заверили, что сам факт участия в гражданской войне на стороне национальных сил не может являться основанием для преследований. Большая часть из наших республиканцев, что сидят у нас по тюрьмам, не вызывают у господина Сталина никакого иного желания, кроме как сразу по обнаружении поставить их к стенке. По крайней мере, своих троцкистов и анархистов русский вождь уже давно расстрелял, теперь дошла очередь и до наших… – Он невесело усмехнулся. – Поэтому, мой дорогой Карлос[36], прежде чем скрыться в неизвестном направлении, позаботьтесь отдать своим подчиненным приказ, чтобы они самостоятельно никого не выпускали и тем более не расстреливали. Пусть дождутся русских, и те сами определят, кого они прижмут к сердцу, а кого поставят к стенке. Мучиться с этой страной теперь предстоит господину Сталину.
Выслушав все это, архиепископ Толедо загадочно усмехнулся, и заметивший эту усмешку Франко торопливо добавил:
– Ваше Преосвященство, чтобы за пять последующих дней страна не погрузилась в хаос Анархии, не потрудились ли бы вы на это время возглавить временное переходное правительство? Необходимо позаботиться, чтобы и после того как присутствующие здесь оставят свои посты, все дела в Испании делались как обычно.
– Разумеется, сын мой, – важно кивнул кардинал, – служители церкви сделают все в самом лучшем виде.
10 августа 1943 года. 21:05. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;
Начальник генерального штаба – генерал-полковник Александр Михайлович Василевский;
Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;
Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.
Заседание открыл вождь.
– Сказать честно, мы не верили, что план товарища Антоновой получится реализовать в полном объеме, – произнес он. – И что мы видим: в Британии единственная законная власть – это юная королева Елизавета, опекуном и женихом которой является мой сын Василий, а из Испании поступил сигнал о том, что Франко удалился от дел и, передав власть архиепископу Толедскому, погрузился в замаливание грехов. Это просто праздник какой-то получается, товарищи: еще немного – и к началу сентября мы имеем все шансы закончить эту европейскую войну!
– ТАКУЮ смерть короля Георга было невозможно просчитать ни на каком калькуляторе, – сказала Нина Викторовна Антонова. – Ведь там, у нас, он умер на девять лет позже, и совсем не от язвы желудка. Ну а когда все свершилось, непросто было заставить вашего Василия сделать Елизавете предложение. По счастью, их желание было обоюдным, и у них все получилось. Теперь на пару с Василием и Елизаветой там правит старый джентльмен Джон Тови, и мы на какое-то время можем забыть о Британии, представив эту страну их заботам.