Гитлер придирчиво осматривал стены своего последнего убежища, даже не замечая витавших тут ароматов недавнего ремонта. Потому что запах страха, отчаяния и безнадежности был сильнее, несмотря на безупречно толстые стены. Обитатели бункера, как крысы, загнанные в угол, знали, что обречены. Железное кольцо русских фронтов стиснуло обрубок Третьего Рейха со всех сторон. Большевики теперь не только на востоке и на севере, как было всего год назад, но и на юге и западе. Совсем недавно русские играючи взяли Британию, и армия Метрополии не оказала им никакого сопротивления. По этому поводу тут, на континенте, были разоружены и поголовно расстреляны так называемые последние британские части евровойск. Репрессии не коснулись только британских эсесовцев, посвятивших свои жизни новому арийскому богу. И практически сразу после этого тихо и без особой помпы капитулировали два последних антисоветских режима в Испании и Португалии.
Кроме всего прочего, из-за захвата русскими Британских островов в Северном море окончательно установилось господство военных флотов, а также авиации, в том числе противолодочной, принадлежащих антигерманскому альянсу. По этой причине большинство германских подлодок, уходящих на боевое дежурство, погибали, не доходя даже до Норвежского моря. Гитлер и рад бы бежать из Германии этим путем, да только он оставил на самый крайний случай, ибо вероятность успеха такой операции была ничтожной. Петля на горле нацистского режима стянулась так туго, что его глотка выдавала только придушенный хрип. Всем, кто еще был хоть немного вменяем, становилось ясно, что для нацистского государства сочтены не только дни, но и часы. Где-то по ту сторону фронта уже идет подготовка к последнему наступлению, после которого разрубленный на куски Третий Рейх рухнет к ногам Победителя.
Впрочем, после того как Третий Рейх утратил юг Германии, Гитлер впал в прострацию, которую по неопытности называл молитвенной медитацией. В этом состоянии он взывал и взывал к своему покровителю, но в ответ не получал никакого ответа. Быть может, причина такой тишины заключалась в том, что в последнее время жертвоприносительная деятельность ордена СС была полупарализована. Во-первых – детенышей и самок недочеловеков на контролируемой нацистами территории было совершенно недостаточно. Во-вторых – люфтваффе наконец-то полностью умерло, и в воздухе над остатками Третьего Рейха безраздельно господствовали русские самолеты, с особым азартом атакующие на дорогах машины черного цвета. Да что там машины – даже одинокий человек в черном мог стать целью обстрела из авиационных пушек.
В любом случае Гитлер раз за разом бросал свой разум во мрак бездны, но тот неизменно возвращался без единственно важного совета. Ариман, Сатана, Нечистый, Чернобог – как его ни называть, он оставил своего неудачливого адепта… или тот первый контакт привиделся тому когда-то в горячечном бреду. Чтобы прояснить восприятие, Гитлер даже решил лично принять участие в жертвоприношении – разумеется, в качестве жреца. Для этого ему подобрали худенькую тринадцатилетнюю девочку, родители которой были уличены в поклонении еврейскому богу. Ему были неинтересны ее имя и фамилия, что этот ребенок любит или ненавидит, – он собирался убить ее так же хладнокровно, как уже убил миллионы других немцев, направив их в ненасытную пасть восточного фронта. А чтобы эта предательница арийской расы поминутно не поминала еврейского бога, призывая его к себе на помощь, перед процедурой жертвоприношения ей был вырезан язык.
Но что-то пошло не так. Когда Гитлер вонзил жреческий нож в худенькое тело, то не смог провести правильный разрез; рука дернулась, нож застрял в потоках брызжущей крови, изо рта жертвы пошла кровавая пена, потом тело девочки выгнулось дугой, и она умерла. Причем произошло это еще до того, как исполняющий обязанности жреца сумел вырезать сердце. Когда Гитлер понял, что произошло, у него затряслись руки. О, если бы это была любимая-ненавистная Ева Браун – то тогда бы у него наверняка все получилось!
Удаляясь из импровизированного капища шаркающими шагами, Гитлер еще не подозревал, что в его существовании сочтены уже не дни и часы, а минуты. Подготовка операции советских ВВС «Воздушный парад» – своего рода прелюдия к наступательной операции сухопутных войск «Прометей» – находилась уже на завершающей стадии.
14 августа 1943 года. 17:35. 1-й Белорусский фронт, Польша, аэродром Модлин в 30 километрах к северо-западу от Варшавы.
Генерал-лейтенант авиации Александр Евгеньевич Голованов.
Новейший, фактически экспериментальный, бомбардировщик Б-4 выглядел крайне необычно, можно сказать, футуристически. Длинный цилиндрический фюзеляж, полусферическая кабина крупного остекления с наростом носовой пушечной установки, высокое стреловидное однокилевое хвостовое оперение нормального типа (звуковых барьеров этому самолету не преодолевать) и такие же стреловидные крылья большого удлинения с четырьмя длинными, выступающими далеко вперед за переднюю кромку мотогондолами. И самое главное, в этих самых мотогондолах не советские поршневые двигатели АШ-82, и даже не американские R-2800 Double Wasp, а первые предсерийные турбовинтовые ТВ-1, недавно по имени главного конструктора переименованные в АЛ-1. При том же весе, что и американские поршневые двигатели, турбовинтовые изделия советского КБ отдавали вдвое большую мощность.
Перемоторивать под турбовинтовые двигатели стремительно устаревающие Пе-8 не имело смысла, поскольку тяга одного турбовинтового АЛ-1 вчетверо превышает тягу исходных для этого самолета поршневых двигателей АМ-35 – такой перегрузки конструкция самолета просто не вынесет. Поэтому в июне сорок второго, после первых успешных стендовых испытаний нового двигателя, товарищ Сталин вызвал к себе трех ведущих конструкторов «тяжелобомбардировочного» направления: Туполева, Петлякова и Мясищева – и поставил им задачу: в течение одного года необходимо сконструировать дальний тяжелый бомбардировщик нового типа, приспособленный для крупносерийного производства. Вот вам генеральный куратор товарищ Берия, вот вам главный консультант генерал Хмелев, вот вам конструктор двигателя Архип Люлька. А теперь приступайте к работе, строевым шагом и с песней.
И еще, товарищи конструкторы: не кивайте на то, что за этот год война должна закончиться и надобность в этом самолете отпадет. В дальнейшем на базе этого бомбардировщика должен быть сконструирован скоростной дальний пассажирский самолет, совпадающий с бомбардировщиком во всем, кроме пассажирского салона. Такая машина в послевоенных условиях понадобится советскому гражданскому воздушному флоту для того, чтобы связать огромную страну, раскинувшуюся от Атлантики до Тихого океана, целой сетью воздушных трасс. И еще: Советскому Союзу в кратчайшие сроки необходима одна модель самолета, а не три, поэтому на первом, чисто теоретическом этапе работы, КБ должны соперничать, а потом, после выработки общей результирующей – уже сотрудничать.
Правда, не все сразу получилось гладко. В самом начале совместной работы (как и в нашей истории с самолетом ТУ-95) заерепенился товарищ Туполев. Мол, он не будет проектировать самолет со стреловидным крылом большого удлинения, ибо этот тип крыльев совершенно не изучен, и так далее. Но с Берией не поспоришь, тем более что рассчитать такие крылья по заданным параметрам взялась конструкторская группа Мясищева, который как раз и был фанатом «стреловидки». В итоге то, что получилось у объединенного КБ (в дальнейшем, набравшись опыта, конструкторам предстояло снова действовать порознь) больше всего напоминало гибрид Ту-4 (в девичестве Б-29) и Ту-95. Бомбовая нагрузка от пяти тонн с полетом на полную дальность, до десяти тонн при работе с коротким плечом. Скорость полета крейсерская – семьсот пятьдесят километров час (не угонится ни один поршневой истребитель), максимальная (с ракетными ускорителями или со снижением) – до девятисот километров час. Оборонительное вооружение – четыре телеуправляемые спаренные башни, вооруженные пушками Б-20, минимально нарушающие аэродинамику самолета.
Машина, что сейчас стояла на аэродроме Модлин, была втором предсерийным экземпляром. Ее сняли с завершающего этапа испытаний, потому что только этот самолет был способен поднять в воздух и доставить к цели специально сконструированную сверхзвуковую корректируемую противобункерную бомбу весом в восемь с половиной тонн, снаряженную взрывчатой смесью повышенной бризантности. Сейчас ее длинное темно-серое тело, уже подвешенное на электрозамках в бомбоотсеке, украшала сделанная белой краской надпись: «Адольфу Гитлеру лично в руки. От всего благодарного человечества». Вести бомбардировщик к цели предстояло экипажу испытателей из КБ, за одним малым исключением. В кресле второго пилота будет находиться командующий советской стратегической авиацией генерал-лейтенант Голованов, который сейчас стоял у приставной лестницы, ведущей в подфюзеляжный люк, торопливо докуривая американскую сигарету и наблюдая за тем, как закрываются створки бомболюка.
Вот щелкнули замки – и доверенный пилот Сталина, испытывающий острый предпобедный синдром, сказав самому себе: «Пора!», отбросил в стороны окурок и полез по лестнице в кабину. Вот солдатики БАО вытащили из-под огромных колес тормозные колодки; громко хлопнул стартер первого двигателя, и с протяжным высоким гулом, от которого у присутствующих заложило уши, большие соосные винты начали стремительно раскручиваться в противоположных направлениях. Минуту спустя экипаж запустил второй двигатель, потом третий и четвертый. Сидя на своем месте в кабине, генерал Голованов доложил по команде, что спецмашина со спецбомбой на борту готова к взлету. Впрочем, это был лишь завершающий шаг, своего рода последняя точка. Прочие участники операции «Воздушный парад» – все четыре авиакорпуса ОСНАЗ, две бомбардировочные дивизии РВГК (Ту-2К[41]), а также 81-я бомбардировочная авиадивизия (Пе-8) советской стратегической авиации – с разных сторон уже входили в воздушное пространство агонизирующего Третьего Рейха.