Завтрак начался в строго обозначенное в расписании время — Иван с Зиной сели за столик, где были аж три свободных места, занятое же принадлежало важному господинув возрасте где-то между 40 и 50 в цивильном и довольно качественном костюме.
— Добрый день, господа, — вступил с ними в диалог Иван, — я Иван Александрович Носов, это моя супруга Зинаида Михална, можно просто Иван и Зина, едем в свадебное путешествие в Вену.
— Очень приятно, — ответил господин, — присаживайтесь пожалуйста. Меня зовут Алексей Александрович Лопухин, чиновник, еду по личным делам в Варшаву.
— Лопухин…Лопухин, — пробормотал Иван, — не тот ли самый вы Лопухин, уж извините за любопытство?
— Тот самый, тот самый, — быстро ответил он, помешивая чай в стакане, — был до недавнего времени, а со вчерашнего дня уже нет.
(Лопухин А.А. — директор департамента полиции в 1902–1905 годах, человек либеральных взглядов, на своем посту решительно выступал против т. н. «полицейской провокации» и секретных осведомителей в рядах опппозиции. Снят с должности после убийства Каляевым великого князя Сергея Александровича. Потом некоторое время был губернатором Эстляндии. В 1908 году выдал руководству эсеров информацию о провокаторстве Азефа, за что был осужден по обвинению в госизмене. После революции эмигрировал во Францию.)
— Искренне сочувствую, — сказал Носов, наливая красное вино в бокалы.
— Не возражаете, Алексей Александрович? — спросил он у Лопухина, тот не возражал и пододвинул ему свой бокал.
— За процветающую Россию, — с чувством сказал Носов. — Какая однако же увлекательная у вас была профессия — сплошные тайны и детективы, как у писателя Конан-Дойля наверно, правда Зиночка?
Зина не очень-то поняла, куда он клонит, но на всякий случай кивнула.
— Точно, вы вылитый Шерлок Холмс, только трубки не хватает. Я все романы господина Конан-Дойля прочитала не по одному разу.
— Спасибо, — ответил польщенный Лопухин, — только зря вы так думаете, что служба в полиции это сплошная романтика, на 90 % это грязь, кровь, нудные процедуры и работа с отбросами общества.
— Ну вот, — смеясь отвечал Носов, — что же вы так обламываете розовые иллюзии у барышень? Однако чем же вы теперь намерены заняться, если не секрет?
— Не секрет, через месяц-другой заступлю на пост губернатора одной из наших провинций, а пока я в нахожусь в краткосрочном отпуске.
— А вот скажите, драгоценный Алексей Саныч, — Носов выпил уже третий бокал подряд, поэтому наверно решил сыграть ва-банк, — каким вы видите дальнейшее развитие событие в нашей многострадальной отчизне? Ну хотя на горизонте года?
— Интересный оборот «на горизонте» — надо будет запомнить, — задумчиво ответил Лопухин, крутя в руках рюмку. — Извольте, извольте, на горизонте, так на горизонте… войну японцам мы проиграем, причем с треском, далее начнутся народные волнения, поджоги усадеб, забастовки, еще далее наш государь-император пойдет на некие уступки и смягчения… ну например парламент учредит по примеру английского… но это успокоит народ слабо и волнения продолжатся вплоть до общегосударственных стачек. И наконец, когда горизонт этот будет совсем близко, премьер-министром будет назначен решительный человек без комплексов, который и решит все проблемы силовыми, так сказать, методами.
— Очень любопытно… а насчет оппозиции что скажете? Я имею ввиду социалистов-революционеров и социал-демократов, это ведь сейчас две главные оппозиционные силы, верно?
— Легко, — быстро ответил Лопухин, наверно потому что бокал у него в руках был уже четвертым по счету, — с оппозицией можно и нужно работать… с конструктивной конечно. Неконструктивную, которая бросает бомбы, палит из револьверов и грабит банки, следует конечно ликвидировать.
— Каким образом?
— Ну их же методами например — раз они в нас стреляют, у нас должно быть полное право на ответные соразмерные действия. Перестанут стрелять, начнем договариваться, но не ранее…
— Очень любопытно, — сказал Иван, бросив многозначительный взгляд на Зину, — а вот если попытаться сравнить эти две главные оппозиционные силы, то чья программа вам, так сказать, ближе? За кого бы вы, короче, проголосовали на выборах, если бы случилось чудо и их вдруг ввели в России?
Лопухин немного подумал, почесал правый глаз, потом ответил:
— Странные вы вопросы задаете, молодой человек, чисто гипотетические — разве у нас в России такие чудеса случаются?
— Вы наверно будете смеяться, Алексей Александрович, но лично я считаю, что конкретно это чудо случится еще до конца этого года.
— Ну хорошо, на гипотетический вопрос я дам такой же гипотетический ответ — за эсдеков я голосовать не буду никогда, за эсеров наверное, но при двух условиях — если они разберутся со своими террористами и если не появится какая-нибудь более правая партия с внятной политической позицией.
— А позвольте тогда уже последний вопросик — почему за эсдеков нет, а за эсеров может быть? В чем между ними разница… ну лично для вас?
— Хм… ну извольте, слушайте, раз напросились — мне не нравится упор эсдеков на пролетариев, где Россия и где эти пролетарии, это раз, еще мне не нравится их опора на Карла Маркса, только что в угол его не ставят и не молятся на него, а его учение мягко говоря схоластично и так же далеко от существующих российских реалий, как и аргентинские пампасы. Это два.
Лопухин немного подумал, допил свой бокал и продолжил.
— И три еще было у меня в голове, сейчас может быть вспомню… да, еще их внутриполитическая возня меня немного напрягает, большевики какие-то, меньшевики, центристы, не успели организовать свою партию, а уже пошли делиться почкованием. Неправильно все это. Но впрочем что-то я вас заговорил, позвольте откланяться, — и он пошел слегка пошатывающейся походкой по проходу между столиками.
Иван посидел некоторое время молча, потом сказал Зине:
— Умный человек, вот такого бы к нам в ЦК…
Зина после некоторой паузы ответила:
— Может и срастется через некоторое время.
Начало марта 1905 года, Вена
Московский поезд прибывал на Зюйдбанхофф — вообще-то по уму ему надо было бы на Северный вокзал, Нордбанхоф, но почему-то именно российские поезда все загнали именно сюда, на Юг.
— У тебя как с немецким-то? — поинтересовался Носов, — а то ведь я все больше на английском да на английском.
— Не волнуйся, объясниться смогу, — отмахнулась Зина, — ты лучше думай, как наше дело будем делать.
— Думаю непрерывно, но пока ничего путного не придумывается. Может ты посоветуешь?
— Я думаю, надо просто взять и пойти в какой-нибудь банк, лучше не очень большой, меньше вероятность, что туда депеша от нашего Госбанка придет, и поменять на для начала тысяч… ну десять-двадцать на их гульдены…
— У них кроны вообще-то, от слова корона — а если они и в маленькие банчки прислали уведомление, тогда что?
— Над этим я еще не подумала…
— Ладно, сегодня тогда гуляем по Вене, выпьем их знаменитый венский кофе со штруделями, посетим Венскую оперу, давно хотел послушать Дон Жуана в их исполнении, а завтра с утра начинаем действовать, согласна?
Зина была согласна целиком и полностью. В Кобург устроились без малейших проблем, Носова только поразили чересчур показная роскошь и слишком вымуштрованные мальчики-портье. Номер, куда их заселили, был огромным и таким же роскошным, как и все остальное здесь. Окна выходили на парк, где начинала пробиваться первая зелень на деревьях, все же Вена значительно южнее Москвы расположена, не говоря уж о Петербурге. Зине больше всего понравилась необъятных размеров кровать под балдахином.
— Здесь вчетвером можно уместиться, — сказала она, обойдя ее со всех сторон.
— Есть такое мнение, — твердо сказал Носов, — что группенсекс мы пока практиковать не будем. Однако пойдем погуляем что ли, пока погода хорошая.
— Смотри-ка, грязи совсем нет, — заметила Зина, — не как у нас в Москве.
— Да, тут брусчаткой все выложено, вода фильтруется сквозь щели. И газончики ниже, чем остальная дорога, очень по уму сделано, — отвечал Иван, — однако же куда мы пойдем?
— Ты же в оперу хотел, вот ближе к ней и пошли.
— А и верно… а напротив театра как раз кафе знаменитое есть, Захер называется (и не надо скалить зубы, ребята, именно так — скажите еще спасибо, что не Похер), там замечательный венский кофе наливают с замечательными же венскими пирожными. Пирожные любишь?
— Да кто же их не любит.
Некоторое время шли в молчании, разглядывая непривычные вывески и необычно одетых людей.
— А это, Зинуля, так называемый Ринг, кольцо бульваров вокруг центра Вены.
— А почему Ринг?
— Здесь когда-то крепостные стены стояли, когда турки пытались Европу штурмовать, учила наверно в школе про такое?
— Да, вспоминается что-то такое…
— А потом, когда угроза от турок миновала, лет 50–70 назад очередной император постановил стены снести, а на их месте сделать бульварное кольцо, чтоб как в Париже. Но пошире, на случай революции — чтоб революционным массам неудобно было баррикады строить, в Париже-то улицы узкие, там к тому времени три революции уже отгремели, и все с баррикадами.
— Интересно, — отвечала Зина, — но мы похоже уже пришли, вот твоя опера.
Носов сунулся к кассам, но там висела монументальная позолоченная табличка с надписью Аусверкауфт.
— Тут даже моего немецкого достаточно, — невесело сказал он Зине, — чтобы понять про полное отсутствие билетов на сегодня. Чеж делать-то будем?
Безвыходное положение мигом исправил верткий и суетливый человечек во всем черном, он вполголоса на чистом русском языке с одесским акцентом предложил нашей паре любые билеты на любое представление в Венской опере в ближайшую неделю. По умеренным ценам.
Носов повертел в руках билетики, посмотрел на свет, спросил у Зины, берем или как, и согласился, наценка была божеской, в пределах 100 %. Вытащил из кармана купюру в 100 рублей, одну из тех самых, протянул ее жучку.