Не существовало у немецких спецслужб и особых проблем с тем, чтобы заполучить оригиналы различных советских военных и гражданских документов, а также печатей, штампов частей и соединений Красной Армии. Упоминаемый генерал П. А. Голицын писал: «Продержавшись половину дня на занятом рубеже (лето 1941 г. – Авт.), оборона дрогнула, начался отход и бегство через Слоним в направлении Барановичей. Сформированные временные взводы и роты рассыпались, снова началось неорганизованное отступление вдоль шоссе. По обе стороны дороги горели машины, валялись трупы убитых бойцов, кучи разбросанных документов разгромленных штабов, личные дела офицеров, брошенное стрелковое, артиллерийское вооружение. Картина была жуткая».
Кроме сбора различных документов на поле боя, специальные абверовские команды отбирали их у пленных, перебежчиков, добровольно перешедших к врагу, убитых, гражданских лиц, не раз находили их в государственных учреждениях и т. д. В этом случае возможности использования оригиналов для легендирования агентуры возрастали многократно.
Ситуация еще больше усложнялась тем обстоятельством, что удостоверения личности командного состава армии и флота печатались в разных типографиях, имели неодинаковые размеры, цвет обложек, качество бумаги и пр. Подобное наблюдалось и в документальном обеспечении сотрудников НКВД, милиции, других ведомств и учреждений. Наладить в этих условиях действенный контроль за появлением фальшивок было крайне сложно. Подложные документы изымались и изучались лишь после задержания агентов и диверсантов. Случаи их обезвреживания собственно по данной причине в 1941–1942 гг. были единичными.
В декабре 1942 г. 202-я абверкоманда в тылы Юго-Западного, Воронежского, Донского и Сталинградского фронтов забросила несколько диверсионно-разведывательных групп общей численностью 72 человека. Среди них находились не раз побывавшие за линией фронта агенты «Стародуб», «Демченко», «Лагнов», «Септовский», «Осипенко». Очередное их проникновение в советский тыл стало последним. Причиной провала послужили допущенные абверовцами промахи. Обмундированные в советскую военную форму (от рядового до капитана), кроме вооружения и снаряжения агенты имели крупные суммы советских денег, а также комплекты различных документов с печатями войсковых частей № 658 и № 1821. Задержав первую группу (5 человек), особисты быстро выявили остальных, и лишь по стандартному заполнению документов легенды прикрытия. «После окончания Харьковской разведывательной школы, – отмечалось в докладной Главного управления контрразведки НКВД, – все они получили поддельные… командировочные удостоверения старой формы с двумя печатями войсковой части № 658, удостоверения личности и расчетные книжки (денежного содержания. – Авт.) с теми же печатями».
Не отошли абверовцы и от шаблона финансового обеспечения агентов. С учетом «воинского звания» и занимаемой по легенде «должности» каждый из них получил 3 и 7 тысяч рублей. Доказательства принадлежности к шпионскому ремеслу нашлись и в вещевых мешках – имевшиеся там продукты были исключительно иностранного происхождения.
В конце 1942 г. советская контрразведка предприняла первые попытки не только улучшить организацию оперативно-розыскной работы, но и перейти к планомерным шагам по нейтрализации агентуры противника с участием контрразведывательных мероприятий как в советском тылу, так и на оккупированной территории. «Отбираемые у задержанных агентов разведок воюющих с СССР стран поддельные документы (паспорта, удостоверения, пропуска и пр.), чистые бланки документов, печати, явочные письма, «мандаты» германского командования[109], условные и опознавательные значки, воззвания и т. п., – указывалось в очередном нормативном распоряжении[110], – должным образом не используются для возможных агентурных комбинаций и не изучаются с той стороны, как можно по этим документам распознать временных агентов».
Заинтересованным органам предлагалось «в каждом конкретном случае выяснить возможность использования этих и других документов для внедрения агентуры НКВД в антисоветское подполье и банды», а отобранные у агентов материалы в подлинниках направлять в 4-й спецотдел НКВД СССР «на предмет исследования практики разведорганов противника по изготовлению поддельных документов и изыскания отсюда необходимых защитных мер». В сопроводительной записке предписывалось обязательно указывать, каким разведорганом противника изготовлен каждый документ, и какие инструкции были даны агенту в отношении порядка их использования.
Использование немецкой агентурой подложных документов особый размах приобрело в 1942 г. и позже. Последнее не было случайным. События зимы 1941–1942 гг. поставили перед Абвером и РСХА проблему улучшения качества ее подготовки и усиления маскировки, прежде всего с помощью документального прикрытия. При штабе «Валли», большинстве абверкоманд, некоторых абвергруппах и их учебных центрах, а также в органах СД работу развернули специальные подразделения и граверные мастерские, главной задачей которых стало изготовление подложных советских документов, печатей, штампов и т. д. С учетом переформирования, ликвидации, переподчинения, изменений в нумерации и передислокации в фронтовых условиях частей и соединений Красной Армии за основу изготовляемой «продукции» брались оригиналы захваченных документальных трофеев, а также оттиски на них различных печатей, штампов и т. д. С этой же целью активно добывались и разведывательные данные о пребывании на том или ином участке фронта советских воинских формирований. Лишь 107-я абвергруппа (разведывательную и диверсионную работу осуществляла против Брянского и Западного фронтов, партизанских отрядов БССР, Орловской, Курской, Брянской областей) располагала резервом в около 20 гербовых печатей дивизий Красной Армии, 40 печатями стрелковых полков, свыше 10 эвако– и 5–6 армейских госпиталей, штаба Западного фронта, нескольких райкомов ВКП(б) и комсомола, а также Тульского горотдела НКВД и Химкинского райотдела УНКВД Московской области. Большинство их них были поддельными, но имелись и оригиналы, захваченные в штабах разбитых частей, обнаруженные в служебных кабинетах спасавшихся бегством от наступающих немецких войск «ответственных» советских чиновников.
Увеличивался и поток диверсантов и агентов. В докладной НКВД СССР в Государственный комитет обороны отмечалось: за первые месяцы 1942 г. количество задержанной агентуры исчислялось почти 8 тыс. человек, а с начала войны оно составило 12 тыс. Подчеркивалось: «В отличие от прошлого (1941 г. – Авт.) года, когда германская военная разведка бросила в наши тылы наспех завербованных шпионов, диверсантов, распространителей провокационных слухов и пропагандистов «силы и мощи немецкой армии», значительная часть перебрасываемой в настоящее время агентуры обучена в специальных школах». К этому времени на оккупированной территории удалось выявить 36 таких «учебных заведений». В них одновременно обучались около 1500 их слушателей.
Потуги Абвера и РСХА не оставались без внимания и реагирования советской контрразведки. Разведывательно-контрразведывательные центры, их фронтовые и территориальные подразделения стали изучать и анализировать не только общие подходы, способы и методы разведывательно-диверсионной деятельности противника, но и особенности, характер, направленность, а также «почерк» работы его служб, органов, школ и курсов, их кадровый состав, места дислокации и многое другое. Пристальное внимание обратили и на используемые приемы и методы маскировки. Первая попытка в этом направлении была сделана уже в марте 1942 г. В директиве НКВД СССР (подписал замнаркома В. Меркулов) «Об усилении борьбы с агентурой противника, действующей на нашей территории под прикрытием советских документов» подчеркивалось: с целью зашифровки и легализации агентуры враг «снабжает ее различными гражданскими и воинскими документами, как-то: паспортами, удостоверениями командного и начальствующего состава, красноармейскими книжками, командирскими удостоверениями, оперативными предписаниями и различными справками. Последние частично захвачены в период наступления германской армии, отобраны у военнопленных и населения, изъяты у убитых и раненых бойцов, командиров и политработников или сфабрикованы немецкой разведкой»[111].
Указывалось, что для обеспечения забрасываемых агентов и диверсантов немецкие разведывательные органы «заготавливают бланки проездных документов, военно-медицинские справки о заболеваниях и состоянии здоровья, бланки телеграмм и паспортов, различные каучуковые штампы и печати».
Внимание акцентировалось и на том факте, что «пользуясь беспечностью и слабой бдительностью командного состава, а также недостаточно жесткой проверкой документов, вражеская агентура зачастую имеет возможность свободно передвигаться во фронтовой и прифронтовой полосе, а во многих случаях после задержания отпускается по той причине, что документы не вызвали подозрений».
Однако наказная часть директивы содержала лишь общий информационно-рекомендательный характер: об организации на линии фронта и прифронтовых районов контроля и проверки документов у всех лиц, «передвигающихся в одиночном порядке либо в составе небольших подразделений и команд»; о более тщательной фильтрации задержанных; особое внимание предлагалось обращать на подлинность проверяемых документов, время их выдачи, подписи, содержание, а также практиковать устный опрос. В наиболее уязвимых местах прифронтовой полосы предлагалось выставлять секреты, а в воинских частях и управленческих органах действующей армии наладить надежный учет и хранение всех документов.
Документ относился исключительно к компетенции особых отделов фронтов, армий и соединений. О задачах территориальных, транспортных, других оперативных подразделений в контексте рассматриваемой проблемы не упоминалось. С учетом тяжелых поражений летом 1942 г., отсутствия у большинства контрразведчиков необходимого оперативного опыта ожидаемого результата он не дал.