коло 1000 Гс. Первый руководитель ГЕПАН К. Поэр попытался оценить напряженность поля «среднего» ААЯ по данным французской сети магнитометрических станций (в сочетании с информацией о наблюдениях НЛО в моменты магнитных возмущений). Он пришел к цифре 7,7×1011 А×м2, что соответствует 425 Гс на расстоянии 130 м от источника поля (типичное расстояние, на котором, по сообщениям очевидцев, отмечается ЭМ-воздействие). Однако в большинстве случаев близких встреч с НЛО, судя по сообщениям, какие-либо эффекты подобного рода отсутствуют.
Самая «рискованная» тема в проблеме НЛО — это, конечно, вопрос о «гуманоидах». Безусловно, «спокойнее» было бы ее обойти, сделав вид, что сообщений такого рода или не существует, или они явно недостоверны. Бытует мнение, что, «поверив» очевидцам появлений «пилотов» НЛО, мы сразу окажемся перед необходимостью признать справедливость внеземной гипотезы и на том завершить исследование. На самом деле это отнюдь не так. Следует также учитывать, что сообщения о гуманоидах составляют неотъемлемую часть феномена НЛО, а в массовом общественном сознании к ним нередко сводится вся проблема НЛО. Уже поэтому бессмысленно пытаться их игнорировать.
Западными уфологами собрано около 2500 сообщение, такого рода (см. [2, с. 252]). Обычно речь в них идет о том, что около опустившегося на землю НЛО якобы были видны человекоподобные существа, занятые «сбором образцов», «починкой корабля» или просто прогулкой. Разнообразие их описаний даже больше, чем разнообразие описаний НЛО. Попытки как-то классифицировать гуманоидов оказываются довольно бессмысленными: едва ли не каждый отдельный случай приходится выделять в «группу». Они отличаются между собой по росту, цвету кожи и лица, наличию или отсутствию дыхательных приборов, скафандров и даже одежды как таковой, и т. п. Сюжетно, правда, разнообразие историй о гуманоидах невелико и сводится к четырем основным вариантам: они либо стремятся поскорее улететь, либо «парализуют» свидетеля с помощью какого-нибудь «зеленого луча» и продолжают заниматься своим делом, либо беседуют с очевидцем вне корабля, либо, наконец, «похищают» его, доставляют в корабль, изучают, а затем отпускают восвояси, предварительно «стерев» память о встрече (или даже не потрудившись этого сделать). «Забывший» о контакте человек спустя некоторое время начинает ощущать беспокойство, подкрепляемое сознанием непонятной «утраты» нескольких часов его жизни. Перенервничав, он, наконец, обращается к психиатру или психоаналитику, и тот с помощью регрессивного гипноза извлекает из его памяти «стертые» воспоминания о пребывании во внеземном космическом корабле.
Иногда сообщается и просто о гуманоидах, без какого-либо корабля; они связываются с неопознанными летающими объектами по той же причине, что и странные следы на почве — откуда же этим гуманоидам, как и следам, взяться?
«Беседуя» с очевидцем, «пилоты» НЛО, судя по имеющимся описаниям, задают максимально нелепые вопросы[7] либо сообщают, что прибыли с такой-то звезды или планеты (в каждом новом случае почему-то совсем с другой). Еще один распространенный вариант — выражение беспокойства по поводу сложившейся на Земле политической, экологической, духовной ситуации и настойчивое требование (обращенное к фермеру, врачу или бизнесмену, случайно оказавшемуся на месте посадки НЛО!) немедленно прекратить ядерные испытания. Робкие возражения — «Меня же не станут слушать!» — встречаются мрачноватым пониманием: «Как и любого другого!» Французский журналист и уфолог Эме Мишель назвал подобные истории «фестивалем абсурда».
В 50-е годы «контакторы» (Дж. Адамский, Д. Фрай, Г. Грин, Т. Безурум и др.) были важной частью «уфологической субкультуры» в США. Но ученые, военные и даже серьезные любители не обращали на них особого внимания, и к середине 60-х годов их «влияние» упало едва ли не до нуля. В это время возрос, однако, интерес к историям о «карликовых гуманоидах», скорее игнорирующих очевидца, чем пытающихся вступить с ним в контакт. Абсурдность этих сообщений все же не была столь примитивной, как у их предшественников. Казалось, что эпоха «контакторов» бесславно завершилась; но вскоре они снова вернулись под вуалькой историй о «похищениях». В гл. 1 мы приводили рассказ семьи Эвис как пример «близкой встречи» IV типа. Уже из него видна основная черта подобных случаев, говорящая против их объективно реального характера — полное отсутствие материальных доказательств или хотя бы независимых свидетелей происшедшего. Обращают на себя внимание и такие особенности характеров «похищаемых», как повышенные чувствительность и тревожность, наличие стрессов в личной жизни. Вместе с тем тщательное исследование двухсот «контакторов», проведенное американскими психологами, показало, что они психически здоровы (см. [34, с. 127]). В сознательной лжи их также трудно обвинить; скорее всего, в подобных случаях мы имеем дело с некоторым «пограничным состоянием» психики, при котором субъективные фантазии индивида оформляются в виде историй о похищениях, воспринимаемых им как реальность. Иногда исследователи прибегают для объяснения «похищений» к гипотезе о «дневных снах в состоянии каталепсии», но, строго говоря, разработанной психологической теории таких явлений пока нет. Не исключено, что «пусковым механизмом» для перехода в подобное состояние может послужить и реальное наблюдение аномального объекта в совокупности с его физическим воздействием на окружающую среду и очевидцев. Такое предположение объяснило бы, почему столь резко отличается эмоциональное восприятие «реальных» (субъективно достоверных) «похищений» от «похищений», гипнотически внушенных. Добровольцы, участвовавшие в экспериментах А. Лоусона по «воображаемым похищениям», отнюдь не страдали впоследствии от амнезии, нарушений сна, кошмаров и прочих расстройств, характерных для «естественных» контакторов.
Впрочем, даже наиболее достоверные сообщения о наблюдениях НЛО, подтвержденные инструментальными данными, также субъективируются и приобретают дополнительный смысл, когда они оказываются включенными в систему представлений о феномене НЛО, бытующую в обществе. Б. Меё в книге [56] провел весьма убедительную параллель между описаниями встреч с неопознанными объектами и рядом сюжетов из научной фантастики. Уже эпопея 1897 г. с «воздушным кораблем» на американском Среднем Западе во многом повторяла роман Жюля Верна «Робур Завоеватель», написанный двенадцатью годами раньше. В фантастике 20-х — ЗО-х годов нашего столетия фигурируют дискообразные летательные аппараты, их электромагнитное воздействие на двигатели автомобилей, паралич очевидцев, появление гуманоидов, антигравитационные методы движения инопланетных аппаратов и даже похищения. Меё приводит в качестве иллюстрации три текста, один из которых взят из научно-фантастической повести, опубликованной в 1930 г., а два других — сообщения о наблюдениях НЛО в 1958 и 1972 гг., и «на взгляд» отделить фантастическое описание от «реальных» отнюдь не легко.
Но Меё подметил и такую тонкость: в довоенной фантастике можно найти почти все детали отдельных наблюдений НЛО, но нельзя найти целостного описания феномена НЛО как такового. В фантастической литературе эти детали включены в совсем другие структуры, разбросаны по различным сюжетам и не образуют единого «поля». Это значит, что феномен НЛО не является воспроизведением уже построенной в фантастике модели (тем более, что многие очевидцы с этой моделью просто не были знакомы); скорее он представляет собой иной ее вариант, созданный на ином основании. Меё далек от намерения отрицать существование «объективной составляющей» феномена НЛО, но он убедительно демонстрирует его синтетический, субъективно-объективный характер.
И здесь мы неизбежно приходим к вопросу о взаимовлиянии феномена НЛО и общества, которое его воспринимает, интерпретирует и в определенном смысле конструирует. Как заметил английский уфолог X. Эванс, если на телеэкране показать «летающую тарелку», ее узнают все. Существует, таким образом, некоторая общая концепция, представляющая собой часть обыденной картины мира человечества, независимо даже от того, принимает или отвергает ее как отражение реальности отдельный человек. По типу отношения к феномену НЛО общество можно разделить на пять социальных групп: «верующие», «сторонники», «равнодушные», «скептики» и «отрицатели», причем чисто равнодушных не так уж много. Специфика их взгляда на проблему ясна из самих обозначений; однако границы между ними проходят не по линии (и степени) признания или отрицания физически реальных аномальных явлений, а по отношению к внеземной гипотезе о природе этих явлений. Конечно, «безопаснее» для «отрицателя» отрицать «все»; «верующий» же начинается с признания «чего-то». Главное, однако, в другом: поскольку знакомство с серьезной литературой (а тем более с исследовательскими материалами) о феномене НЛО у большей части читающей публики крайне незначительно, «собственное мнение» о нем обычно выражает лишь априорные предпочтения того или иного индивида или общественного слоя. Априорны они, конечно, лишь по отношению к проблеме НЛО, и в той или иной мере подсказаны личным и социальным опытом.
Феномен НЛО, на практике уже почти неотделимый от внеземной гипотезы, сформировался скорее как символ веры (и неверия — «горше веры»), чем как предмет научного исследования. Именно в этом основное препятствие для его изучения. Можно собрать обширные и достаточно точные данные о наблюдаемых явлениях, можно подвергнуть эти данные серьезному анализу и установить с хорошей степенью надежности те или иные закономерности их сочетаний; но чтобы добиться главного — обоснованной интерпретации этих закономерностей — мы должны выйти за рамки многолетней квазирелигиозной полемики в область рациональной конкуренции предлагаемых объяснений. Трудности здесь носят как гносеологический характер (прежде всего в отношении сбора точных данных; но и допустимость тех или иных гипотез нуждается в некотором предварительном обосновании), так и характер социально-научный: зачастую само обращение к теме НЛО требует от исследователя определенной смелости.