я между собой в своеобразном «соотношении неопределенностей»: чем в большей мере достигается одно из этих качеств, тем в меньшей — другое.
Здесь, конечно, не место погружаться в мифологическую проблематику слишком глубоко, и мы затронем только те ее моменты, которые важны для понимания сути мифологической ауры феномена НЛО.
Прежде всего — что такое «миф вообще»? Если отсутствует обобщающая теория мифа, то и любое определение будет носить условный характер. Возможно, правильнее говорить не об определении, а о сокращенном описании основных черт мифа. Так, по мнению О. М. Фрейденберг, миф — это «особая конструктивная система образных представлений», система метафор, в которой «нет никакой логической каузальности и где вещь, пространство, время поняты нерасчлененно и конкретно, где человек и мир субъектно-объектно едины…» [106, с. 28]. В число наиболее существенных свойств мифа входят — его конкретный символизм (мифологический образ, не теряя своей определенности, обозначает и «что-то другое»); центральное место бинарных оппозиций в структуре мифа, прежде всего таких, как «творческое прошлое — стабильное настоящее», «хаос — космос», «сакральное (священное) — профанное (обыденное)»; неоднородность мифологического пространства и времени. (Подробнее см. [107, с. 164–169; 108, т. 1, с. 11–20].) Миф, строго говоря, не повествование, а в своей основе исторически обусловленный способ восприятия мира человеком на определенной ступени развития общества, «система глобального концептирования». «Вся их [т. е. мифов] повествовательная функция и весь характер их внешнего очеловечения — это формальная сторона; она заменяет абстрактность восприятий, в ту эпоху отсутствующую. Как это ни странно для нас, но эти борющиеся, похищающие и похищаемые герои представляют собой архаическую форму наших будущих абстракций, наших философий и гносеологий…» [106, с. 50].
Понятно, что современный человек имеет существенно иную «систему глобального концептирования», но было бы опрометчиво утверждать, что мифологическая составляющая мышления осталась целиком в прошлом. Иногда эту составляющую связывают исключительно с «массовым сознанием», которое бывает склонно к реакционным политическим мифам, по на самом деле она не чужда и «нормальному» мышлению. Архетипы К. Юнга, хранящиеся в «коллективном бессознательном», — идея во многом спорная, но явно интересная и важная; смысл этого термина в целом уже устоялся: это «наиболее общие, фундаментальные и общечеловеческие мотивы, изначальные схемы представлений, лежащие в основе любых художественных, и в том числе мифологических, структур…» [108, т. 1, с. 110].
Конечно, мифологическая составляющая современного мышления не определяет его сколько-нибудь полно, хотя в ряде ситуаций она может играть заметную роль. Основное различие в том, что древнее мифологическое мышление представляло собой целостный взгляд на мир. Современная мифология, по определению, не может быть столь же целостным явлением. Даже если какой-то внешний стимул способствует «высвобождению» этого слоя мышления и формированию мифоподобных образов, последние неизбежно искажаются под влиянием других, более молодых и — на сегодняшний день — более важных слоев. Миф, однако, не просто возникает на основе реалий бытия, а скорее использует их для своего проявления. Архетипы нагружаются новым содержанием и предстают в новых обличьях, но создаваемая таким образом структура — все тот же миф, пусть и заметно преобразованный. Иными словами, мифологичность концепции определяется прежде всего ее смыслом и структурой и лишь во вторую очередь — содержательной стороной. И если вопрос о конкретной структуре «мифа об НЛО» можно поставить лишь как исходный пункт пока еще не проведенного исследования, то вопрос о его смысле несколько проще.
Основное назначение, а следовательно, и основной смысл любого современного мифа — заполнение «разрывов» в опыте социума, когда «нормальные» системы познания по каким-то причинам, гносеологическим или социальным, срабатывают неадекватно. Существует ли у мифа познавательная функция — предмет долгого спора между специалистами; но, во всяком случае, этиологическая, объяснительная функция у него, бесспорно, есть. Мифологическое объяснение может казаться нам нелепым, но оно — объяснение, и не столько само по себе, сколько в качестве элемента мифологической (или — в современных условиях — мифологизированной) картины мира. В той мере, в какой предлагаемые объяснения феномена НЛО не подтверждены данными исследований, не основаны на подлинно-рациональном подходе к проблеме, они всегда имеют мифологический оттенок и могут лечь в основу еще одного варианта мифа об НЛО.
Неверно было бы отождествлять этот миф только с внеземной гипотезой. Еще раз подчеркнем: почву для мифа создает любая гипотеза о происхождении НЛО, включая и простое отрицание реальности аномальных явлений, как только ее этиологическая функция отрывается от реального процесса исследования и становится самоцелью. Собственно миф возникает в процессе взаимодействия такой «квазирациональной этиологии» с глубинными — и соответственно древними — структурами общественного сознания, сохраняющими свой мифогенерирующий потенциал.
Разумеется, это теоретическое положение никак не противоречит тому практическому факту, что в наибольшей мере «мифичность» (в серьезном смысле этого слова, не просто «неистинность») свойственна именно массовому варианту внеземной гипотезы. В ней, к примеру, давно заметна оппозиция «сакральное — профанное». Сакральное здесь связано с внеземной природой НЛО, а профанное — с непониманием этой природы неразумным человечеством.
Есть и более конкретное сходство. Б. Меё сопоставил истории о «похищениях» землян «пилотами НЛО» с описаниями тех психологических состояний человека, которые в свое время воспринимались как индивидуальный религиозный опыт, в частности шаманский. Параллель между ними налицо; однако важнее другое. Подобные переживания в традиционных культурах оформлялись в соответствии с господствовавшей картиной мира, а их носители находили свое место в социальной структуре общества. Сегодня, воспринимаясь (вернее — интерпретируясь) «очевидцами» по-новому, в соответствии с реалиями космического века, этот субъективный опыт отталкивается обществом (за исключением все тех же «контакторских сект») и становится источником серьезных жизненных проблем для испытавших его. «Небесное путешествие шамана стало экскурсией на борт космического корабля» [34, с. 356]. Какие именно структуры человеческого мозга ответственны за подобные состояния сознания — пока неясно, но субъективно-символический характер «похищений» представляется весьма вероятным.
Итак, мы видим, что изучение проблемы НЛО должно идти в самых разных дисциплинарных направлениях, включая в себя и естественнонаучную, и социальную, и гуманитарную проблематику. Но если попытаться найти центр исследований в этой области, он, на наш взгляд, будет совпадать с вопросом о «предметной природе» НЛО, зафиксированных в сообщениях из групп II и III. Уже видно, что «сверху», дедуктивно, т. е. со стороны гипотез и теоретических объяснений, пробиться к полному пониманию природы феномена НЛО не удается, необходимо встречное движение со стороны эмпирии — серьезный и квалифицированный анализ конкретных фактов. Некоторые результаты профессиональных исследований «НЛО-эмпирии» группы II будут представлены в следующих главах.
Глава 4НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ ОБОПТИЧЕСКИХ СВОЙСТВАХ АТМОСФЕРЫ
В следующих ниже главах будет рассмотрен класс достаточно редких явлений, наиболее часто воспринимаемых очевидцами как нечто аномальное. Прежде чем перейти к этим вопросам, необходимо сделать несколько поясняющих замечаний.
Прежде всего отметим, что исследование природы аномальных явлений проводится в Академии наук СССР на основе анализа всей совокупности сообщений очевидцев, поступающих в Академию наук, которые и составляют исходный массив данных. Поскольку оценить достоверность различных событий, описанных в зарубежной, а подчас и в отечественной прессе или собранных в частных коллекциях, бывает зачастую весьма затруднительно, то они, как правило, не рассматривались.
В виде исключения было проанализировано несколько случаев, для которых имелась достаточно подробная и надежная информация.
В целом результаты проделанной работы показали, что основная часть эффектов, описанных очевидцами, связана с технической деятельностью. Механизмы развития соответствующих явлений описаны ниже. Значительно меньшую часть — до 5 % сообщений — составляют данные о наблюдении природных явлений. Механизмы развития таких явлений хорошо известны и достаточно подробно изложены во многих публикациях. Для примера можно указать две наиболее интересные книги: «Свет и цвет в природе» М. Миннарта [91] и «О летающих тарелках» Д. Мензела [3]. Несмотря на довольно односторонний подход к проблеме в целом вопросы атмосферных оптических явлений в последней книге, без сомнения, рассмотрены на самом высоком уровне.
Можно отметить, что далеко не все оптические эффекты в атмосфере нашли отражение в письмах наблюдателей. Практически отсутствуют сообщения с описанием миражей, достаточно редки сообщения о наблюдениях редких форм полярных сияний, различных видов гало, рефракционных искажений вблизи горизонта и пр. Из естественных явлений наиболее часто вызывают недоумение наблюдения ярких планет Венеры и Юпитера в необычных условиях — сквозь легкую облачность или в разрывах облаков, в дымке, вблизи горизонта. Очевидно, что аномальность таких явлений определяется в первую очередь недостаточной подготовленностью наблюдателей. Поскольку эти эффекты все-таки не слишком часто вводят в заблуждение очевидцев, в дальнейшем рассматривать подробно мы их не будем, а остановимся лишь на специфических явлениях, связанных с исследованием верхних слоев атмосферы и космического пространства.
Как отмечалось выше, в массе сообщений очевидцев такие описания обычно составляют большую часть — 90 % и более. Рассмотренные механизмы позволяют объяснить наблюдающиеся эффекты и спрогнозировать возможность таких наблюдений. Вне всякого сомнения, что предложенные модели являются не единственно возможными, и мы далеки от намерения ставить знак равенства между схемой развития