8
Личная жизнь у Яны шла так. Весной, приблизительно в конце марта или в начале апреля, Яна влюблялась в какого-нибудь «чувака», который начинал оказывать ей знаки внимания. Яна охотно и благодарно отвечала на эти знаки, завязывался роман. Май проходил в вихре удовольствий, в июне она с новым избранником ехала в отпуск. Проблемы начинались ближе к возвращению или уже после него. Разглядев Яну поближе, мужчины принимались ее воспитывать.
> Прикинь, говорит: «сходи к лору, у тебя голос гнусавый, наверняка полипы». У меня гнусавый голос, Люба?
> Да вроде нормальный всегда был. Хотя мы голосом давно не созванивались. Дышать тебе нормально?
> Нормально, когда не душат, блин! И думать нормально, когда мозги не ебут! Ну ёпты ж, я ведь ему не говорю, что у него член не идеально прямой! Мне все в нем норм. А он так и норовит меня поисправлять.
> Какие-то придирчивые тебе попадаются.
> Да! Вообще обычно, когда влюблен, то как-то наоборот, все вызывает скорее нежность там, умиление. Вот вообще не понимаю, чего себя самого так на негатив настраивать!
К сентябрю-октябрю дрязги перерастали в конфликты, Яне надоедало вечное выяснение отношений, она расставалась с очередным «чуваком» и ощущала себя свободной. Как правило, случался еще один мимолетный роман в течение осени, с финалом после новогодних праздников. Январь, февраль и март Яна проводила в работе, а далее цикл повторялся.
К расставаниям Яна относилась без грусти. Обычно к этому времени «чувак» совершенно переставал ей нравиться, и она чуть ли не пинками выгоняла его из своей жизни, приговаривая:
> Да пусть катится, тоже мне, блин, сокровище! Досвидосик, я вообще не держу! Скатертью до рожка!
С годами Яна стала задумываться о детях. Нам исполнилось тридцать два, меня в Германии считали молодой мамашей, но Яна в России начала беспокоиться о часиках.
> Мне бы мужа какого, что ли, заиметь. Можно и самой родить, конечно. Только без бабушек и дедушек, с фрилансом и в съемной это сложновато. Если бы вот у меня квартирка была или стабильный доход, то я бы уже и не думала, родила бы и все.
9
Я на познакомилась с Егором в конце марта. Егору было сорок. Яна выезжала с парковки бизнес-центра, сдавала задом, а Егор ехал мимо на велике и влетел сбоку ей в багажник. Яна дико испугалась, выскочила и с выпученными глазами бросилась к Егору:
— О, прости, прости! Мне было не видно!
— Все в порядке, дорогая, — успокоил Егор. — Попытка покушения не удалась. Я супермен, занимаюсь боевыми искусствами и умею группироваться.
На нем действительно, не было ни царапины, а вот велик пострадал. Яна предложила отвезти его в веломастерскую и частично оплатить ремонт. С тех пор Егор и Яна не расставались.
Выяснилось, что Егор — потомственный художник. Его отец был известным иллюстратором. Правда, с матерью Егора он расстался, когда Егору было два. Позже Егор уже подростком успел познакомиться с отцом и провести с ним три года, с четырнадцати до семнадцати. Потом отец умер. Егор боготворил отца, любил его друзей и тот образ жизни, который они вели.
Неискушенная Яна с восторгом окунулась в мир новых для себя знакомств и способов проведения досуга. Оказалось, что в мире существуют не только нудные работодатели, под которых надо со скрежетом зубовным подстраиваться, а потом со вздохом облегчения от них сбегать; не только кафешки с бизнес-ланчами и стремные высокомерные «чуваки» из тиндера.
> Наконец-то я попала в свою компанию! Это мои люди, сто проц мое место, моя среда. Блин, почему это не случилось десять лет назад!
Я была искренне рада за Яну. Все складывалось лучше некуда.
10
В августе того же года я впервые за несколько лет прилетела в Москву одна, оставив дочку с Петером. Я побывала у Егора и Яны, и мне у них очень понравилось. Егор жил на Соколе, в поселке художников, в маленьком ветхом домике отца. Кое-как подновил скрипучее крыльцо, а больше ничего не менял. Отапливался домик печью. И в кухоньке, и в обеих комнатках казалось, что потолок держится на рядах книг, альбомов и журналов. В самой маленькой комнатке Егор устроил свою мастерскую, часть картин хранилась на чердаке.
Живя в Берлине, я с опаской относилась к современному искусству (по большей части не изобразительному) и с приятным удивлением обнаружила, что картины Егора мне очень нравятся. Это было теплое и отчасти даже предметное искусство, из тех, что симпатичны непонятно почему. Желтый маленький квадрат в углу, а на фиолетовом фоне угадываются угасающие в сумерках невнятные природные ландшафты — то ли камень, то ли мох, то ли линия горизонта или моря. Композиция, в которой можно было увидеть кубическую вазу со сломанными стеблями (сам Егор сказал, что писал с натуры куб бетона, из которого торчала в разные стороны железная арматура).
Вообще было заметно, что у Егора две главные любви: природа и промзона. Людей Егор рисовал редко, и эти его работы мне не нравились. Люди у него выходили сумасшедшими уродами — грубыми, без глаз, сломанными, как будто Егор тыкал кистью во все то, что ему казалось неправильным, болезненным. Особенно запомнилась одна работа: аккуратно прорисованный белый контур маленького падающего человечка, вроде инфографики «осторожно, скользкий пол», на столь же аккуратными мазками зарисованном жидко-зеленом полотне. На голове, руках и ногах человечка было изображено пять маленьких языков пламени. Общий тон был монотонным и жутковатым, одновременно безэмоциональным и жестоким. Но такие работы были все же в меньшинстве.
— Очень нравится, — сказала я искренне. — Егор, я мало что понимаю в искусстве, но мне кажется, ты большой художник.
Яна довольно заулыбалась, а Егор почесал мускулистый живот.
— Увы-увы, — сказал он. — Я как художник на данный момент вообще не виден невооруженным глазом. Ни одной выставки, покупают только друзья. Точнее, одна подруга, и та старая знакомая моего отца.
— А ты пробовал пиариться? — сказала Яна.
Егор погладил Яну по спине.
— Как раз тебя хотел попросить. Сделаешь мне инфографику на каждую картинку, и сразу всё раскупят.
Он обращался с ней как с ребенком, все время слегка подтрунивая, как будто то, что она говорила, было забавно и мило своей наивностью. Однако меня больше удивила манера поведения самой Яны. Все три часа Яна фактически промолчала. Говорил Егор, а она сидела на диванчике, ласково улыбаясь и сцепив руки в замочек. Но как только мы сели в машину, Яна принялась болтать по-прежнему.
— Ты при Егоре молчишь, это так необычно, — сказала я.
— Молчу? — удивилась Яна. — Странно. А мне казалось, мы с Егором говорим вместе.
11
Да, Егор относился к Яне так же снисходительно и насмешливо, как и прежние ее знакомые. Но Яна относилась к Егору не так, как к ним. Если прежних «чуваков» она с легкостью отправляла в бан, то про Егора сразу решила, что собирается жить с ним долго и счастливо. При этом способности мыслить здраво она не теряла.
> Егор, конечно, отчасти жопа. Манера общения — постоянный троллинг. Немного выводит. Но, возможно, это потому, что меня это за всю мою жизнь реально достало. А если разобраться, то его чувство юмора похоже на мое. И еще он очень честный, смелый и бескомпромиссный. Даже честнее меня.
Я выразила удивление, мне казалось, что честность, как и пресловутая осетрина, бывает только первой свежести (а так как Яна — человек честный, то честнее уже некуда). Но в дальнейшем разговоре выяснилось, что Яна имела в виду компромиссы с жизнью. Егор решил, что он художник, и не пытается строить жизнь как-то иначе, а подрабатывает по-пролетарски.
> Все умеет. Зарегистрировался на юду, иногда чинит людям унитазы за мелкий прайс. Но редко, ему денег особо не надо. Тут, правда, проблема, что у меня больше и возможностей, и желаний. Например, получается, что я нормально ем, а он рядом лопает булку с кефиром. Однажды кабачки на помойке нашел, принес довольный такой, всю гниль вырезал, пожарил и съел. Я бы с ним поделилась, но он категорически не хочет «жить за мой счет». Кстати, на моей машине тоже старается не ездить. В общем, комплексы у человека. Я стараюсь очень осторожно с этим, но видно, что его прям задевает.
Тут я задумалась. С одной стороны, мы с Петером в то время оба были трудоголиками, и я уже начала понимать, как сильно это портит отношения. Но, с другой стороны, трудновато жить рядом с человеком, который питается гнилыми кабачками, и всячески стараться не обидеть его тем, что у тебя есть источники дохода.
— Я его хорошо понимаю, — признавалась Яна. — С удовольствием послала бы работу на дядю и творила бы только для себя. Но у меня нет такой смелости и честности, поэтому размениваюсь на коммерческую хуйню. А тут так классно, столько альбомов по искусству, я столько для себя открыла нового, просто море всего. И еще его собственные работы везде висят. Это все так круто вдохновляет, я столько рисую, никогда в жизни я столько не рисовала! Ну а что жизнь с художником не проста, так у кого она простая?
> С айтишником тоже, это я тебе говорю.
> Вот видишь:)
12
Я на давно хотела детей. Егор нет.
— Что с меня за отец? Не отец я, а говно. У меня уже есть какие-то дети, и я про них ничего не знаю.
Но Яна уговаривала, умоляла, и Егор «не устоял перед ее напором». Яна забеременела и начала увеличиваться в размерах. Изменились движения, жесты. Она перестала скакать козой.
— Бережешь себя, как хрустальная ваза, — отметил Егор. — Знай, беременность не болезнь, бабе свойственно беременеть.
Наконец родился мальчик. В день выписки Егор взял его на руки и придирчиво вгляделся в личико. Степень сходства его устроила.
— Вот ты какой, Сева-Авксентий! — сказал он.
Других имен Егор не признавал. Мальчика назвали в честь деда.
Первые дни Егор только и делал что зарисовывал младенца в разных позах и ракурсах. Особенно его интересовали пятки, уши и пупок.