Вот ты говоришь: «Я не такая как они». А он говорил: «Я не такой как все». О’кей, ладно, предположим, что у тебя было все в порядке и ты просто с ним играла. Но спасло ведь тебя не это. Тебя спас чистый случай.
Вообще, случай спасает чаще, чем мы думаем. Зимой мы с Ромчиком были в России. Он был совсем мелкий. Мы участвовали в уличной сходке. Родной город заваливало снегом. Мне казалось, что я стою безопасно. Очень быстро выяснилось, что это не так. Позади и впереди нас остановилось по автозаку, и оттуда посыпались космонавты. Я с Ромчиком в слинге сиганула через ограждение, дернула стометровочку, ворвалась в шашлычную, а оттуда утекла с заднего хода дворами-колодцами. Я к чему? Тогда мне тоже казалось, что мы в безопасности. Но спасли нас лишь случай и скорость.
Вот и с тем чуваком тебя спасло не то, что ты была такая умная и циничная. Тебя спасло то, и только то, что в тот день он не успел тебя задушить.
Давай-ка сосредоточься и припоминай, как это было.
8
Так вот, как сказано, он любил соревноваться, и мы часто играли в игры типа «кто отчаяннее», «кто больший псих», «кто быстрее сдастся». И тут был один нюанс. Поначалу он любил, чтобы в этом состязании выигрывала я. Он даже как бы охотно мне поддавался, и тут следовал новый тур его слащавого восхищения: какая ты безбашенная! А я, конечно, втайне ухмылялась: на самом-то деле я куда благоразумнее, чем ты думаешь.
И ровно в тот момент, когда эта игра, которую я видела насквозь, стала мне надоедать… ровно в тот момент, когда мне наскучило прикидываться наивной и пылкой крошкой… ровно в этот момент он решил, что ему тоже надоело и что он больше не хочет разрешать мне выигрывать.
— Я тебя придушу, — сказал он и накинул мне на шею струну от гитары.
Это была басовая струна, самая толстая, но все же потоньше каната. Дело было серым деньком в полутемном коридоре.
— Не рыпайся, — сказал он вкрадчиво прямо мне на ухо. — Какая ты красивая перед смертью!
— Ты тоже чертовски привлекательный душегубец, — сказала я.
Мы оба глянули в полутемное зеркало. И впрямь, сцена-нуар, залюбуешься. Мне даже понравилось, хотя обычно мне мало что по-настоящему нравилось в этой череде вялых банальностей. А вот счас начиналось что-то настоящее и крутое.
— Так что же? — и он натянул струну и снова ее ослабил. — Душили-душили?
— Мы в школе так играли, — сказала я. — Мультики смотрели типа.
— Нет, — сказал он вкрадчиво и страшно. — Никаких мультиков ты больше не увидишь, — и снова понемногу стал натягивать струну.
Я сделала глубокий вдох.
— Зассала, — рассмеялся он и сжал меня коленями. — Засса-ала… — В глазах у меня потемнело. — По ходу, ты мне не веришь… ты не веришь, что я могу… а я…
Я резко откинула голову назад. Сзади жидко всхлипнуло. Коричневые квадраты мебели застучали и сместились. Коридор наискосок рванул мне навстречу, лязгнула собачка замка, и я метнулась вниз по лестнице. Пока бежала по ступенькам, мысли пришли в порядок, но по инерции я промчалась огромными шагами еще улиц пять-шесть, как будто чувствуя спиной чей-то внимательный взгляд.
Потом прислонилась к тумбе на канале Грибоедова, вдыхая сырой летний воздух.
— Боженька, честное слово, больше так не буду, — сказала я и заржала.
Мимо прошла старая женщина с ходунками и хозяйственной сумкой.
— Наркоманка, — сердито сказала она в мою сторону. — Бросай, пока не поздно.
В почте меня ждало длинное обиженное письмо: сделали рентген, сломан нос; мог бы пойти в полицию; ты безумна не по-хорошему; как вообще человек в здравом разуме может даже помыслить, что его лучший друг и наставник может умертвить его или сделать что-то плохое?! Неужели я из тех новых, хлипких людей, которых нельзя тронуть и пальцем?! Неужели я всего лишь заполошная, взбалмошная истеричка?! Если я не такова, то должна немедленно прийти. Мы будем пить вино, есть оливки и пармезан. Хорошая идея, сказала я себе, пошла и купила себе того, другого и третьего: в те времена вино еще продавали без паспорта.
9
— Ну и как же, — спросил Хосе очень серьезно, — ты выполнила обещание, данное Боженьке? Ты больше так не делаешь? Кстати, что именно?
— Да, выполнила, — сказала я. — С тех пор я встречаюсь только с теми, кто мне по-настоящему нравится.
— Вот это правильно, это правильно! — сказал Хосе. — Бог если чего-то и не любит, так это когда встречаются с кем-то, кто не нравится по-настоящему. Но тебе было мало лет, и потом это не повторялось, так что это простительно! Как же тебе повезло!
— Да, мне ужасно повезло! — сказала я. — А той девушке — ей не повезло.
— Да, ей ужасно не повезло! — повторил Хосе и задумался.
Потом он сказал:
— Меня однажды тоже чуть не убили. И это тоже было потому, что я встречался с кем-то, кто мне не нравился. Мне тогда тоже было шестнадцать. И у нас появились соседи. Он был красавчик. А она была не очень. Злая. Злые люди не бывают красивыми. То есть бывают, но редко, и потом все равно некрасивеют на глазах. Ну и вот, этот парень стал меня клеить. Вообще, я когда был молодой, мне проходу не давали те мужчины, кто любит мальчиков. Какие красивые ноги, какая жопа, пойдешь с нами. Поэтому я хорошо понимаю девчонок, они в нашей местности все время так живут. Да и здесь часто такое встречается. Вот в Европе, там нет. В России тоже да? Почти везде да. Ну и вот. Он стал меня клеить. А я ни бум-бум, то есть совсем не понимаю, чего он от меня хочет. Но я всегда был при этом парень доброжелательный. И я вижу, что он проявляет ко мне расположение. Пусть это расположение мне чем-то подозрительно, хотя я не догадываюсь чем, как-то мне оно не совсем нравится, но все ж, думаю, добрососедство, человек хороший — надо улыбаться. И улыбаюсь. И вдруг он меня за жопу хвать. Тогда уже я сказал ему, что извините, мол, я не… А это увидела соседка, его жена. И вот в одну ночь стук в дверь. А это были братья его жены. Меня вытаскивают из постели, ставят на колени и подносят нож к яйцам. Я говорю: я не виноват. Это ведь не я хватал соседа за жопу, а он меня. А они говорят: а ты виноват, что с ним кокетничал. Сейчас мы отрежем тебе яйца, и будешь ты без яиц. Я плакал, умолял их о прощении, валялся по земле, жуть как было неприятно, а они снимали на видео. В итоге яйца остались на месте. Но потом, когда я уже работал в инвестиционной компании, они позвонили и сказали: пришлем твоему начальнику то видео. Непонятно же, что было. Там все представлено так, что я приставал к соседу и мне за это надавали. И кроме того, ты там унижаешься, ревешь, целуешь ноги — полный зашквар. Но я парень простой. Я говорю: присылайте на здоровье, пожалуйста. Они прислали.
— И что начальник?
— Весь трейдинг сбежался смотреть это видео. А я встал, помахал пустой чашкой из-под кофе и сказал: зато яйца на месте.
— Да они не просто на месте, они у тебя железные!
— Но это все не то, — сказал Хосе. — Главного-то я тебе не рассказываю. И ты мне тоже. Каждый раз, как слушаешь от меня исповедь либо же проповедь, имей в виду, она с червоточиной. Да и я сам не знаю с какой. Почем ты знаешь, может, мы с тобой мертвы и рассказываем друг другу альтернативную версию событий. Или, может, ты — та девочка, и тебя удушили. Везде подвох. Или, может, наоборот, я — это…
Еле слышно появилась сонная Далия.
— Вы тут чего? — осведомилась она.
— О, комиссия по ценным бумагам, — сказал Хосе.
— Папа рассказывал про своего соседа, который был у него когда-то, — сказала я.
— Это не про того, который повесил папу на дереве, чтобы доказать, что он ничем не отличается от груш?
— Про другого, — Хосе поворошил палочкой в костре.
Из черного океана веяло жаром, как из пустыни. Страшно было подумать, как станет жарко, когда выйдет солнце.
10
Читаю подробности дела.
Итак: профессор был задержан воскресным утром на шоссе после грубого нарушения правил дорожного движения в пьяном виде. При осмотре машины в багажнике найден труп девушки по имени Болеслава — студентки второго курса. Следствие установило, что девушка была задушена капроновым чулком около полуночи. Профессор утверждает, что его всю ночь не было дома, а девушка повесилась сама. Судмедэксперты признают, что картина смерти похожа на самоповешение, но это еще не говорит о том, что девушке никто не помог, тем более что никакого алиби у профессора нет. Еще одна загадка: в час пятнадцать уже мертвая к тому времени Болеслава запостила со своего телефона в контакт картинку из Happy Game — игры, в которой смайлы взрываются кровавыми брызгами и где надо отрывать кроликам головы, и профессор эту картинку лайкнул. Профессор убийство категорически отрицает, утверждая, что гулял всю ночь по городу и нашел девушку повесившейся, когда пришел домой. На вопрос, зачем ему понадобилось вывозить труп из города, ответил: «Хотел в последний раз побыть с ней наедине на лоне природы». Экспертиза признала профессора полностью вменяемым.
Поколебавшись, решаю посмотреть видеоинтервью с мамой Болеславы. Единственный ребенок единственной мамы, нежная дочь, отличница, гордость района, маленький сибирский городок, олимпиады, красавица, двести баллов за ЕГЭ. Белокурые, волнистые, длинные волосы, я так любила их расчесывать. Она была создана для счастья, — рот кривится, она дрожит. С проклятиями выключаю интервью. Нахуя смотрела?
— Нахуя снимали? — спрашиваю я у Хосе.
Но Хосе занят, он мотает головой. Он озабочен. Что-то не так в мировом финансовом океане. Куда-то не туда село тамошнее солнце. Наше, напротив, взошло куда ему следует и пикирует лучами с нужной точки в небесах, поливая все жаром.
Собираю детей, и едем на рынок. Мы питаемся главным образом фруктами и рыбой. Маритесс хватает с прилавка радужные мелки, которые светятся в темноте. Ромчик настаивает на том, чтобы вести свой беговел за руль. Мы с Далией стараемся держаться в тени. Сесилия громко выкрикивает номера проезжающих мопедов; водители оборачиваются и виляют, едва не врезаясь в отбойник. Вот у Сесилии, думаю я, как раз такие волосы, и она тоже, как водится, создана для счастья. Но это чудовищная, жесточайшая спекуляция. Никто из людей не создан для счастья. Говорить и думать так — значит сразу отдавать ребенка на растерзание миру.