должен быть, тот должен перестать быть тем, что он есть. Впрочем, последняя фраза принадлежит Мейстеру Экхарту. Итак, душа теряется, но зато у внутреннего человека появляется возможность проявиться во внешнем.
Теперь представим, что жена соединилась, стала единой с мужем. Но муж един со Христом, а о единстве Христа с Богом не стоит уже и упоминать.
Для понимания того, какую трансформацию претерпевает человек, становящийся неразделенным, единым, неоценимыми, ключевыми являются слова из Евангелия от Иоанна:
«Все Мое Твое, и Твое Мое... Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, кого ты дал Мне, чтобы они были едино, как и Мы.» (Ин 17:10,11);
«Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них и Ты во Мне; да будут совершены воедино.» (Ин 17:21-23). Этот отрывок дает, наконец, возможность понять истинный смысл одной из самых важных, если не самой важной фраз: «Я и Отец - одно.» (Ин 10:30).
Для тех, кому захочется сказать, что вся глава эта — богохульство, мы обязаны помочь освежить в памяти те события, которые последовали за тем, как Сам Иисус изрек: «Я и Отец — одно.» Так вот, в Евангелии от Иоанна сразу за приведенными словами Иисуса, следует рассказ о том, что «опять Иудеи схватили каменья, чтобы побить Его.» (Ин 17:31). Интерес представляют и дальнейшие события, но знакомство с ними мы оставляем на совести читателя.
Только теперь можно попытаться понять всю глубину тайны, открываемой Павлом, говорящем о Христе: «Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоящую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем. (И, придя, благовествовал мир вам, дальним и близким, потому что} через Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе.» (Еф 2:14-18). Что, кроме предшествующих рассуждений, может дать нам ответ на вопрос, кто эти «те и другие», «оба», «двое», о коих говорит Павел?
Возможно, конечно, что кого-то из читателей удовлетворит иное объяснение, которое, как кажется, заключено во взятом нами в фигурные скобки семнадцатом стихе. Но нам придется разочаровать такого читателя, ибо серьезным недостатком этого стиха является существенная неточность русского перевода. Присем можно закрыть глаза на то, что, если сей стих и соответствовал греческому оригиналу, то даже и тогда мы вставали бы перед вопросом, почему, говоря о многих дальних и многих близких, Павел употребляет слова «двух», «обоих». Ведь такое словоупотребление чисто грамматически связано с парой, в которой один является близким (к чему?), а другой далеким (от чего?), в то время как при повествовании о многих дальних и многих близких следовало бы говорить не о «двух», а о многих парах, не об «обоих», а о тех и других. Неужто же Павел столь несовершен в слове? Никак! Павел не ошибается, ибо говорит он не о дальних язычниках и близких христианах, но о близких к Богу внутренних человеках и об образующих с каждым из них пару дальних-таки от Бога внешних человеках.
На самом же деле семнадцатый стих должен выглядеть так: «И, придя, благовествовал мир вам, которые были далеко и мир [тем], которые были близко.» Понятно, что те, к кому обращается Апостол Павел были далеко, но после исправления перевода возникает сложный для разрешения в рамках традиционных представлений вопрос: что это за те, «которые были близко», кому Христос благовествовал мир? Ведь даже самого себя Павел, будучи во времена земной жизни Иисуса гонителем христианства, не сможет отнести к последним. Но почему же он не говорит тогда «нам, которые были далеко»? Все эти вопросы можно просто разрешить, понимая, что Павел говорит о внешних человеках как о тех, которые были далеко от Бога, а о внутренних как о тех, которые были к Нему близко.
И вновь цитаты из апокрифов, не привести которые здесь было бы непростительной небрежностью:
«Иисус сказал: когда вы сделаете двух одним, вы станете сынам человеческими, и, если вы скажете горе: сдвинься, она сдвинется.» (Фома 106). Последнее достижение канонические Евангелия обетуют не тем, кто делает двух одним, а тем, кто, как кажется, «просто» верует. Но, если посмотреть с новой точки зрения, то не спросим ли мы: Не заключается ли вера в том, чтобы сделать этих двоих одним? Во всяком случае тот, кто не сильно преуспел в передвиганий гор верой в большое, может испытать судьбу попыткой веры в малое.
«Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое суть братья друг другу. Их нельзя отделить друг от друга. Потому и хорошие не хороши, и плохие не плохи, и жизнь не жизнь, и смерть не смерть. Поэтому [же] каждый будет разорван в своей основе от начала. Но те, которые выше мира, суть неразорванные, вечные.» (Филипп 10);
«Основа мира — человек, основа же человека — брак. Познайте совокупление неоскверненное, ибо оно обладает великой силой. Образ его существует в оскверненной форме.» (Филипп 60); «Я пришел сделать... подобными части внешние частям внутренним.» (Филипп 69);
«Когда Ева была в Адаме, не было смерти. После того, как она отделилась от него, появилась смерть. Если она снова войдет в него и он ее примет, смерти больше не будет.» (Филипп 71).
Прежде чем подвести итог теме единства, будет уместно вернуться к моменту возвращения блудного сына в отчий дом и повторить, что синонимом сего возвращения является достижение века грядущего. С другой стороны, как мы выяснили, на примере Адама с Евой, для жизни в веке сем мужу необходима жена, однако при их единении они становятся «совершены воедино» (Ин 17:23), и далее уже нет ни жены, ни мужа, но пребывают они воедино. Обратимся опять к притче, переданной вновь Лукой: «Чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божий, будучи сынами воскресения. А что мертвые воскреснут, и Моисей показал при купине, когда назвал Господа Богом Авраама и Богом Исаака и Богом Иакова. Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы.» (Лк 20:34-38 ср.тж. Мф 22:30; Мк 12:25).
Этим можно было бы и закрыть вопрос единства, ибо в противном случае настоящая глава никогда не кончится, однако нам предстоит прежде прояснить одно серьезное заблуждение, которое теснейшим образом связано с ложным толкованием только что рассмотренного аспекта устранения разделенности. Дело в том. что в отношении того, кто сумел устранить внутреннюю разделенность, установив в себе истинное единство, греческий язык, язык оригиналов Священного Писания христиан, использует слово «монахос», то есть тот, кто пребывает воедино. Русское же слово «монах», как, впрочем, и соответствующие слова других языков, на коих говорят христиане, является лишь редуцированной версией греческого, но толкуется, как понимает читатель, совсем в ином смысле, какой открыли мы, исследуя тайны Библии, касающиеся строения существа человеческого, представленные сквозь призму языка символов. Здесь же можно заметить, что в случаях, касающихся некаконизированных текстов, многие переводчики, и далеко не только русскоязычные, путаются при переводе этого слова, результатом чего, в зависимости от контекста, бывают и единые, и единственные, и одинокие, и отшельники, и просто монахи. На самом же деле только тот, кто истинно может сказать о себе то же. что и Иисус: я и Отец — одно, лишь тот имеет право истинно зваться монахосом.
Тут будет вовсе нелишним вспомнить самое начало нашего повествования, где мы приводили слова Иисуса: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.» (Мф 10:16). Как мы тогда выяснили, главным значением греческого слова akeraios, переведенного как простой, является: неразделенный, целый, несмешанный. Не открылся ли нам истинный смысл той простоты, к которой призывает Иисус?
Вероятно, для читателя, до сих пор не отбросившего в сторону нашу книгу, но, наоборот, согласного, хотя бы отчасти, вместить ее идеи, будет небезынтересно ознакомиться и с теми фрагментами апокрифов, которые несколько выходят за рамки нашего повествования, тем не менее объясняя весьма многое в вопросе о чертоге брачном. Мы приведем лишь некоторые выдержки из уже знакомых коптских Евангелий от Филиппа и от Фомы. Мы не станем комментировать цитируемые отрывки, ибо, как можно было убедиться на множестве примеров, тайный язык их абсолютно идентичен рассмотренному нами в отношении канонических текстов:
«Иисус сказал: блаженны единые и избранные, ибо вы найдете Царствие, ибо оттуда вы пришли и снова туда возвратитесь.» (Фома 49);
«Иисус сказал: многие стоят перед дверью, но единые суть те, кто войдут в чертог брачный.» (Фома 75).
«Есть место, где находятся дети чертога брачного. Есть соединение в этом мире мужа и жены, место силы и слабости. В веке том есть иной вид соединения. Однако мы называем его этим именем. Но существуют иные, они выше всех имен произнесенных... Те, кто там — не одно и другое, но эти оба суть лишь едино. Тот, кто здесь не может выйти из плотского тела.» (Филипп 103,104).
«Никто не может узнать, в какой день муж и жена сочетаются друг с другом, кроме них самих. Ибо брак мирской есть тайна для тех, кто взял жену. Если брак оскверненный скрыт, насколько более брак неоскверненный есть тайна истинная? Он не плотский, но чистый, он принадлежит не тьме и ночи, но принадлежит он дню и свету... Никто не сможет видеть жениха и невесту, если он не станет таковым.» (Филипп 122)
«Всякое растение, которое посадил не Отец Мой, Который на Небесах, искоренится. Те, кто был разделен, будут соединены и исполнены совершенством. Все те, кто войдет в чертог брачный, разожгут свет, ибо они не порождают так, как в браках, которые в ночи... Но тайны этого брака совершаются днем и при свете.» (Филипп 126).