конов был словно переписан заново».
До начала кампании против Brent Spar в недрах Greenpeace шли междоусобные распри вокруг того, сумеет ли организация «продать» уничтожен старой горы промышленных отходов средствам массовой информации в качестве «лакомого куска». Голландский активист Greenpeace Гиз Тйеме вспоминает сомнения, обуревавшие организацию: «Это не было кампанией против нефти или хлора, ни борьбой за чистоту воздуха». Это не было борьбой за рыбу, или за китов, или даже за прелестных тюленьих детенышей. В яснилось, что речь шла об идее сохранения нетронутого пространства, ка: протестах против вырубки леса по берегам залива Клейокуот в Британск Колумбии годом раньше речь шла о сохранении одного из последних в Kai де участков реликтовых девственных лесов. Проблема Клейокуот была только проблемой сохранения многообразия биологических видов, но и > мой девственной природы. Так же рассматривалась и ситуация с Brent Sp Хотя Greenpeace представил результаты научных исследований об эколо] ческом воздействии нефтяной платформы на океанское дно (исказив по хс дела некоторые факты), сражение шло не столько за сохранение окружа щей среды в традиционном понимании, сколько за запрет использовать д Атлантического океана в качестве мусорной свалки. Планы Shell похорош свою гору мусора в морских глубинах отозвались в общественном сознании по всему миру: вот, мол, доказательство того, что если предоставить транснациональные корпорации самим себе, то на земле не останется ни кусочка свободного пространства, — даже океанские глубины, последний оставшийся девственным участок природы, окажутся колонизированными.
Корпорация Shell, британское правительство и деловая пресса указывали, что такая реакция совершенно иррациональна. «Обывательские предрассудки побеждают науку», — гласил заголовок в Wall Street Journal, a Economist провозгласил: «Теперь при принятии решений здравый смысл отступает». И они были по-своему правы. Эта концепция защиты «незнаемого» — без какой бы то ни было практической, рациональной причины, за исключением того, что нам нравится осознавать, что оно существует, — была и в самом деле очень слабой позицией, но в то же время могущественной. Как написала обозреватель Guardian Сюзанна Мур, история с Brent Spar имела, по меньшей мере, столько же отношения к мистике, сколько и к науке: «В морских глубинах таятся странные живые существа, и хотя мы, вероятнее всего, никогда их не увидим, в душе у нас такое чувство, что лучше оставить их в покое. Почему они должны делить свои великие темные глубины с обломками нефтяной платформы?».
Урок, который Greenpeace вынес из своей победы на Brent Spar, пишет Гроув-Уайт, был уроком о неприкосновенности «территорий, принадлежащих сообществу людей в целом», — мест, не поименованных ни на каких картах, не принадлежащих никаким частным институтам и потому являющихся общей собственностью. Организация получила и еще один урок, который усвоили и организаторы антинайковских кампаний: выбирать в конце 90-х годов в качестве мишени крупные, богатые, вездесущие транснациональные корпорации — все равно, что в конце 80-х годов спасать китов. Это популизм, и это популярно, и этого хватило, чтобы вывести Greenpeace из предсмертного состояния. После дела с Brent Spar на организацию посыпались деньги, в нее стали записываться новые люди — и даже, как, сообщает Guardian, имущество по завещанию. «Одна женщина позвонила нам и сказала, что изменила свое завещание. „Я хочу оставить все, что имею, Greenpeace“, — говорится в ее записке. — Купите на эти деньги надувные лодки и затравите Shell». В своем «некрологе» на события с нефтяной платформой Brent Spar газета Wall Street Journal мрачно отметила, что в таком климате «экономическая война может быть лучшим способом ведения войны экологической».
И еще один урок дала активистам капитуляция Shell. Потерпев неуд чу в своих попытках доказать правильность и неизбежность первоначал ного плана корпорации, премьер-министр Джон Мейджер стал выгляде-как корпоративная левретка, причем нелюбимая. Когда Shell сменила позицию на противоположную, Мейджер только и смог вымолвить, что ее н чальство проявило слабость, уступив нажиму публики. Его собственн; позиция оказалась настолько подорванной, что не исключено: именно это сыграло роль в объявленном всего через два дня после капитуляции Shell его решении уйти с поста главы консервативной партии и провести голос вание о своем лидерстве. Так история с Brent Spar доказала, что корпор ции — даже такая осмотрительная и замкнутая в себе компания, как Royal Dutch/Shell, — иногда настолько же уязвимы для общественного давления, к; и демократически избранные правительства (а случается, что и сильнее их).
Этот урок оказался особенно актуальным во время следующего ист тания, выпавшего на долю Shell, когда внимание мирового сообщества бы. привлечено к роли транснациональной компании в разграблении Нигерии под патронажем коррумпированного правительства покойного ныне генерала Сани Абача. Пусть генерал и не был подвластен общественному давлению, но компания Shell — совершенно определенно.
Начиная с 50-х годов Shell Nigeria выкачала из земли народа огони в дельте реки Нигер нефти на 30 миллиардов долларов. Доходы от добычи нефти составляют 80% экономики Нигерии — 10 миллиардов долларов в год. более половины этой суммы поступает от Shell. Но народ огони не только лишили выгод от эксплуатации их естественных богатств — многие из них все еще живут без водопровода и электричества, а их воду и почву отравляют открытые нефтепроводы, разливы нефти и газовые факелы.
Движение за выживание народа огони (Movement for the Survival oft Ogoni People, MOSOP) под предводительством писателя Кена Capo-Виг выдвинутого кандидатом на Нобелевскую премию, провело кампанию борьбе за реформы и потребовало от Shell компенсации. В ответ на это, oпасаясь, как бы потоки нефтяных денег в правительственные закрома не истощились, генерал Сани Абача направил против огони нигерийскую армию.
Тысячи людей были убиты или подверглись пыткам. Огони обвинили в нападении не только Абачу, но также и компанию Shell — в использовании нигерийских военных в качестве частной полиции, т. е. в том, что корпорация платит им за подавление мирных демонстраций протеста на земле огони вдобавок к финансовой поддержке и приданию легитимности режиму Абачи.
Перед лицом усиливающегося протеста в Нигерии Shell в 1993 году ушла с земли огони, что только усилило давление на военных с целью устранения огонийской угрозы. Просочившийся в печать меморандум главы войск внутренней безопасности нигерийской армии звучал вполне недвусмысленно: «Работа компании Shell невозможна, если не будут предприняты безжалостные военные операции ради восстановления нормальной экономической деятельности… Рекомендации: карательные операции во время всех мероприятий MOSOP и прочих групп сопротивления, действия которых оправдывают постоянное военное присутствие. Целенаправленные карательные действия во всех населенных пунктах против ведущих активистов, особенно против крикливых представителей разнообразных группировок».
10 мая 1994 года, через пять дней после написания меморандума, Кен Саро-Вива сказал: «Это конец. Они всех нас арестуют и казнят. И все это ради Shell». Прошло 12 дней, и он был арестован и предан суду за убийство. Перед тем как выслушать приговор, Саро-Вива сказал суду: «Я и мои коллеги — не единственные подсудимые на этом процессе. Подсудимый здесь — корпорация Shell… Этого конкретного судебного разбирательства компания избежала, но ее день наверняка придет». 10 ноября 1995 года, несмотря на давление международного сообщества, в том числе канадского и австралийского правительств, а также, хотя и в меньшей степени, правительств Германии и Франции, нигерийская военная хунта казнила Саро-Виву вместе с восемью другими лидерами народа огони, протестовавшими против деятельности Shell. Это стало событием международного масштаба, и люди снова вышли с протестом на заправочные станции Shell, повсеместно бойкотируя компанию. В Сан-Франциско активисты Greenpeace воссоздали картину убийства Саро-Вивы, прикрепив петлю к возвышающемуся над станцией логотипу Shell (см. фото на с. 450).
Руководитель движения «Вернуть себе улицы» Джон Джордан сказал о транснациональных корпорациях: «Сами того не желая, они помогли нам увидеть всю проблему в целом как единую систему». И вот теперь эта система широких взаимосвязей заработала в полную силу: Shell, вознамерившаяся утопить чудовищную нефтяную платформу у берегов Британии, оказывается, одновременно замешана в вопиющем нарушении прав человека в Нигерии. И это в тот самый год, когда (несмотря на огромные прибыли) она сокращает рабочие места: и все для того, чтобы закачивать бензин в автомобили Лондона! Но именно это и дало толчок рождению движения RTS. Поскольку Кен Саро-Вива был поэтом и драматургом, дело подхватил PEN-клуб — международная правозащитная организация, борющаяся за свободу слова. Писатели, в том числе английский драматург Гарольд Пинтер и лауреат Нобелевской премии романист Надин Гордимер, встали на защиту права Саро-Вивы выражать свои взгляды против Shell и превратили его казнь в самое громкое дело о свободе выражения собственного мнения — самое громкое с тех пор, как правительство Ирана провозгласило священную войну против Салмана Рушди и назначило вознаграждение за его голову В опубликованной New York Times статье Гордимер писала, что «покупай в таких обстоятельствах нигерийскую нефть — значит покупать нефть в обмен на кровь. На чужую кровь — на смертный приговор нигерийцам».
То, что в двух кампаниях против Shell слились вместе проблемы социальной справедливости, трудовых отношений и охраны окружающей среды, не было случайностью — это проявление самой сути зарождающегося духа глобальной общественной деятельности. Кен Саро-Вива был убит потому, что боролся за свою окружающую среду, но эта среда включала в себя не только физический ландшафт, разграбляемый в результате шелловского нашествия на дельту Нигера. Издевательство над землей огони со стороны Shell — проблема и экологическая, и социальная, потому что компании по добыче п