– Как хорошо, что он тут, без него мы бы и не догадались, – хмыкает Ирина.
Дженис в аду, но ее лицо озаряет сияющая улыбка. Она знает, что это не просто авария, и теперь изо всех сил надеется, что Николай и Роман скоро окажутся на свободе.
– На Востоке начинается весна, – шепчет она, замерев.
Распахивается дверь, в прачечной появляются два омоновца, у одного из них пистолет-пулемет. Они в балаклавах, но по глазам понятно, что они осматривают прачечную. Взгляд одного из них падает на Дженис, и омоновец быстро идет к ней.
– Мы ничего не сделали! – протестует Ирина, закрывая лицо.
Омоновец срывает балаклаву, под ней обнаруживается женское лицо.
– Ноа! – сдавленным голосом восклицает Дженис.
– Идем, объяснимся позже, – приказывает та.
– Она пойдет с нами, – говорит Дженис, беря Ирину за руку.
К ним приближается надзиратель с явным намерением вмешаться. Рафаэль, товарищ Ноа, встречает его ударом приклада, и тюремщик с окровавленным лицом катится по полу. Моссадовец наводит «узи» на пост и прикладывает палец к губам, давая второму надзирателю понять, что в его интересах сидеть смирно.
Ноа, Дженис, Ирина и Рафаэль выбегают в коридор и поднимаются по лестницам, перескакивая через ступеньки. Рафаэль возглавляет группу, Ноа замыкает. Надзиратель у выхода не оказывает никакого сопротивления. Он без сознания лежит на полу.
Три пожарных автомобиля и пять скорых с работающими мигалками уже стоят на центральной аллее.
– В фургон! – приказывает Ноа.
– А Николай, а Роман? – беспокоится Дженис.
– Николай во второй скорой, Роман в пятой.
– А Софья? Я ее тут не видела.
– Софья экстрадирована, она в Швеции, в безопасности. Давай залезай, не беспокойся, надзиратели у нас под контролем.
– У нас? – переспрашивает Дженис, залезая в фургон.
– Я объясню.
11:15
Пять скорых покидают территорию тюрьмы и разъезжаются в разные стороны. Три из них – просто прикрытие, они обеспечивают безопасность Николая и Романа.
Рафаэль сидит за рулем, фургон уже катит по западному пригороду Минска.
– Через полтора часа будем на границе, – сообщает Ноа.
Ирина берет руки Дженис в свои:
– Пожалуйста, пожалуйста, попроси их меня выпустить.
– Ирина, это не омоновцы, – объясняет Дженис. – Тебе ничего не грозит, ты теперь на свободе.
– Знаю, я не идиотка. Спасибо тебе за все, но я хочу к дочери.
– Остановитесь, – приказывает Дженис Рафаэлю.
Фургон останавливается у тротуара, Ирина открывает боковую дверь и бежит прочь.
11:30, Вильнюс
Диего и Майя выходят из квартиры. Такси довозит их до дома, в котором живет Светлана. Диего звонит в дверь и как галантный мужчина предоставляет подруге право сообщить новость.
– Николай свободен, – объявляет Майя. – Тысячи беларусов собираются у границы, они вас ждут. Пора ехать, революция идет полным ходом.
Диего впервые видит Майю такой взволнованной.
13:00, погранпункт Ганево
Посетители кафе «Василек» выходят на улицу и ждут на стоянке. Жители Новоселок рассаживаются по машинам, некоторые залезают в прицепы тракторов. Двигатели грузовиков, припаркованных в зоне отдыха у заправки деревни Тележишки, ревут, те, что несут пост у мотеля-кафе «Золотая», – тоже. Оппозиционеры выходят из тени, а кто-то уже сидит в многочисленных автобусах, арендованных Корделией. Все они едут к Ганево.
Кортеж приближается к погранпункту. Таможенники не верят своим глазам: к ним движутся толпы мужчин, женщин и детей. Главный таможенник пытается связаться с начальством. Связи нет. Что может сделать горстка мужчин в форме против тысяч гражданских? Не в силах справиться с ситуацией, они опускают оружие.
13:10, Рим
Матео ходит по улью, с тяжелым сердцем осматривает коммутационные шкафы, небрежно проводит рукой по защитным стеклам. Лампочки больше не мигают; данные, содержавшиеся на серверах, стерты, диски сформатированы. Никто не получит программы, которые он использовал для атаки.
Екатерина предпочла оставить его наедине со своими мыслями. Она подходит к окну, чтобы покурить. «Это последняя», – обещает себе она, щелкая зажигалкой. Хакерша смотрит на охряные крыши Рима. «Боже, до чего красивый город», – думает она. Ее взгляд опускается вниз, на улицу, она глубоко затягивается, прищуривается и отбрасывает сигарету.
– Не знаю, нормально это или нет, но под нами только что остановились две черные машины, – сообщает она Матео.
Матео перегибается через перила балкона: восемь мужчин идут к ограде виллы.
– Бери вещи, быстро, – говорит он и тащит ее в кабинет.
14:00, погранпункт Ганево
Тишина. Беспокойная толпа не сводит глаз с дороги, уходящей на ту сторону границы. И вдруг где-то у шлагбаума раздается хор гудков.
Женщины и мужчины бросаются к шлагбауму и поднимают его, они первыми видят, как в Беларусь въезжают десять машин – сопровождение Светланы. Слышатся радостные крики: народ приветствует возвращение избранной ими главы государства.
Стоя на подножке фургона, Дженис и Ноа наблюдают за всеобщим ликованием. В воздухе кружатся конфетти, дети сидят на плечах у родителей, люди кричат, поют, кто-то не может сдержать слез.
– Не хочешь посмотреть поближе? – спрашивает Дженис.
– Нет, все, что будет дальше, нас уже не касается, мы просто помогли восстановить равновесие. Нам пора уходить со сцены.
– Нам? Ты уже второй раз употребляешь это слово. Я думала, ты умерла! Почему ты все это время не давала о себе знать? Почему ты молчала?
Ноа разворачивается к Дженис и кладет ей руки на плечи.
– Ты совершила отважный поступок. Глупый, но отважный.
– Может, и глупый, но результат налицо. Но ведь ты даже не знаешь, что именно я сделала. Ответь, зачем ты притворялась мертвой?
– А ты не задумывалась, как я тебя отсюда вытащила?
– Ты сотрудница израильской разведки, а у нас своих не бросают, – отвечает Дженис.
– Это ответ на вопрос «почему?», а не «как?», – парирует Ноа.
– К чему ты клонишь?
– К той простой истине, что мы с тобой обязаны друг другу. Я знаю, что ты не обычная журналистка, ты состоишь в группе хакеров, которая имеет определенное отношение к происходящему.
– Разведка не зря называется разведкой, – отвечает Дженис. – Но не рассчитывай, что я расскажу тебе больше.
Ноа усмехается, явно позабавленная ее словами. Она проводит рукой по волосам и смотрит на людское море, окружившее машину Светланы.
– Дженис, – говорит она четким голосом. – Я девятая, я тоже состою в «Группе», более того, я была первой ее участницей.
Дженис, потрясенная до глубины души, спрыгивает с подножки. Она пытается смотреть только на погранпункт и не встречаться взглядом с Ноа.
– Ты что, хочешь сказать, что в тот день, когда я показала тебе эмблему ПСИОПов в Тель-Авиве, когда все началось, ты уже все знала?
– Я хочу сказать, что это я тебя навела на их след и что это я все эти годы следила за тем, чтобы информация доходила до тебя в нужный момент.
Дженис опускает взгляд, размышляет, делает несколько шагов, а потом возвращается к фургону.
– Ты была первой участницей или ты создала «Группу»? Пожалуйста, только не говори мне, что нами с самого начала манипулировала израильская разведка!
– Они не имеют к этому ни малейшего отношения, мое начальство даже не знает о существовании «Группы 9». Это Матео сотворил «9», а «Группа» появилась на свет намного позже.
– Как это «сотворил»?
– «9» – искусственный интеллект, она выросла, связалась с миром и в конце концов поняла, что нуждается в нас.
– Зачем это?
– За этим, – отвечает Ноа, показывая пальцем на толпу. – Чтобы нам помочь. В распоряжении «9» вся сеть, она могла проводить свои расследования, могла найти тех, кто станет «Группой», а еще у нее невероятная мыслительная способность. Она выбрала каждого из нас. А уж почему она решила сообщить о своем существовании только мне, я понятия не имею.
– То есть Матео не знает?
– Нет, но он и Витя всегда что-то подозревали, хотя и не смогли выяснить, кто я. Ну вот, теперь ты все знаешь.
– Я хотела бы вернуться домой, – откликается Дженис.
– И ты скоро туда отправишься, но сначала в Вильнюс. Майя и Диего тебя ждут.
– Ты не поедешь?
– Нет, моя миссия завершится, когда я добуду шкуру хищника, который убил Сару. Он думает, что я мертва, и нужно, чтобы он продолжал так думать, пока я не получу свое. Рассчитываю на твое молчание.
Ноа крепко обнимает Дженис и целует, как целуют сестру, по которой будут очень скучать.
Хор гудков вдали становится еще громче. Светлана вернулась. Кортеж направляется к столице.
Когда толпа удаляется, Дженис залезает в фургон. Сил нет, но ее переполняет легкость. Она думает о своем доме во Флорентине, о Давиде, об Эфроне и о жизни, которая ее ждет.
На дороге, ведущей в Минск, к веренице машин присоединяются жители деревень.
С помощью созданной «Группой» сети беларусы получают сообщения о бегстве диктатора.
В крупных городах по всей стране люди выходят на улицы, слышатся радостные крики; жители Минска организованной толпой идут ко Дворцу независимости.
14:30, Дворец независимости, Минск
Лучин сидит за длинным столом и изучает досье, его одолевает жесточайшая скука. Он поднимает голову на скрип тяжелых белых дверей, украшенных позолотой. И, к своему изумлению, видит секретаря, который даже не потрудился постучаться. Тот настолько потрясен, что забыл о манерах и вопреки обыкновению не поздоровался с боссом. Именно этому мужчине с перекошенным лицом выпала непростая задача сообщить грозному диктатору, что его правление подошло к концу.
Лучин не понимает, он стучит кулаком по столу и изрыгает угрозы. Но впервые за двадцать семь лет у власти его гнев ни на кого не производит впечатления.