Димитрий кивнул и закурил сигарету.
– Знаю. Но надо испробовать шанс. Всё зависит от того, насколько хитрым окажется пароль. Состоит ли он из больших и маленьких букв или только из одного сорта. Содержатся ли в нём особые значки и цифры. – Он глянул на настенные часы. – Пароль из шести маленьких букв был бы уже взломан, – он ткнул большим пальцем в монитор, перед которым сидел. – А на этом ящике я между делом попробую то, чего можно добиться головой. Если тебя это успокоит.
– Не знаю, успокоит ли это меня, – сказал я. Мне снова вспомнилось, чем я собрался заняться ночью. Туманно, насколько возможно, и точно, насколько необходимо, я описал ему свои намерения.
Димитрий ахнул.
– Ты хочешь проникнуть в Нобелевский фонд? Ты в своем уме?
– Надо, – сказал я, не вдаваясь в подробности, почему. Точно я этого и сам не знал. Я кивнул на его компьютер. – А не мог бы ты выйти на план здания? Я бы взглянул, чтобы потом иметь представление, где я нахожусь.
– Задачка для детского сада, – сказал Димитрий. – Ты смог бы посмотреть это в любом Интернет-кафе.
Я наморщил лоб.
– А что такое Интернет-кафе?
– Ах да. Я забыл, извини. Ты же только что выбрался из каменного века. – Он ещё раз затянулся сигаретой, а потом отложил её на край переполненной пепельницы, где ей суждено было медленно изойти дымом. Несколькими кликами он запустил программу, в которой я, после просветительских лекций для общего развития нашего брата, заключённых, опознал интернетовский поисковик. – Ну вот, так я и думал, – сказал Димитрий. – Смотри, Нобелевский фонд имеет свой сайт по адресу www.nobel.se. Если я не ошибаюсь, что, конечно, всегда может быть… Нет, всё на месте, смотри: виртуальная экскурсия по фонду. Так что можем осмотреться.
С едва поддающейся описанию растерянностью я следил, как открывается окно, в котором Нобелевский фонд собственноручно выкладывал мне всё, что я искал. В верхнем поле был виден фасад здания, но достаточно было кликнуть, чтобы заглянуть и внутрь. В нижнем поле – как удобно! – одновременно показывался план первого и второго этажей. Я узнал, что здание было построено в 1920 году архитектором Рагнаром Хьёртом, а в 1970-м обновлено Петером Цельсингом: такие вроде бы незначительные детали часто были в моём деле на вес золота, когда речь шла о том, чтобы получить точную информацию о здании фирмы. Не раз мне в порядке подготовки к основному взлому приходилось проникать сперва в архитектурное бюро, чтобы изучить там соответствующие планы строения.
За парадной дверью начинался длинный, напоминающий гробницу фараона коридор. Путь лежал мимо четырёх стенных ниш со статуями – из бронзы, как пояснял услужливый текст, – и вёл к большому мраморному бюсту Альфреда Нобеля, хорошо знакомому из книг. Лестница по левую руку вела вверх на второй этаж, где и располагался офис фонда.
– Вернись-ка назад, – попросил я. – В коридор. Вот, что это? – Можно было при помощи мыши оттянуть картинку в сторону так, будто управляешь воображаемой видеокамерой. – Вот эта дверь, куда она ведёт?
Вдоль левой стены коридора три узких окна доставали до пола, и по крайней мере одно из них было, судя по изображению, дверью, ведущей во внутренний двор. Димитрий кликнул на неё, и картинка «вывела» во двор, часть которого была занята фонтаном, а в одном солнечном уголке стояла зелёная садовая мебель. Значит, картинка была снята в разгар лета, когда, как следовало из текста, здесь было любимое место сотрудников для кофепития.
Мне это место тоже нравилось всё больше, чем дольше я вглядывался в картинку.
– Можешь увеличить вот это? – спросил я и указал на смутное тёмное пятно на двери. – Я хочу посмотреть вблизи, какой это замок.
– Да, – кивнул Димитрий и немножко покликал, но на картинке ничего не изменилось. – Не так всё просто. Но подожди. – Я не понял точно, что он делал; кажется, вынимал картинку из интернетного браузера при помощи другой программы, чтобы потом эту картинку обработать уже в третьей программе, меню которой было написано кириллицей: часть картинки увеличить, яркость, цвет и резкость улучшить и так далее. – Эту программу мне прислал мой старый друг, который работает в космическом агентстве «Энергия». С её помощью они обрабатывают картинки, которые им поставляют космические зонды. Алгоритмы в этой программе гораздо лучше, чем в Ami, – сказал он, посмеиваясь.
Программа действительно извлекла из маленькой картинки на удивление много. Увеличение получилось не настолько чёткое, чтобы можно было прочитать название фирмы-производителя – на хороших кодовых замках оно так и так не указывается, – но достаточное, чтобы я мог опознать марку. Я невольно надул щёки: деньги явно не играли для Нобелевского фонда роли, когда речь шла о системе безопасности. Взломать эту штуку будет нелегко.
– Да, я тоже думаю, что экономить им не приходится, – согласился Димитрий с моим замечанием на этот счёт. Он переключился на другую интернетную страницу Нобелевского фонда. – Вот, пожалуйста тебе: финансовый отчёт.
Я глазам своим не верил. Действительно, с точностью до мелочей здесь выставлялось на всеобщее обозрение, как велика на настоящий момент рыночная стоимость инвестированного капитала – 3,59 миллиардов крон, – стоимость различных портфелей в акциях и прочих ценных бумагах и так далее, какова доходность и какие расходы возникали в каких областях, а также, естественно, на каком уровне дотируются Нобелевские премии: десять миллионов крон каждая из них.
– О'кей, – сказал я наконец, давая ему знать, что он может снова закрыть страницу. – То, что у них есть деньги на то, чтобы ими бросаться, все и так знают.
– И что? Ты исцелился от своего плана? – спросил Димитрий. – Или я теперь снова увижу тебя только через шесть лет?
Я помотал головой.
– Шесть лет? Шестью годами я уже не отделаюсь. Но это ничего не меняет, все равно мне надо попасть внутрь. Сегодня.
– Кто же платит тебе столько, что это оправдывает такой риск? Скажи, если ты мне друг. Я тоже готов поработать на такого заказчика.
– Тут не деньги замешаны, – сказал я.
– А что же? Пари? Попытка рекорда?
Я указал на увеличенный участок картинки с кодовым замком.
– Это я открою. И как попасть во двор, я тоже знаю. В полночь меня никто не увидит, и я смогу работать спокойно.
– О'кей, тогда посмотри сюда, – он указал на другую картинку, вид одного из внутренних помещений, увеличил её участок. – Я-то думал, ты давно заметил. Уж если даже мне, любителю, это бросилось в глаза.
Я уставился на экран, и в животе у меня возникла странная, бездонная пустота.
– Ой-ой-ой, – протянул я. – Вид не радующий.
– Да уж. Датчик движения, насколько я припоминаю уроки, полученные от некоего Гуннара Форсберга, – констатировал Димитрий. – Ими полон весь дом. Только ступишь внутрь, как начнётся тревога.
Глава 42
В двадцать два часа я уложил свой чёрный рюкзак. Ещё на обратном пути к Биргитте я купил на заправке новый карманный фонарь, ничего особенного, но сойдёт. После этого у меня осталось денег как раз на метро.
Биргитта молча смотрела, как я собираюсь. Она была не в духе. Её плохое настроение можно было буквально потрогать руками.
Когда я вернулся от Димитрия, у нее уже был готов ужин, классические тефтели с картофельным пюре, брусникой и маринованными огурцами. Скорее всего, всё из баночек или из полуфабрикатов глубокой заморозки, но она накрыла на стол красиво, и всё было вкусно. После этого я рассказал ей, что задумал, и попытался объяснить, почему. Это мне плохо удалось, не в последнюю очередь потому, что я сам этого толком не знал. Вообще-то говоря, это походило на безумие. И оно было необоснованным. Я даже не знал, что я надеюсь найти, а если что-то и найду, я не знал, что мне с этим делать дальше. Вполне возможно, я уже свихнулся за последнее время и даже сам не заметил. Но говорить мне об этом тоже было бессмысленно.
– Ну что? – спросил я, затянув рюкзак.
– Ничего, – сказала она. – Все прекрасно.
Она сказала это таким тоном, каким умеют говорить только женщины, и тон этот не сулил ничего хорошего, не говоря уже о «прекрасном».
Я посмотрел на неё, но, как любой мужчина в такой ситуации, тоже не знал, что делать. И, поскольку ничего другого мне не пришло в голову, я сказал:
– Хорошо. Тогда я пошёл.
– Да, – сказала она. – Конечно.
– Я вернусь, наверное, только под утро.
– Нет проблем.
Я ещё подождал, но она больше ничего не сказала. Она стояла, скрестив руки на груди, с каменным лицом, и ждала, так что мне не следовало заставлять ее ждать ещё дольше, и я закинул рюкзак за плечи и ушёл.
Моя остановка была Остермальмторг, но когда я заранее приготовился к выходу, на предыдущей станции в вагон вошли двое из службы охраны, прямо у меня под носом. Поезд поехал дальше, а я стоял рядом с ними у двери и чувствовал, как сердце бьётся у меня в кончиках пальцев. Я мог бы до них дотронуться.
То были молодые мужчина и женщина в серых форменных куртках, причём молодой человек был с переговорным устройством и дубинкой, но с пустыми петлями на поясе, то есть однозначно ученик. Приземистая женщина, в куртке казавшаяся даже толстой, наоборот, была полностью экипирована, при ней был мощный карманный фонарь и тяжёлая связка ключей на поясе, а на груди массивный микрофон. Этот микрофон отнимал всё её внимание. Что-то с ним было не в порядке; она с кем-то переговаривалась – видимо, с диспетчерской, и то и дело выворачивалась назад, поскольку собственно радиоприёмник-передатчик был у неё на спине. Парень теребил спиральный кабель, который вёл туда от микрофона, но контакта не возникало. Им обоим было не до окружающих.
Круглый зал станции с высоким коричневым куполом. Проход, киоск, цветочный магазин, перед которым уже была опущена решётка. Последние перед выходом на улицу два магазина не работали, их витрины были замазаны, а эскалатор выстукивал ритм рок-н-ролла. Пахло мочой и сигаретным дымом, но по мере приближения к поверхности земли холод ночи давал о себе знать всё сильнее, покусывая слизистую оболочку дыхательных путей и заглушая обоняние.