Верно, похитители могли бы расценить это как провокацию, что неминуемо вызвало бы их ответную реакцию, и, в свою очередь, навести полицию на их след. Но Гертельсман в таком случае подвергался огромному риску.
Однако цель пресс-конференции была, как оказалось, совсем иной.
Пока они шли коридорами министерства к залу, где их уже ждали журналисты, инспектор Беловская вспомнила, что собиралась спросить министра о чем-то важном.
— А что делать с литературным агентом? Насколько я поняла, она должна находиться здесь и в нужный момент передать выкуп. Мне кажется, за ней следует установить наблюдение.
— Согласен, — ответил Гергинов. — А до завтрашнего вечера мы должны знать, кто эти люди. Или хотя бы располагать реальным планом дальнейших действий.
Перед тем, как повернуть в коридор, в конце которого находился зал, министр вдруг остановился и дал Ванде знак сделать то же самое. Перед дверью в зал уже толпились журналисты. Заведующая Отделом по связям с общественностью пыталась навести хоть какой-то порядок, но журналистов было слишком много.
— Я хочу, чтобы ты мне докладывала, когда появится что-то новое, пусть даже незначительное. Я хочу быть в курсе. Вот, возьми.
Он протянул Ванде листочек, на котором был написан номер мобильного телефона, явно, его личного. Этого номера не было ни на визитках, ни в телефонном справочнике министерства. Ванда взяла листочек и небрежно сунула его в сумку — может быть, более небрежно, чем хотела это сделать.
— Послушай, — продолжил Гергинов. — Понятно, что пресс-конференции тебе не по душе, но поверь, я их созываю не для собственного удовольствия. Ты не представляешь, какому натиску со стороны СМИ мы подвергаемся. И если они захотят, запросто могут нас закопать. А вместе с нами — и твоего нобелевского лауреата. Это я тебе говорю не как министр, а как коллега. Ты будешь только присутствовать. Вмешиваться не надо — все равно, что тебя нет. А когда разгребем эту кашу, у тебя будет достаточно времени, чтобы стать звездой.
— Я понимаю, — сказала Ванда. — И все-таки, почему я?
— Ну, ты и зануда, — засмеялся министр. — Ведь я же тебе объяснил. К тому же случай особенный, как раз для тебя. Я ведь знаю, как тебе нравятся такие вещи. Стихи пишешь, то да се… Ладно, ладно, нечего смущаться. Я ведь тоже человек искусства, ты это знаешь. Мы, так сказать, родственные души.
Инспектор Беловская судорожно сглотнула слюну. «Так тебе и надо! Нечего допытываться!» — наверное, подумала бы она, если бы в этот момент была в состоянии думать. Хотя логично: раз Система в состоянии расследовать поступки других людей, значит, она может делать то же самое и со своими служащими. Что могло бы ее остановить? Что?
Они повернули в нужный им коридор, и Ванда невольно отстала на два шага, прячась за широкую спину министра. Такой широкой она ее не помнила. От земли до неба.
Пресс-конференция продолжалась не более двадцати минут. На вопросы журналистов отвечали сам министр и шеф Ванды. Сама она сидела в конце первого ряда, среди журналистов. А их и вправду было слишком много, даже для пресс-конференции министерства. Мест в зале не хватило, так что многие толпились у двери. Ванда насчитала по крайней мере десять телевизионных камер, но была уверена, что их намного больше.
Министр не сообщил ничего конкретного. Только повторил, что все силы полиции брошены на поиски пропавшего писателя, к тому же похищение такой всемирно известной личности, как господин Гертельсман, является преступлением, равного которому в Болгарии еще не было. В завершение он заверил представителей средств массовой информации, а в их лице и всю международную общественность, что болгарская полиция сделает все от нее зависящее, чтобы инцидент с писателем закончился благополучно. Шеф Беловской добавил, что дело поручено самым опытным специалистам, при этом вообще не смотрел в ее сторону, несмотря на то, что они поздоровались при входе в зал. Он пояснил, что работа ведется в нескольких направлениях, разрабатываются разные версии, и попросил журналистов не публиковать информацию, которая может навредить расследованию и всей операции по спасению Гертельсмана. При этом подчеркнул, что министерство не будет сообщать никакой предварительной информации, и если что-то непроверенное появится в публичном пространстве, это будет означать, что оно исходит из нелигитимного и недобросовестного источника.
— А нельзя ли поподробнее? — выкрикнул кто-то из задних рядов. Его коллеги одобрительно загудели.
— По крайней мере, вам известно, жив ли Эдуардо Гертельсман? — выкрикнул другой почти у самого уха Ванды. Зал снова загудел.
Министр жестом попросил всех замолчать, включил свой микрофон и сказал:
— Мы все надеемся, что господин Гертельсман жив.
В зале послышался недовольный ропот. Журналисты ни на что не надеялись — они пришли, чтобы получить информацию.
— И когда вы начнете писать свои материалы, не забывайте, пожалуйста, что такой инцидент может произойти в любой стране, не только в Болгарии.
«Уже сегодня вечером кто-то ехидно напишет, что министр назвал похищение инцидентом», — подумала Ванда.
Между тем, какая-то молодая журналистка подошла к стойке с микрофоном и, даже не представившись, с вызовом спросила:
— А как бы вы прокомментировали тот факт, что вчера на встрече с читателями в Софийском университете господин Гертельсман заявил, что он хотел бы родиться в Болгарии?
«Невозможно, чтобы он сказал подобную глупость», — подумала Ванда.
Зал оживился. Послышались отдельные смешки.
— Я не стану это комментировать, — ответил министр, благожелательно улыбнувшись молодой журналистке.
Заведующая Отделом по связям с общественностью тут же поторопилась объявить пресс-конференцию закрытой. Журналисты негодовали. Со всех сторон слышались обидные реплики в адрес устроителей. Все чувствовали себя обманутыми тем, что им сообщили так мало. Сам Гертельсман их особо не интересовал. Им нужна была сенсационная новость, даже если бы это стоило писателю жизни.
«Что ж, неизбежное зло», — подумала Ванда.
А если нет?
Она вышла из здания через служебный вход и достала мобильный телефон. Число пропущенных звонков Крыстанова увеличилось до пятнадцати. Ванда закурила и направилась вниз по улице вдоль здания министерства. Здание оставалось слева от нее. Длинное здание, почти бесконечное. Добравшись снова до главного входа, Ванда присела на гранитный постамент с фигурой льва и набрала Крыстанова…
А инспектор Крыстанов время зря не терял. Помимо того, что он добыл оригинальный диск с видеозаписью и сразу отнес его на экспертизу, ему удалось получить достаточно подробное описание пожилой женщины, которая оставила этот диск на проходной телестудии. Благодаря описанию, был составлен фоторобот, и Явор вместе с другими инспекторами сейчас пытался наладить поиск.
— Мы разослали фоторобот по всей стране, но, честно тебе сказать, я не уверен, что это приведет к каким-то результатам, — сообщил Крыстанов. — Кроме того, коллеги ищут в базе личных данных, но работа идет ужасно медленно. По признакам года рождения и пола удалось отбросить уже две трети, но все равно остается около двух миллионов. А это, сама понимаешь, немало.
— Не знаю, стоит ли тратить столько времени и сил на какую-то старуху, — усомнилась Ванда. — Мы можем ничего не найти, или это заведет нас в тупик.
— А что ты предлагаешь? Ведь это единственный след. Я надеюсь, что до завтрашнего утра мы получим какой-то результат. Будем вкалывать всю ночь.
Ванда почувствовала себя виноватой. Она всегда так себя чувствовала, когда кому-то другому приходилось по ее делу работать сверхурочно. Словно ей оказывали личную услугу.
— Хочешь, я тоже приеду?
Крыстанов засмеялся:
— Пока в этом нет необходимости. Если понадобится, или мы что-то обнаружим, я тебе позвоню. Надеюсь, у тебя есть более интересные планы на вечер.
— Ты прав, — ответила Ванда. — Я собираюсь встретиться с одним человеком.
— Ну, в таком случае, приятного тебе вечера.
Почему она сразу не подумала о столь очевидных вещах, Ванда так и не смогла себе ответить. Наверное, ветер в этот мрачный весенний день выдул из ее головы все здравые мысли. А может, виноваты шесть месяцев, проведенные в Детской педагогической комнате, и она просто потеряла форму? Во всяком случае, ей срочно нужно домой. К ее счастью, неподалеку находилась станция метро, и вскоре она уже стояла перед дверью своей квартиры, лихорадочно роясь в сумке в поисках ключей.
В этот вечер Генри был особенно сердит. Ванда уже давно научилась отгадывать его настроение по стойке и нарочито невыразительному взгляду. Поэтому она решила его не трогать, а приготовила ужин и поставила перед ним. Хотя она была абсолютно уверена, что Генри голоден, его поведение при виде еды ее озадачило. Он так разбушевался, что чуть ее не укусил. Ванде вдруг стало очень обидно. В последнее время ящерица стала проявлять склонность к агрессии, на которую поначалу Ванда старалась не обращать внимание. В конце концов, когда у него было хорошее настроение, Генри оставался таким же милым и симпатичным, каким она его знала всегда. Вот только настроение у него стало меняться слишком часто, и Ванда далеко не всегда успевала понять, что его так взбесило. Если так будет продолжаться и дальше, с ним придется расстаться. Эта мысль ее ужасно расстроила. Она старалась не думать о том, что Генри может быть опасен. Даже когда совсем недавно он чуть было не откусил ей палец, Ванда восприняла это как неуклюжую игру. Несмотря на сильную боль, тогда она его простила.
Она подождала, пока он успокоится и съест ужин. Потом осторожно отодвинула террариум в сторону. Генри на нее вообще не посмотрел, хотя даже через стекло она ощущала его настороженный взгляд. «Интересно, что с ним происходит?» — подумала Ванда, открывая сейф. Она достала пистолет, положила его рядом с террариумом, снова засунула руку внутрь и вынула то, что искала. Это был список телефонных номеров, которых у нее вообще не должно было быть. Шеф требовал хранить подобные вещи на работе, категорически запретив вносить номера в личные мобильные телефоны. Но раз да