Но даже если в книге нет ничего особенного, Ванда не станет сердиться на Гертельсмана. И если там действительно закодирован некий ключ к пониманию произошедшего, который она не смогла бы получить иным способом, ей кто-то должен помочь, потому что она постепенно приходит к выводу, что в одиночку с творчеством Гертельсмана ей не справиться.
Ванда вышла из ванной, тщательно высушила волосы и решила принять снотворное. Она редко прибегала к таблеткам — они на нее не действовали, — но сейчас у нее не было иного выбора. Нашла бутылочку с лекарством, и взгляд ее случайно упал на печать, обозначавшую срок годности. Он истек еще два с половиной месяца назад. Обычно она принимала две таблетки, но сейчас решила принять три. Немного поколебалась, не принять ли четыре, но потом от этой мысли отказалась.
В крайнем случае, завтра не сможет проснуться.
Она налила в чашку воды из-под крана и запила таблетки. Вода оказалась теплой и почему-то пахла резиной.
Когда Ванда легла в постель, было уже далеко за полночь.
Совсем, как мать, мелькнуло в голове. А вдруг и я стану такой же, и подобно ей буду постоянно испытывать ярость, которая постепенно останется моей единственной связью с миром?
Нет, этого просто не может быть. Во-первых, Ванда выше матери на полторы головы и моложе на целых тридцать четыре года. Кроме того, у нее нет детей, и именно этот факт, как считала Ванда, поможет уберечь от нее других, если с годами она станет невыносимой, потому как других просто не будет рядом.
Несмотря на то, что постель была холодной, распаренное горячей водой, пахнувшее ароматным мылом тело нежилось, предвкушая сладкий сон до утра.
Ванда протянула руку, намереваясь выключить настольную лампу, и тут увидела на тумбочке книгу Гертельсмана «Бедняки». Как она оказалась там, Ванда не знала. Она не помнила, когда принесла ее из кухни, где накануне вечером пыталась ее читать.
«Ничего себе», — подумала Ванда, боязливо протягивая к ней руку, словно это был пугливый зверек, который в любую секунду мог убежать.
Обложка книги была светлая и гладкая на ощупь. Ванда взяла ее и перевернулась на спину. Все равно должно пройти немного времени, пока подействует снотворное. Так что ничего не случится, если она прочитает несколько страниц, пока глаза начнут сами закрываться.
Но через полтора часа она горько пожалела о своем легкомысленном решении, ибо сон никак не шел, и ей ничего не оставалось, как продолжить читать книгу, потому что до утра все равно делать было нечего.
9
Двое мужчин шагали прямо по мокрой траве, не выбирая дороги. Трава пружинила у них под ногами, пригибаясь к земле и вновь выпрямляясь, будто резкий утренний воздух тянул вверх зеленые ростки сильнее, чем земля, державшая их корни мокрой грязной рукой. Издалека мужчины выглядели такими же мокрыми и тонкими, как ростки, только более темными и жилистыми. Вокруг простирались террасы зеленых полян, словно какой-то начинающий садовод решил было осуществить свою безумную идею и разбить на этих сухих низких склонах сказочный сад, но потом работа ему наскучила и он забросил начатое. И теперь никому не нужная земля пустовала.
Село уныло и безнадежно промокло от дождей. Хорошо, что поблизости не было реки, иначе от такого количества воды она бы непременно вышла из берегов и затопила его. Правда, неподалеку журчал ручей, но в начале лета он обычно пересыхал и наполнялся, лишь когда таял снег. Сейчас он весело бежал себе, оглашая окрестности звонкой песней талой воды, что немного освежало пейзаж и даже рождало робкие надежды.
Это село никогда не славилось красотой или какой-то другой добродетелью, а в последнее время как-то сжалось, подобно старому шраму на боку у горного массива. Неподалеку располагался заброшенный рудник, зиявший открытой раной в теле земли, а чуть дальше — оставленная каменоломня, из которой немногочисленные дачники, купившие здесь участки, самостоятельно пытались добывать камень, которым облицовывали дачи в соответствии с собственным пониманием красоты и бытового стиля. Но весь окрестный пейзаж навевал тоску и уныние даже на самого добронамеренного наблюдателя. Впрочем, дачно-архитектурные страсти остались в прошлом веке, а сейчас большую часть времени дома стояли пустые, разграбленные местными и пришлыми бандитами, искать которых даже в голову никому не приходило.
И все-таки село не было безлюдным. Подобно муравьям, сюда стекались цыгане, грабя дома и прихватывая даже то, что не годилось в употребление. Постепенно все окрестности стали напоминать огромную свалку, населенную людьми. Свалка эта, как футуристическая декорация к апокалиптическому фильму, в отличие от других, подобных ей мест, разрасталась не вовне, а внутрь села, разъедая, подобно проказе, дворы, где еще совсем недавно буйно росли цветы и пестрели грядки с овощами, захватывая добротные дома вместе с домашней утварью и сгнившей мебелью, не щадя улиц, на которых вспучившийся асфальт существовал вперемешку с грязью и принесенным откуда-то гравием.
При этом в центре, где когда-то стояли магазин, медпункт и даже ресторан, все же сохранились здание Общинного совета, остатки детской площадки и несколько сравнительно целых домов. В каждом из них жили, в ожидании смерти, старик или старуха. Остальные же несколько домов из последних сил держали оборону, стараясь противостоять брутальному вандализму, а также разрушительному забвению. Они походили на острова посреди бурлящего древнего моря, которые, если покинешь хотя бы на день, то неизвестно, сможешь ли, когда надумаешь вернуться, найти или хотя бы узнать.
Село находилось всего в пятидесяти километрах от Софии и носило радостное, ароматное имя: Малиново, потому что с незапамятных времен эти места славились пышными зарослями дикой малины.
Близость к столице ничего не означала, ибо с таким же успехом село могло бы находиться и на расстоянии сотен световых лет от Земли.
Оно умирало медленно и мучительно, нисколько не сопротивляясь этому процессу. По странному стечению обстоятельств запоздалая, холодная весна чудесным образом вдохнула в его агонию искру надежды, дыхание жизни, придав этой агонии необыкновенное изящество. Только природа так умеет наделить красотой саму смерть.
Селу Малиново оставалось жить недолго. Совсем скоро оно должно было полностью исчезнуть с карты Болгарии и вообще с лица Земли. От него должны были остаться лишь вонючие трущобы и целая армия чумазых, крысоподобных детей. Даже сельский погост стал потихоньку зарастать буйными сорняками, конкуренцию которым составляли единственно кучи мусора, разраставшиеся с угрожающей быстротой. Кладбище тоже постепенно превращалось в свалку — естественная метаморфоза для места, куда живые уже давно выбрасывали своих ненужных мертвецов и потом быстро их забывали. Но весна с небрежной щедростью решила прикоснуться и к кладбищу, и теперь издали оно вновь приняло очертания вечной пристани, которую, согласно благочестивому замыслу, призвано было изображать.
Двое мужчин стремительно и уверенно пересекали неровную поверхность зеленых полян, явно не испытывая при этом трудностей, потому как местность была им знакома. В этой горной низине не было больших деревьев, только терновник и другие виды колючего кустарника. С безопасного расстояния за селом молча наблюдали два дуба-близнеца, вероятно, молясь о том, чтобы тлен, наползавший на село, их не затронул. Мужчины остановились возле них. Более крупный из них помочился на дерево и что-то грубо крикнул другому. Тот ответил первому, а потом побежал по склону вниз, путаясь в высокой траве. В листве оживленно загалдели птицы, но никто не обратил на них внимания. Двое мужчин направились к ручью, при этом тот, что пониже, все так же шел впереди. В какой-то момент другой догнал его и сильно ударил по шее. Мелкий вскрикнул и инстинктивно втянул голову в плечи. Другой замахнулся еще раз, но, видимо, раздумал. Он был совсем молод и так плохо одет, что даже в одежде казался хилым. А его спутник был совсем ребенком — чумазый испуганный мальчишка лет тринадцати.
Затянутое облаками небо постепенно очистилось, впервые за несколько дней показав свое подлинное лицо: чистое, умытое, ярко-голубое. Обитатели Малиново очень тесно поддерживали связь с природой, считая свою свалку раем и будучи абсолютно убежденными, что, несмотря ни на что, Господь Бог заботится о них и никогда не даст их в обиду. Поэтому искренне радовались голубому небу и яркому солнцу.
Двое путников сошли с тропинки и стали спускаться напрямую по невысокому, но довольно отвесному склону, который, возможно, когда-то был берегом журчащего ручья. Глинистая почва превратилась в скользкую, липкую грязь, и один из путников, тот, что постарше, несколько раз поскользнулся, чуть было не потеряв дырявые калоши, и еле удержался, чтобы не полететь вниз к большой радости своего молодого спутника. Малый, однако, ловко балансировал на скользком склоне, поскольку был босой, и первым добрался до ручья. Закатав брючины, он смело вошел в ледяной поток, быстро перебрался на другой берег и принялся энергично вытирать ноги о шелковистую влажную траву.
Спустя пару минут его догнал парень постарше. Вдали, между ручьем и небольшой дубовой рощицей, находившейся в трех-четырех километрах от села, проходила линия электропередач. Оба почти одновременно подняли головы кверху, из-за чего стали похожи на испуганных птиц, и прислушались к жужжанию электричества в проводах. Но с того места, где они стояли, ничего не было слышно, для этого нужно было встать непосредственно под проводами, однако молодые люди продолжали прислушиваться. Постояв несколько секунд, они стали карабкаться по противоположному склону, пока снова не вышли на равнину.
Солнце тоже не стояло на месте. Будто в знак солидарности с людьми, оно карабкалось по небосклону, поднимаясь все выше. Путники снова шли рядом, не отклоняясь в сторону. Их целью был ближайший столб, и они целеустремленно убыстряли шаг. Тот, что поменьше, время от времени даже бежал вприпрыжку. Ручей внизу уже скрылся под аркой из веток шиповника, протянувшихся навстречу друг другу с противоположных берегов, как вдруг младший вскрикнул и ринулся вниз по склону, по которому они недавно выбрались наверх. Тот, что постарше, выругался ему вслед, но тоже повернул назад. Мелодичное журчание ручья на время заглушило жужжание электропроводов, которые, неся цивилизацию из одного людского муравейника в другой, уже давно стороной обходили Малиново, продолжавшее стоять у них на пути, несмотря на многолетнюю агонию…