Десяток полицейских с трудом удерживали мрачную, оборванную и кричащую толпу, готовую в любой момент смести этот импровизированный кордон и ринуться вниз. Некоторые цыганки рыдали и сыпали проклятия, остальные просто галдели. Воздух буквально звенел от напряжения. Один из полицейских, держа в руках мегафон, повторял одно и то же: «Разойдись! Разойдись, вам говорю!», но никто его не слушал. Все порывались узнать, чем вот уже второй час занимаются в овраге криминалисты.
Беловская и Крыстанов, подъехавшие к оврагу, были вынуждены оставить машину довольно далеко от этого места, так как жалкое подобие дороги кончалось на окраине села и дальше терялось в буйной траве. Им пришлось обойти толпу, потому что они не смогли через нее пробраться. Их встретил мужчина с гладко выбритой головой, одетый в потертую кожаную куртку. Между пальцами у него дымилась сигарета. Это был инспектор Стоев, которого Ванда и Явор хорошо знали. Он улыбнулся им, но улыбка вышла какой-то кривой и беспомощной.
— Нормально добрались?
— Все в порядке, — нетерпеливо ответил Крыстанов и спросил, кивнув головой в сторону толпы: — Чего это они?
— Протестуют, — объяснил Стоев.
— Против чего?
— Требуют отпустить парней, которые его обнаружили. Я им объяснил, что мы их отпустим, как только допросим, но они и слушать не хотят. Хотя, по-моему, им этого мало. Но тутошние вдолбили себе в голову, что все они — подозреваемые, и мы их всех отправим в тюрьму. Поэтому и переполошились, к тому же вы ведь знаете, что все они тут связаны друг с другом. Даже тутошний мэр бубнил мне всю дорогу, что, видите ли, здесь все — родственники, и как бы цыгане не обиделись и не стали мстить остальным жителям села. В общем, бред!
— Почему бы вам не вызвать подкрепление из города? — спросила Ванда.
— А это и есть подкрепление, — инспектор головой указал в сторону полицейских. — Больше не дали. Говорят: ситуация не такая уж сложная, беспорядков нет, так что чего мы еще хотим?
— А труп? — спросил Крыстанов.
— Я думаю, что это не тот, кого мы ищем, но решили не трогать, пока вы не приедете. Остальное, как я вам и сказал: мужчина, возраст пятьдесят пять — шестьдесят лет, на затылке огнестрельная рана. Документов при нем не оказалось. Похоже на преднамеренное убийство. Кроме того, по всему видно, что застрелили не здесь, что доказывает положение его тела и то, что он абсолютно обескровлен. Сейчас пытаемся установить, как он здесь оказался. Ребята, которые его нашли и из-за которых весь этот цыганский балаган, обнаружили его в полвосьмого утра и сразу побежали доложить в местную управу, а уже мэр позвонил нам. Они утверждают, что шли в город, но, наверное, врут. Во-первых, город в другой стороне. А во-вторых, если они направлялись в город, то что они делали тут, под линиями электропередач? По-моему, они собирались красть провода со столбов. Здесь, в Малиново, только и делают, что воруют электропровода. В прошлом году один таким образом заживо сгорел, но думаете, это их остановило? Они ничего не боятся.
— Может быть, кто-нибудь из сельчан видел что-то или слышал? — спросила Ванда.
— Ну, это мы теперь начнем проверять, если вообще это возможно проверить. — Стоев вдруг увидел в руке окурок, бросил его на землю и стал топтать, словно надеясь, что грязь поглотит его без следа.
Они спустились в овраг, где все так же весело журчал ручей, хотя вода стала мутной от многочисленной грязной обуви полицейских, которые бродили здесь с самого утра. Труп был спрятан в кустах шиповника. Фотограф уже заснял его. Судебный медик тоже закончил свою работу и теперь примостился на нагретом солнцем камне и курил. Он ничего не добавил к тому, что уже сказал им инспектор Стоев, только уточнил, что труп столкнули вниз по склону, а когда он скатился, наспех замаскировали его в кустах шиповника.
Ванда присела на корточки рядом с убитым. Ей очень хотелось с первого взгляда определить, что Гертельсман и убитый человек не имеют ничего общего, что труп просто не может принадлежать нобелевскому лауреату. Открытые глаза серо-голубого цвета, голова — мокрая от того, что он лежал в воде. Он не был похож на Гертельсмана, но это не означало, что он не может им быть. Ванда никак не могла понять, что их отличает друг от друга. Разумеется, она никогда не видела писателя вживую, кроме того, хорошо знала, как быстро смерть изменяет человеческое лицо, словно единственная ее задача — доказать нам, что все человеческие существа схожи друг с другом.
«Смерть, — подумала Ванда, — наглядно демонстрирует всем нам, что мы сделаны по одному шаблону».
Но тем не менее, этот человек, лежащий у нее в ногах, кем-то же был, однако с каждой секундой он превращался в абстрактное ничто, становился прошлым. Да, она не могла с первого взгляда определить, чего ей хочется больше: чтобы он им был или чтобы не был. Она всю ночь читала «Бедняков», потому что никак не могла заснуть, а заснуть не могла потому, что была под впечатлением от книги. Но это не имело отношения ни к смерти Гертельсмана, ни к трупу мужчины, над которым она сейчас склонилась, испытывая какое-то странное, непрофессиональное волнение.
— Ну? — голос Крыстанова вернул ее к действительности, хотя его почти заглушили вопли толпы.
Ванда не ответила. Она была уверена, что в этот момент он смотрит не на труп, а на нее. У нее вдруг появилась абсурдная мысль, что, возможно, Явор сейчас воспринимает ее и лежащий в траве труп как единое целое. Ванда из опыта знала, что в те минуты, которые она провела рядом с мертвым телом, между ними протянулись нити невидимой связи, которые Ванде никогда не удастся разорвать. С этой минуты они навсегда связаны, независимо от личности убитого, который, наверное, еще недавно был жив. Ей вдруг захотелось прикоснуться к телу, но она испытывала страх, словно ребенок. Да к тому же этот ее жест мог бы показаться окружающим по меньшей мере странным.
— Ну что, пообщалась с ним?
— Не знаю, что и сказать…
— Я уверен, что это не он, — безапелляционным тоном заявил Крыстанов.
— А я не совсем уверена, — заявила Ванда. — По правде говоря, я в замешательстве. Давай подождем результатов экспертизы.
— Этот ничего общего с Гертельсманом не имеет, — продолжал настаивать Крыстанов. — Только одежда похожа на ту, что на видео. Но ты сама знаешь, какое качество у записи, так что это не может быть доказательством.
— Может быть, я и ошибаюсь, — задумчиво продолжила Ванда, — но мне кажется, что на первый взгляд все физические данные совпадают. Рост, телосложение, возможно, и черты лица…
— Физические данные — это просто физические данные. А человек — это совсем другое.
— Да, — глубокомысленно заключила Ванда, как бы пытаясь убедить саму себя.
Они договорились, что Крыстанов останется с криминалистами, а она попытается поговорить с парнями, которые обнаружили труп. Наверху оврага цыгане продолжали засыпать полицейских проклятиями и ругательствами, хотя и не так интенсивно, как прежде. Обеим сторонам было ясно, что если цыгане пойдут вперед, полицейские их не удержат. Стрелять они, скорее всего, не посмеют. Полицейский с мегафоном в руке перестал кричать, а инспектор Стоев в сторонке беседовал с одним из экспертов.
Когда Ванда выбралась наверх, десятки черных враждебных глаз тут же бесцеремонно уставились на нее. У нее даже кожа зачесалась.
«И чего они сегодня все на меня смотрят?» — подумала Ванда.
В этот момент женщина в первом ряду что-то гневно выкрикнула, но Ванда не поняла, что именно. Потом послышался еще один крик из толпы.
Ванда направилась к машине с задержанными. Ноги у нее абсолютно промокли, и чувствовала она себя ужасно, к тому же сказывалась бессонная ночь.
Толпа позади нее вдруг смолкла.
Полицейские наконец-то подняли тело убитого наверх и тихо переругивались, потому что несколько раз им довелось падать прямо в грязь. Но мертвому было все равно, а Ванда их не услышала.
Перед тем, как сунуть мертвое тело в мешок, судебный медик все же закрыл ему глаза.
Подросток горько плакал, а цыган постарше сидел рядом, тупо уставившись перед собой.
Ванда приказала полицейскому, который охранял парней, вывести их из машины. Мальчишка что-то пробормотал сквозь слезы, но, увидев перед собой женщину, успокоился.
— Почему они в наручниках? — строго спросила Ванда.
— Да я… Не знаю… Чтобы не убежали.
— Сними их и больше не надевай. По крайней мере, на мальчишку…
Полицейский неохотно подчинился. Беловская достала из сумки пачку сигарет и предложила парню постарше. Тот взял сразу две сигареты. Ванда не заметила, как мальчишка воровато протянул руку и тоже выдернул из пачки сигарету. Ванда угостила и полицейского, после чего все разом закурили. Напряжение несколько спало. Мощное облако сигаретного дыма устремилось вверх, к полуденному солнцу, хотя почти сразу рассеялось, так его и не достигнув.
— Чего это ваши люди так разошлись? — спросила Ванда.
— Не бейте нас, — захныкал сразу мальчишка. — Мы ничего не сделали тому человеку, которого нашли в овраге.
— Когда мы его увидели, он так и лежал, — вступил в разговор и парень постарше.
— А почему ты решил, что мы вас станем бить? Что за выдумки? Просто поедете с нами, там все расскажете и мы вас отпустим.
— Но мы уже все рассказали… — пробормотал парень.
— Ничего, — успокоила его Ванда. — Снова расскажете, составим протокол, вы его подпишете и все. Только и всего.
— Только бы нас не били, — вновь заплакал мальчишка.
— Да никто не будет вас бить! Вы же говорите, что ничего не делали?
— Да-а… Но эти вот говорят, что мы хотели украсть провода, а это неправда… Мы просто шли в город, — отозвался другой парень.
— В полиции много бьют, — продолжал рыдать мальчишка, и слезы черными бороздками стекали у него по лицу.
— Я поговорю с ними, и никто вас бить не будет, — заверила их Ванда.
— А ты кто? — шмыгнул носом мальчишка.
— Я тоже из полиции, — ответила она, и ее слова прозвучали как оправдание.