Нобелевский лауреат — страница 39 из 71

Ванда знала, что есть люди, которые в принципе так одеваются, но аристократический вид Евдокии Войновой вдруг напомнил Ванде, что, судя по рассказам вдовы, ее супруг покинул дом, накинув на плечи куртку от спортивного костюма. Инспектору Беловской как-то трудно было представить супругов Войновых рядом, во всяком случае, не в таком виде. Асену Войнову определенно больше подходила та одежда, в которой его нашли. Ванда почувствовала, как ее уверенность в том, что на нем чужая одежда, начинает потихоньку исчезать.

Интересно, когда Войнова одна, она тоже так одета?

Когда никто на тебя не смотрит, даже не подозревает, что ты существуешь?

Как цветок, забытый в книге.

— Примите мои соболезнования, — сказала она в спину хозяйке, когда они шли по просторному вестибюлю, чтобы потом оказаться в небольшой комнате, куда, наверное, никогда не заглядывало солнце.

Евдокия Войнова еле заметно кивнула.

— У вас чудесный дом, — продолжила Ванда.

— Да, он достался мне в наследство от родителей. Нам его вернули по Закону о реституции. Это все, что мне от них осталось.

«Совсем немало», — подумала Ванда, вспомнив свой вчерашний неудавшийся разговор с матерью.

Интересно, смогла бы она примириться, если бы знала, что мать завещает ей нечто большее, чем свое сухое старческое ожесточение? Что-то вроде этого дома, или нечто такое, что содержало бы хоть легкий намек на нежность и любовь.

— Его, наверное, нелегко содержать? — предположила Ванда.

— Да, нелегко, — согласилась хозяйка. — Особенно, когда ты одна.

Ванде показалось странным, что Войновой понадобилось всего несколько дней, чтобы прийти к подобному заключению, но она решила не задавать лишних вопросов, по крайней мере, в начале. Иногда вопросы больше мешают, чем помогают. Особенно в разговоре с людьми, которые охотно и много говорят, — то ли из желания ввести в заблуждение, то ли просто потому, что им есть что сказать.

В сущности, то, что Ванда приняла за небольшой салон, оказалось обычной гостиной. Ее, скорее всего, мало использовали, так как воздух в ней был затхлый. В углу стояло пыльное пианино.

— Я поставила кофе, — сказала Войнова, жестом пригласив Ванду садиться.

Ванда устроилась на зеленом старинном диванчике, скрипнувшем под тяжестью ее тела.

— Вы играете?

Вопрос вырвался неожиданно даже для нее самой, но уже было поздно.

«Как бы хозяйка не решила, что сейчас я попрошу ее что-нибудь сыграть».

— Асен играл. Иногда любил музицировать. Но не очень часто. А в последнеее время вообще не играл…

— А он был…

— Одну минуточку…

Войнова исчезла и спустя некоторое время появилась с подносом, на котором стояли чашки, кофейник и вазочка с печеньем. Ванде не хотелось кофе, но она обрадовалась печенью. Разумеется, диета все так же остро стояла на повестке дня, но когда еще сегодня удастся поесть что-то существенное. И все же, эти приготовления, словно Войнова принимала у себя лучшую подругу, а не инспектора полиции, ведущего расследование, заставляли Ванду чувствовать себя чрезвычайно неловко.

— Мой супруг был очень талантливым писателем и исключительным человеком. Не могу не признать, что когда судьба посылает тебе такого спутника, далеко не всегда сразу можешь охватить его значительность. На это нужно время. Кроме того, повседневность, быт способны уничтожить все в зародыше. А еще очень непросто сознавать, что ты — избранная, что именно ты — та самая… Не могу сказать, что было легко. Эти пятнадцать лет были самыми трудными в моей жизни. Самыми трудными и, вместе с тем, самыми прекрасными. Когда два дня назад мне позвонили, чтобы сообщить о случившемся, и попросили опознать тело, я сказала себе: все кончено… Что было, то было… Мною овладело отчаяние. Потом я поняла, что ничего не кончилось. То, что у меня было, навсегда останется со мной, и никто у меня его не отнимет, независимо от того, что Асена больше нет. Еще когда мы только познакомились, уже тогда я знала, что будет… Просто прозревала свою судьбу… И слава богу, потому что я не потеряла ни одного мгновения из того времени, что нам было отпущено. Я всегда сознавала, что мне отведена особая роль в этой жизни, в силу чего мне предстоит вооружиться терпением. И когда это случилось, я себе сказала: ну вот, свершилось! Ты дождалась!

Евдокия Войнова широко улыбнулась, и Ванда вынуждена была признать, что определение «представительная» было слишком бледным, чтобы ее описать. Хозяйка дома была поистине красавицей и хорошо это знала. Может быть, красота просто прикрывала то опустошение в душе и скорбь по поводу утраты, или скорби вообще не было? Евдокия Войнова не притронулась к кофе, и он постепенно остывал.

— Вы, наверное, считаете меня сумасшедшей, — продолжила она, бросив на Ванду сияющий взгляд. — Или, по крайней мере, нескромной, потому что с самого начала я занимаю вас своей особой. Но вы ошибаетесь. Это я делаю с одной-единственной целью — как можно лучше представить вам природу нашей с Асеном связи. Объяснить, чем мы были друг для друга. Я думаю, это очень важно. Да и что может быть важнее? Смерть? Да, конечно, она вас интересует, ведь у вас такая профессия. Но смерть — это всего лишь миг в жизни, не больше. Вы можете мне поверить, что меня вообще не интересует, кто убил Асена? Я не хочу отомстить, не хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Человеческая справедливость — понятие относительное, а здесь, где мы живем, она вообще невозможна. Говорить о возможной мести, это вообще ниже моего достоинства. Важно одно: я всегда предчувствовала, что это случится. Мой супруг относился к числу тех людей, которых мир не может принять. Он не может им простить их нравственной позиции, таланта, даже самого их физического существования. Когда это случится — было всего лишь вопросом времени. И случилось. К счастью, смерть — слишком банальное событие, чтобы уничтожить все то, во что верил Асен Войнов, за что он боролся.

— А за что он боролся?

— Разве вы не читали его книг?

Ванда отрицательно покачала головой.

— Ни одной? Господи! Да как же вы вообще собираетесь вести расследование?

— В сущности, целью расследования не является…

— Одну минуточку!

Войнова вскочила и бросилась на второй этаж. Спустя немного времени она вернулась со стопкой книг.

— Вот, пожалуйста, — сказала она, еще не успев перевести дыхание, выкладывая книги на столик перед Вандой. — Можете начать с этих, потом я вам дам и другие. Конечно, я попрошу вас их мне вернуть, потому что это редкие книги, в чем вы сами убедитесь. Тиражи некоторых уже распроданы, а переиздание сейчас не представляется возможным. О причине вы сами догадываетесь. Неудобные истины никому не нужны, особенно в наше время, когда самые элементарные человеческие ценности попраны настолько, что сами превратились в неудобные истины. Однако Асен никогда не отказывался от них, и я тоже не откажусь. Рано или поздно я издам все его произведения, и о них узнает вся Болгария. Вы можете держать книги столько, сколько вам нужно, но я и вправду надеюсь, что не очень долго. А с моей стороны обещаю вам, что когда собрание сочинений будет готово, я с радостью вам его подарю.

— Буду вам очень признательна, — сказала Ванда без особого энтузиазма и сунула в рот шоколадное печенье.

При одном взгляде на горку книг на столике ей стало не по себе. Она проглотила печенье и только из чувства неловкости отказалась взять еще одно.

— Расскажите, что точно случилось в тот вечер? Вы поспорили или поругались с супругом перед тем, как он ушел из дома?

— Мы и об этом поговорим, — сказала Войнова и снова снисходительно улыбнулась, словно Ванда была умственно отсталой и нуждалась в разъяснении даже самых элементарных вещей. — Всему свое время. Я надеюсь, вы не спешите? К тому же, это ваша работа…

«Что ты понимаешь в моей работе», — подумала Ванда, уже начиная терять терпение. Ее полицейская натура требовала вернуть контроль над ситуацией, но она решила подождать еще немного. Во-первых, из-за торопливости она может лишиться ценной информации, а во-вторых, Евдокия была не только супругой убитого Войнова, но и человеком, последним видевшим писателя живым.

— Как я уже сказала, — продолжила Войнова, — мы с Асеном познакомились пятнадцать лет назад. Вам может показаться расхожим штампом, но это была любовь с первого взгляда. В то время мы оба были несвободны — я замужем, он женат, причем уже во второй раз. Это я вам говорю, чтобы вы поняли, как долго мы искали друг друга. Но мы себя чувствовали так, словно были вместе с первых дней нашей жизни. С первых минут основания мира. Это была не просто любовь: единомыслие, дружба, полное слияние с партнером, когда не можешь понять, где кончаешься ты и начинается он. Я не знала, что такое бывает, даже когда ты сам уже не первой молодости. А потом поняла, что возраст здесь не имеет никакого значения. К тому же все решилось легко, как-то само собой — мы развелись со своими половинками, стали жить вместе, у меня уже был этот дом… Так обычно бывает, когда есть предначертанность Судьбы. Разумеется, трудности еще только предстояли. У Асена был тяжелый характер. Как любой человек творческой профессии, он часто испытывал сомнения, разочарования, мог гневаться или отчаиваться. Но ведь никто не сказал, что счастье достается легко, правда? Я вожделела этой боли, видимо, для нее я была рождена, и у меня никогда не возникало желания освободиться от нее, убежать. Подобно Софье Андреевне Толстой или Анне Григорьевне Достоевской. Быть женой писателя, его спутницей жизни, секретаршей, матерью, сестрой… Всем. Поверьте мне, это не мания величия. Когда человек осознает свой долг и добросовестно его выполняет, нет места высокомерию, а только полная отдача и бесконечное смирение. Я никогда не требовала награды для себя, мне не нужно было признания. Все награды и признания — только для него, потому что ему они принадлежали по праву. Только так я могла быть по-настоящему счастливой.

Евдокия Войнова замолчала и сделала глоток. Кофе уже остыл, но ей явно нужна была передышка. Ванда воспользовалась паузой и взяла еще одно печенье.