— Тебя спутаешь… У него хоть душа есть, в отличие от тебя. Или я ему плачу за то, чтобы притворялся, что она у него есть.
— Не выдумывай, Бегемот! — усмехнулась Ванда. — Нет у тебя никакого психоаналитика. Так что давай дальше.
— Да я почти все уже сказал, — ответил он равнодушно. — Кроме одного: те, кто подбил моего брата бежать из тюрьмы, были людьми Электрода. И все было очень аккуратно спланировано, чтобы мне отомстить. Они его обманули, что-то пообещали — он же был наркоманом. Даже охрана знала про побег, знала, что это нарочно подстроено. И только он, несчастный, ничего не подозревал. Поэтому и вызвали полицейских, чтобы самим рук не марать. На надзирателя, который застрелит заключенного, смотрят недобро, особенно в этой тюрьме. С ним обязательно потом что-то случается, уж ты мне поверь.
— Вызвали подкрепление и что дальше? — нетерпеливо подстегнула Ванда.
— А ничего. Остальное ты знаешь. Может быть, только не знаешь, что полицейский, который его убил, тоже работал на Электрода. Осведомителем вроде меня. С той только разницей, что шеф щедро платил ему за каждую информацию. В отличие от вас, он не скупится. Это вы действуете шантажом, но что ж поделаешь! Вы можете себе позволить, ведь вы же государство.
Ванда вообще не отреагировала на последние слова.
— А не проще ли было убрать тебя?
На этот раз рассмеялся Бегемот, но так горько, что Ванда чуть было не пожалела его.
— И это произойдет, если я вовремя не уберусь отсюда. Ты не знаешь Электрода. Он такой. Жестокий. Ему мало просто застрелить. Он тебя ранит и бросит в каком-нибудь ужасном месте, чтобы мучился дольше. Это он называет «справедливостью». Но это уже моя проблема. Надеюсь, что хоть теперь ты мне поверила. А может, так и не поверишь, пока не увидишь меня мертвым?
Бегемот умолк. Некоторое время они молчали. Бегемот так и остался стоять, подпирая притолоку, жалкий и помятый, а Ванда слишком устала, чтобы размышлять над тем, что она только что услышала. Она ощущала внутри пустоту и горечь, словно все, что она услышала, ее вообще не касалось.
«Но я должна радоваться, — подумала Ванда. — Он ведь только что преподнес мне на блюдечке решение всего дела!»
Но радости не было.
— Ну?
Бегемот, как ученик, послушно ждал оценки.
— Мы с тобой два сапога пара, — задумчиво сказала Ванда.
— В смысле?
— В смысле, что похожи. И даже больше, чем ты можешь вообразить.
— Ты на что намекаешь, инспекторша?
— Ни на что я не намекаю. И хватит уже с этой «инспекторшей». Меня зовут Ванда.
— Да и мое имя не Бегемот, — сухо ответил тот и засмеялся.
В комнате снова повисло молчание. Ванде хотелось, чтобы он ушел. Ведь он сказал, что торопится? Но Бегемот продолжал подпирать дверь, словно боялся, что если он отойдет от притолоки, мир рухнет.
— Это все, что я могу для тебя сделать, — сказал он наконец.
— Спасибо, — ответила Ванда. — Ценю. Теперь ты куда? В аэропорт? А потом?
— В Швейцарию. А потом посмотрим.
— Почему именно Швейцария?
— А потому, — смущенно улыбнулся Бегемот. — Тебе может показаться, что я ненормальный, но я всю жизнь перевожу деньги в швейцарские банки. Такая у меня была работа. А ни одного швейцарского банка никогда в глаза не видел — зданий, офисов, окошек — ничего. Я иногда себя спрашиваю, а есть ли они вообще. Так вот, уж очень мне хочется посмотреть хоть на один из них.
Ванда весело расхохоталась.
— Ты, оказывается, большой оригинал, Бегемот! Ну, а если их нет, то что?
— Плохо, — Бегемот тоже засмеялся. — Значит, напрасно прожитая жизнь. Придется все начинать сначала.
— Но я все же предполагаю, что когда ты переводил туда деньги, ты и для себя кое-что приберег?
Он не ответил. Ступни в ботинках из крокодильей кожи выглядели слишком маленькими для такого тела.
«Надо же, раскаявшийся преступник!» — подумала Ванда.
— Ты, кажется, мне все еще не веришь? — спросил Бегемот.
— А зачем тебе надо, чтобы я тебе верила? С тех пор, как ты забрался ко мне в дом, только это и повторяешь.
— Потому что мне обидно, что первый раз в жизни я сам к тебе пришел, по своей воле, чтобы рассказать правду, и ты мне не поверила. А я ведь жизнью рискую…
— Ну, скажем, на восемьдесят процентов…
— А остальные двадцать?
— А остальные — когда сверю факты.
— И как это произойдет?
— А я спрошу твоего швейцарца. Кажется, я знаю, кто это.
«Да что это я говорю? — вдруг подумала она. — Ведь меня же отстранили от расследования. Или скоро отстранят. Какой швейцарец? Какие факты? Даже если Крыстанов завтра не напишет рапорт, он все равно когда-нибудь это сделает. И для себя будет абсолютно прав!»
Но ведь это не причина оставлять дела недоделанными.
А, будь, что будет!
— Есть один-единственный способ, — решительно заявила Ванда.
Бегемот вопросительно взглянул на нее.
— Я тоже должна поехать в Швейцарию. В Цюрих. Причем, как можно скорее.
— И хочешь, чтоб я тебе помог?
Ванда утвердительно кивнула.
— Ладно. Где у тебя компьютер?
— У меня нет. Только на работе.
— Да-а, ты и вправду хреново живешь!
Она пожала плечами, как бы извиняясь.
— Тогда сделаем так: завтра, точнее, уже сегодня утром, я зарезервирую тебе билет в аэропорту. А ты позвонишь туда, примерно в обед, чтобы узнать, когда ты летишь.
— В воскресенье, — подсказала ему Ванда. — С возвращением в понедельник вечером.
— Ладно, — согласился Бегемот. — Пусть будет воскресенье. А возвращение… посмотрим. Если будут билеты.
Он сделал несколько шагов вперед.
— Так я пойду. Ты меня не провожай.
— А я и не собиралась, — ответила она и попыталась улыбнуться. — Еще раз извини за бровь.
— Ерунда. Ты извини, что извел всю туалетную бумагу…
Ванда проводила его глазами, пока он не вышел в коридор. Потом она услышала, как щелкнул замок входной двери. И постояла еще десять минут в тишине, напряженно прислушиваясь к собственному дыханию, ожидая взрыва. А может быть, он уже освободился от машин, от багажа, от всей своей прежней жизни? И сейчас просто сядет в такси и отправится в аэропорт…
Он был неприятным типом, и неизвестно, пожалела ли бы она его, если бы бывшие дружки взорвали его вместе с машиной.
Но это совсем не мешало ей завидовать его дорого оплаченной свободе.
21
Было чудесное майское утро, исполненное наивных надежд.
Инспекторы Беловская и Крыстанов почти столкнулись у двери шефа. Оба почувствовали себя неловко, хотя Ванда это нарочно подстроила. Она немного смутилась и отступила назад, пробормотав какое-то извинение.
То же самое сделал и Крыстанов.
Несмотря на то, что Ванда поджидала его с половины восьмого и даже дважды пряталась, чтобы ее не увидели сначала секретарша, а потом и шеф, смущение ее было неподдельным.
— Ведь в восемь же? — спросила она, лишь бы что-нибудь сказать.
Крыстанов утвердительно кивнул.
— Сейчас без пяти, — сказала она и так сосредоточенно уставилась на часы, словно видела их впервые.
Крыстанов протянул руку, чтобы постучаться, но Ванда схватила его за руку и умоляюще посмотрела на него.
— Иди сюда, — прошептала она и жестом пригласила его последовать за ней в угол холла, где стоял огромный фикус в кадке, подставляя свои листья весеннему солнцу.
Крыстанов подчинился, не до конца понимая, чего она хочет. И в следующий миг они оказались под мясистыми блестящими листьями, которые уборщица каждое утро добросовестно протирала мокрой тряпкой.
Ванда ощутила легкий терпкий аромат его туалетной воды.
— Я не стану говорить тебе, что очень жалею о вчерашнем, потому что ты и сам это знаешь. Если ты уже принял какое-то решение, ты имеешь полное право его выполнить. Я не хочу вмешиваться, мы достаточно взрослые, чтобы самим принимать решения. Единственно, хочу тебя попросить, если ты еще не написал докладную и думаешь это сделать сегодня, повремени несколько дней.
— Никакую докладную я подавать не собираюсь, так что живи спокойно.
— Я это сказала не для того, чтобы… Впрочем, мне все равно… Хочешь — подавай, не хочешь — не подавай. Просто мне нужно несколько дней, чтобы кое-что закончить.
«Господи, ну что это со мной!? Снова начала!»
А ведь она так тщательно отрепетировала каждую свою фразу!
— Извини, я не это хотела сказать. Я знаю, что ты… Что мы с тобой…
— …по правде говоря, совсем даже неплохая команда, — закончил вместо нее Крыстанов. Потом легонько, почти нежно взял ее за плечи и отодвинул в сторону, чтобы выбраться из-под фикуса. — Просто нам с тобой нужно больше полагаться друг на друга. Иными словами, друг другу доверять.
И он решительно направился к кабинету начальника…
— Беловская, как себя чувствует мать? Очень надеюсь, что она сможет поправиться. Если мы чем-то можем помочь, ты скажи…
Шеф сказал это для очистки совести, а не потому, что мечтал помочь, но Ванда сразу ухватилась за его слова.
— Я бы хотела, если можно, в понедельник взять отпуск. Маме будут делать обследования, и я должна быть в больнице.
Хотя это была очевидная ложь, Ванда произнесла ее так естественно и непринужденно, что шеф сразу поверил.
— Конечно, никаких проблем. И не только понедельник, возьми столько дней, сколько тебе нужно. Напиши заявление и оставь у секретарши. Я сегодня же подпишу.
«Старается от меня отделаться, — сказала себе Ванда. — Просто я ему мешаю выпендриваться перед министром, или, по крайней мере, он так думает».
И действительно, до конца оперативки шеф ни разу не обратился к ней напрямую. Говоря в множественном числе, он, по сути, обращался к Крыстанову и говорил только ему.
Встреча продолжалась не больше десяти минут. Они снова обговорили все те вещи, которые обсуждали несколько дней назад. Впечатление тупика было полным. Больше всего рассчитывали на анализ ДНК, как будто он мог совершить чудо. Но для получения результатов нужно было время, а до тех пор…