— Значит, и не стоимость земли.
— Она, кстати, не куплена. Лишь арендована на девяносто девять лет. Но без права пересмотра условий.
— Весьма предусмотрительно.
— Уверяю вас, в создании клиники участвовали не только высокопрофессиональные медики, но и адвокаты, и крупнейшие рекламисты, проект создан американской фирмой, оборудование — японское, американское, германское.
— А охрана?
— Что?
— Я спрашиваю: а из кого набирали охрану?
— Что-то наподобие интернационального легиона. Крутые профессионалы. Кстати, ваши соотечественники тоже принимают в этом участие не только у операционных столов.
— Я в этом и не сомневался. Кстати, Виталий Владленович, этими людьми стоит поинтересоваться.
— Будет сделано, — ответил Надворов.
— Но мы отклонились. Итак, к каким же выводам вы пришли, пытаясь разобраться в проблеме «Гортензии», если такая проблема существует, разумеется. Если да, может быть, мы перейдем непосредственно к ней?
— О, конечно же. Что касается выводов, то я смог найти лишь одно преимущество, которым Калерия обладает перед своими соседями.
— И это?..
— Географическое положение.
— Любопытно.
— Сначала это и мне показалось не очень убедительным. И все же… Я обратили внимание на два обстоятельства. Калерия обладает морским побережьем, на суше же граничит с пятью государствами. В то время как та же Виландия — лишь с тремя.
— А второе?
— Самый крупный в этом регионе международный аэропорт. Едва ли не следующий после Франкфурта
— Иными словами — все виды транспорта: морской, сухопутный, воздушный. Что ж, очень удобно для больных, нуждающихся в услугах «Гортензии». Похвальная забота со стороны владельцев… Кстати, вы еще не коснулись очень существенного вопроса: кто хозяин? Каково происхождение стартового капитала? Деньги ведь были, надо полагать, немалые. Кто создал этот самый Фонд?
— Он возник семь лет тому назад по инициативе и на средства трех крупных промышленно-финансовых групп. Репутация их не подлежит сомнениям. Были, правда, подозрения, что там отмываются деньги, но они не подтвердились. Однако сейчас меня интересует не это.
— Чем же, в частности, клиника привлекла ваше внимание? Не считая общих предположений.
— Разрешите, я буду излагать по порядку.
— Именно этого я и жду.
— Как правило, трансплантация в «Гортензии» стоит в среднем на пятнадцать процентов дороже, чем в других тоже прекрасных, но не столь широко разрекламированных клиниках.
— Ну, и что? Они ведь не страдают от недостатка пациентов?
— Напротив. Но кроме этого, они ежегодно делают определенное количество операций по очень незначительным ценам, и еще небольшое число — вообще бесплатно.
— То есть, чистая филантропия в ее натуральном виде.
— Именно.
— И опять-таки, вряд ли в этом можно найти какой-то криминал.
— Ну конечно же, нет. Однако…
— Да?
— Как по-вашему, что нужно для того, чтобы провести успешную трансплантацию?
— Наверное, очень многое.
— Например?
— Ну… Хирург. Персонал. Помещение. Аппаратура…
— Конечно. Но вы забыли главное.
— Ну разумеется! Пациент!
— А кроме него?
— Зависит от того, ставят ли там естественные органы, или искусственные.
— Только естественные. Вы не видели рекламу «Гортензии»?
— Нет. Наше телевидение ее не показывает. Видимо, приток пациентов из России не настолько велик, чтобы тратиться на такую рекламу.
— Так вот. В рекламе подчеркивается: только натуральные органы. И мало того: органы доноров, ведших правильный, здоровый образ жизни. То есть не курильщиков, не алкоголиков, даже не жителей больших и донельзя загазованных городов. Доноров, правильно питавшихся и не позволявших себе никаких излишеств.
— И реклама соответствует действительности?
— Насколько мы смогли установить — да. Большая часть этих тканей, подлежащих имплантации, поступает из-за рубежа.
— Но я пока так и не понял, что здесь может интересовать вас. Бизнес — да. Типичный бизнес двадцать первого века, достаточно прибыльный, если даже вычесть деньги, идущие на борьбу с рекламой искусственных органов. Но где и в чем вы тут усматриваете нарушение закона, какое потребовало бы чьего-то вмешательства?
— Вот сейчас я и подхожу к этому, сэр.
«Если ты возвращаешься домой с работы тоже в таком темпе, то наверняка оказываешься там только назавтра», — невольно подумал Мерцалов. Но на лице его это никак не отразилось.
— Сколь ни странным это покажется, но за вывоз трансплантатов из любой страны взимается пошлина. Я не сказал бы, что очень маленькая.
— Об этом я не слышал. Хотя… Обождите, дайте вспомнить… Совершенно верно, было такое решение Евросовета, к которому потом присоединились и другие заинтересованные регионы. Когда же это было? Ага, если не ошибаюсь — четыре года тому назад. Я правильно вспомнил?
— У вас великолепная память.
— Гм… Да, там ведь было и о ввозных пошлинах, не так ли?
— Установление таких пошлин признавалось законным: трансплантаты тем самым приравняли к любому другому товару, учитывая, что оборот их стал выражаться в достаточно крупных цифрах.
— Так-так.
— Из этого следует простой вывод: донорские ткани гораздо выгоднее заготавливать в той стране, в которой располагается сама клиника. Отпадают все таможенные расходы. Однако, если, допустим, в той же Калерии наладить такое внутреннее обеспечение невозможно по чисто статистическим причинам, то о России этого не скажешь. Надеюсь, это замечание вас не очень обидело?
— О, нисколько. Наша статистика известна мне достаточно хорошо.
— Так что, казалось бы, параллельно подготовке собственно клиники устроителям следовало бы уделить внимание и подготовке снабжения. И тем не менее, таких действий не предпринималось и не предпринимается. А следовательно, по каким-то причинам представляется выгодным необходимые органы ввозить из-за рубежа, а поскольку это дороже, то можно предположить, что такой способ снабжения таит в себе какие-то преимущества, весьма существенные.
— Готов согласиться с вами. Теперь я начинаю понимать. Где пошлины — там и контрабанда, а это уже область если и не наших интересов, то, во всяком случае, интересов близкой нам службы. Вы это имели в виду?
— Совершенно верно. И у нас набралось уже достаточно большое количество фактов: такая контрабанда фиксировалась и изымалась. Мы полагали, что все идет на лад, и все их тропы полностью или почти полностью перекрыты. Но в последнее время стали подозревать, что дело обстоит не совсем так: мы пережали эту трубку, но это, похоже, никак не повлияло на количество совершаемых клиниками трансплантатов. А значит, существуют еще какие-то пути снабжения, о которых мы ничего не знаем. Вот это нас и интересует.
— Да, пожалуй, такого можно было ожидать. Мы все слишком замкнулись, может быть, на наркотиках, антиквариате, на фальшивомонетчиках. И упустили мгновение, когда возник новый вид выгодной контрабанды.
— Ну, нас может извинить то, что произошло это достаточно недавно. Что же касается выгоды…
Докинг не стал продолжать, только слегка развел руками. Мерцалов понимающе кивнул:
— Интересно… Впору создавать фермы для производства… Черт, это невозможно даже выговорить вслух, настолько противоестественно это звучит. Да, занимательно. Раз уж такая клиника возникает и у нас, мы будем интересоваться этим вопросом. Хотя Россия — страна обширная… Так что вряд ли им понадобится ввозить много органов из-за рубежа. Разумеется, мы попытаемся заинтересовать их таким предложением: создать донорскую компанию тут, на месте, беспошлинную. Посмотрим. Во всяком случае, я очень благодарен вам за информацию. Но не вижу, чем мы могли бы помочь вам сию минуту.
— Если у вас возникнет филиал «Гортензии», и вы будете за ним присматривать, это и будет помощью.
— Это в будущем. А сейчас?
— Сейчас… собственно, мне ничего не нужно.
— Тем не менее, мое обещание остается в силе. Да, интересно вы начали копать… Хотя, откровенно говоря, я не очень представляю себе возможности контрабанды в этой области. Это ведь не камушки, не валюта, не наркотики. Одно дело провезти несколько килограммов, допустим, героина, кокаина или другой пакости — они поддаются любой фасовке… да что я вам говорю, вы и сами лучше меня все это знаете, и совсем другое — контейнеры с трансплантатами, заполненные жидким азотом, требующие умелого и тщательного обращения… Их вы не запрячете за облицовку потолка, допустим, или в двойное дно чемодана, да их вообще невозможно спрятать, если уж говорить серьезно!
— Совершенно с вами согласен, сэр. Здесь нужна совсем другая механика, несомненно. Однако у меня, в частности, нет ни малейшего сомнения в том, что эта непостижимая система провоза существует. И я хочу найти все сам.
— Одному человеку это не по силам. Исключено.
— Может быть, со временем найдутся еще такие же энтузиасты, как я. Я ведь не один такой в мире. Встречал и других — похожих. У вас, например, был, помнится, мистер Милф. Когда-то мы с ним…
— Увы, он уже некоторое время в отставке.
— Однако, как я слышал, он и находясь в отставке выполнял некоторые задания Службы…
— Да, был такой эпизод. Но сейчас его все равно тут нет. Свободный человек, он решил повидать мир — те его части, в которые его не заносило по служебным делам. Умчался неожиданно, даже не попрощавшись.
— Так что сейчас он далеко?
— Честно говоря, я даже не знаю, где. То ли в Африке, то ли где-то в Бразилии… Просто не знаю.
Мерцалов сказал это совершенно искренне: он и на самом деле не знал. Не до Милова ему было в последнее время, и вообще не до отставников. Получают пенсию, живут, как живется, чего еще?.
— Но не беспокойтесь, — утешил он британца, который, правда, и не выказывал никакого волнения. — Найдутся люди… если понадобится.
— Уверяю вас, это серьезно. И такие процессы лучше пресекать в самом начале.