Фэрклот вздохнул и принялся за другие дела.
Душитель Петр Стефанович Загорский, по кличке Роялист, по-настоящему пришел в себя только тогда, когда его, грубо и бестактно, на грузовом лифте спускали вниз и сажали в машину. Досадно было, конечно, что так опростоволосился, как баклан, как увя, но в машине он вел себя очень спокойно. Может быть, оттого, что было ему обещано: в случае веревки его выручат, даже не дав доехать до крутой конторы. Сидел и только поглядывал по сторонам, в окошки, которые в этой машине ничем затемнены не были. И только когда усек, что везут его куда-то не туда, стал подавать признаки жизни.
— Это мы что же, на прогулку едем? — поинтересовался он достаточно независимо. — Пли водила новый? Не туда вроде бы свернули…
— Да туда, туда, — успокоил его тот, что сидел справа, тот самый, что на своем горбу тащил его по коридору и потом от лифта до самой машины, здоровый такой амбал. — Туда, не порть себе печень.
Ему стало, однако, немного не по себе, когда он прикинул, куда же таким путем они могут попасть. Дорога незнакомая, и те, кто обещал выручить, здесь их ждать никак не станут…
— А вы уверены, что мне именно туда нужно? — решил он помочь сопровождающим.
— Куда надо, туда и попадешь. Или, может, пописать захотел? Так придется потерпеть.
Тут Роялисту пришла в голову мысль, от которой и вовсе замутило. Фраер, которого его подрядили завалить, мог быть и не фраером на самом деле, но человеком авторитетным, может быть даже, в законе, мало ли, что иностранец: в наше время большие дела делаются поверх границ. А если так, то не в милицию его сейчас везут, а на разборку, откуда ему живым уже точно не выйти, да и перед смертью придется перенести серьезное обхождение. Вот это было и на самом деле нехорошо, и он затосковал. Хотя и утешал себя мыслью, что такому мастеру, как он, пропасть ни за понюх табаку не дадут. Он ведь нужен, он тонкий специалист…
— Да господа, — сказал он. — С какой стати такие строгости? Ну, перебрал вчера, было дело, при моем возрасте много уже нельзя, но бывает срываешься. А дальше я и не знаю, что стряслось. Может, я по туманности рассудка не в свой номер попал, так двери все одинаковые…
— А гребенки тебе что, вместо ключа в гостинице выдали? — по фене поинтересовался тот же, что предлагал потерпеть.
То, что сосед ботал по фене, Роялиста не обрадовало и не огорчило, потому что никак не проясняло обстановки: это и деловой мог быть, и мент с таким же успехом. Феня — дело не секретное, хотя в университетах ей и не учат. Он все же решил замутить.
— Позвольте узнать, а при чем здесь моя расческа?
— Да не води коридором, — посоветовал все тот же сосед. — Побереги голос. Еще пригодится.
Роялист внял совету и на некоторое время и в самом деле умолк. Сопровождающие же лениво переговаривались между собой, пока водила исправно крутил баранку. И говорили они — словно больше не о чем было — именно о Петре Стефановиче: строили прогнозы по поводу ближайшей его судьбы.
— Он там наверняка не один был. Его дело было впустить, а брали другие ребята. А он, скорее всего, стал права качать, вот они и решили над ним подшутить. Иначе куда бы жилец девался? И ничего в номере не нашли, из-за чего стоило бы дело делать.
— А ты видал, что ничего не было? Если люди были они все шумаги и прихватили.
— Испортили дело. Теперь туда и близко не подходи…
Это было уже вроде бы не по-ментовски, но могло оказаться и простой покупкой, так что спешить не следовало.
— По закону, надо у них забрать.
— Адреса не оставили.
— А вот он, адрес, с нами едет. Чего еще?
— Волосатик этот? Думаешь, он своих в сундук заложит? Ты на него погляди: гнедой — дальше некуда…
— У Куцого не заложит? Такую чечетку спляшет, всем на удивление, что сам потом не поверит.
«Куцый… — Что-то такое Роялист слышал. Сам, правда, не сталкивался. Но он от кодлы вообще стоял поодаль, не марался, да и безопаснее так. — Куцый, Куцый…»
— Господа, куда же вы все-таки меня везете?
На этот раз другой ответил — непонятно, всерьез ли:
— На Петровку — куда же еще?
Однако Роялисту в это не поверилось. И он стал продумывать возможность дальнейшего разговора. «Я ведь человек маленький, ничего не знаю, мне сказали — я и пошел. Сказали— там вашингтонов полно, я и решил взять на абордаж. Я же никому ничего не сделал». Тут его непременно спросят: «Сказал-то кто?» — как бы невзначай поинтересуются. Ответить им придется так: «Не знаю, как его кличут. И от кого он, тоже нет понятия». Они спросят: «А если показать — нарисуешь?» Тут он задумается: «Да, пожалуй, смогу…» — «Встречал раньше?» — «Не вспоминаю. Так, чтобы знакомым быть — нет, точно». И тут…
То, что должно было, по его представлениям, начаться тут, Роялисту настолько не понравилось, что он решил и на самом деле заговорить — просто так: молчать было страшнее.
— Все же, господа, вы могли бы ответить…
— Да ну, — сказал правый. — Что мы с тобой языками стучать будем? Наше дело тебя доставить, а там уж найдется, кому с тобой потолковать.
Это Роялисту ничего не говорило: кому поговорить, конечно, найдется, это он и сам понимал, да только — кто это будет?
Пока он размышлял, правый сосед перегнулся вперед и взял телефонную трубку. Роялист насторожился. Машина, в которой они ехали, была без милицейских признаков; номера он заметить не успел, не до того было, когда его заталкивали в кабину. И водила, и спутники были в гражданском. Но это и менты могли быть в гражданском, и кто угодно. Но, может быть, из разговора можно будет что-нибудь понять?
— Сева, — сказал правый в трубку. — Куда нам этого баклана везти? Где с ним толковать будут?
Ему ответили что-то — так тихо, что ничего не разобрать было.
— Ага, усёк, — сказал звонивший. Положил трубку и сказал водиле: — Степа, подкинь нас до Подольских Курсантов…
Роялист Москву знал неплохо и улицу Подольских Курсантов тоже помнил: далеко, у черта на рогах, в глухом углу — станция Покровская поблизости, а рядом сплошная зелень, если надо кого зарыть — далеко ходить не придется. И он совсем приуныл. Нет, как бы не пришлось ему сегодня досрочно освободиться: его, скорее всего, все-таки не менты взяли. Значит, он кого-то не того хотел замокрить — не фраера, либо же — такое тоже могло быть — свое дело он делал правильно, но вместо честного расчета его сейчас хотели просто начисто заделать, чтобы концы в воду.
— Ребята… — проговорил он просительно. — А может…
— Заткнись, — посоветовали ему равнодушно. — Голос береги. Он тебе вскорости ой-ой как понадобится.
Роялист умолк, думая о том, что жил он, если мерять по мировым стандартам, всю жизнь плохо, убого, хотя и считался специалистом: заказов было мало, да и цены… Правда, когда еще служба была, то там было ничего — по сравнению с другими, конечно. Но служба была, да вся вышла, и хватит о ней. А жизни в свое удовольствие и вовсе не было, и даже вот этими последними финагами воспользоваться не успеет. Невезуха. Хотя заначить их он успел, и вроде бы надежно, так что эти падлы с него никакого навара иметь не будут.
Однако против судьбы не попрешь, если только не подфартит. Но ведь может же и подфартить, а?
Машина, между тем, все дальше увозила его от центра столицы. И страх Петра Стефановича возрастал пропорционально новым цифрами на спидометре.
Мерцалов выслушал то, что ему доложили.
— Ну что же, правильно. Нагоните на него побольше страху и выясните, кто заказывал убийство. Если он действительно киллер…
— Прямых доказательств нет. Но вот Сердюк говорит, что уже когда-то встречался с ним.
— Ладно. Докладывайте о ходе работы.
— Полковник Надворов приказал привезти задержанного к нему.
Мерцалов поморщился:
— Рано. Поработайте еще там. Так что отставить перевозку.
Закончив разговор, Мерцалов задумался.
Пожалуй, он поторопился, когда вдруг пообещал Фэрклоту помочь людьми. Хотя бы одним человеком. Англичанин исходил из того, что раз из Москвы интересующий его Берфитт убыл, то значит Докингу незачем было и ехать сюда.
Однако Мерцалову чем дальше, тем больше казалось, что если бы Докинг в Москве ничего не нашел, на него не стали бы замахиваться:
«Его никто тут не знал; по виду он никак не походил на человека с толстой пачкой долларов или евро в кармане, одет был — по московским, по новорусским понятиям — более чем скромно. Зачем же он понадобился? Вывод один: для того, чтобы устранить его. Пошел на дело, судя по первым докладам, не маньяк и не пьяный хулиган, а также не обиженный на весь мир прыщавый подросток. И не субъект, страдающий от недостатка травки и готовый на все, чтобы добыть ее. Такой будет искать жертву где угодно, только не в гостинице «Империум» среди ночи.
Значит, впервые приехавшего в Москву Докинга кто-то все же узнал, то есть встречал его раньше. Следовательно, бывал за границей. Надо поинтересоваться у Фэрклота, в каких операциях Докинг участвовал в последние несколько лет? И проверить, кто из наших авторитетных лиц в эти же годы выезжал за границу и куда именно? А получив то и другое, посмотреть, где могли пересечься орбиты…
Это одно. Второе: знавший Докинга, увидев его в Москве, испугался. Могла быть только одна причина этого: Докинг в Москве представлял для неизвестного опасность. Очень серьезную. Иначе сразу на такие крутые меры не пошли бы. Этот человек, естественно, не мог знать, зачем именно приехал сюда английский полицейский. И неизвестным этим был не Берфитт: тот вылетел из России еще до приезда Докинга, выехал официально, по собственному паспорту. Однако человеку этому, вероятно, был известен круг дел, которыми занимался Докинг.
Итак, некто пришел к выводу, что Докинг приехал сюда либо затем, чтобы — с нашей, разумеется, помощью — взять его, либо — что не менее вероятно — затем, чтобы помешать этому человеку реализовать то дело, которым он, несомненно, занимается. Может быть, это не имеет никакого отношения к Берфитту, но может быть и имеет, самое непосредственное.