Однако ему не пришлось использовать это свое умение.
Снаружи — с той стороны, где находилась площадка с трейлерами, — послышался взрыв. И сторона шатра, обращенная туда, заметно посветлела: пластик пропускал свет, хотя и немного.
Стрелок обладал меньшей выдержкой, чем Милов, и при этом грохоте он чуть приподнял голову.
Пистолет у Милова был чужой, неизвестно как пристрелянный. Но он решил рискнуть. И нажал спуск практически в то же мгновение, когда уловил слабое движение рядом с крайним из лежавших носорогов.
Выстрелив, он снова переместился. Но ответа оттуда не последовало. Тогда он осторожно пополз в том направлении. Но тут же остановился: вдалеке были слышны сирены пожарных, а может быть, и полицейских машин. Пламя за шатром все разрасталось, кричали люди.
Было бы очень интересно вплотную познакомиться со стрелявшим. Но и на это времени уже не было.
Милов встал. Отряхнулся. Подобрал свой разбитый фонарик. И поспешил к выходу — не во двор, а на улицу.
Но и отсюда можно было видеть, что пожар занялся нешуточный. Милов вспомнил газовый баллон в трейлере дрессировщика. И подумал, что кто-то очень активно старался замести все следы.
Дело становилось все горячее. Но вовсе не понятнее.
Милов добрался до своей машины как раз тогда, когда пожарные — они подоспели первыми — въезжали на площадку через широко распахнутые ворота.
Сам же он завел мотор, двинул рычаг и поехал в противоположном направлении, мечтая о ванне и мягкой постели.
Уехать, однако, ему удалось недалеко. Воющая полицейская машина стремительно обогнала его и перегородила дорогу. Не сработай компьютер, Милов, возможно, не успел бы затормозить. В следующее мгновение противоположная дверца распахнулась и полицейский направил на Милова пистолет:
— Руки на руль! Сидеть тихо!
Милов повиновался. Полицейский уселся рядом, продолжая держать его на мушке.
— Поезжайте за нашей машиной. И ведите себя разумно.
— Ничего другого не остается, — пробормотал Милов и перевел рычаг.
Урбс снова, устав ждать, позвонил в Майруби. Долго ждал ответа. Но никто так и не снял трубки.
Глава 7
«Нью Йорк Таймс»:
«Перестрелка на Индийско-Пакистанской границе. Как сообщило из Карачи местное отделение АП, этой ночью на участке индийско-пакистанской границы западнее Биканера произошла схватка между группой неизвестных, пытавшихся пересечь границу с территории Индии, и индийскими пограничниками. В стычке было применено стрелковое оружие, а также гранатометы и ранцевые огнеметы. Прорывавшаяся на запад группа была поддержана огнем с пакистанской стороны. Однако прибывшая на место происшествия группа сил поддержания порядка ООН, в составе которой входило подразделение войск США, помогла навести порядок. Группа нарушителей границы отступила в глубину индийской территории и рассеялась. Представитель индийских властей заявил корреспонденту АП, что он не видит причин связывать происшествие с пресловутым бета-углеродом, и что предположения о нахождении этого материала на территории Индии ни на каких реальных фактах не основано».
С самого утра Мерцалов позвонил на квартиру, где всю ночь шла работа.
— Как наш клиент? — спросил он без предисловий.
Уже по тому, как на том конце линии помедлили, он понял: результатов пока что никаких. Это подтвердил и ответ:
— Глухо пока что.
— Как ведет себя?
— Спокоен совершенно.
— Грозит, пробует взять горлом?
— Ничего похожего. Поглядывает на нас снисходительно и с некоторой даже жалостью, но разговаривать вообще отказывается. Кажется, однако, что на самом деле изрядно волнуется.
— Но что-то же сказал?
— Можно сказать, мечется из стороны в сторону. То разговаривает, как с урками, требует встречи с авторитетами. То перескакивает на другие рельсы и вот только что потребовал вызвать милицейского начальника. Заявил, что без него отвечать ни на один вопрос не станет.
— Милицейского начальника? Любопытно. А кого именно, не сказал?
— Нет. Сказал только, что ниже, чем с полковником, разговаривать не станет.
— Ну, давайте подробнее. Документы при нем обнаружили?
— Так точно.
— Какие? Российские?
— Да, наши. Документы подлинные. Загорский Петр Стефанович. Живет в Москве постоянно.
— Как же он получил номер в «Империуме»?
— Еще не выяснено. Однако установили, что он был в отъезде и вчера прибыл из Великих Лук. Поездом. Прямо с вокзала приехал в отель.
— А он что говорит по этому поводу? Почему поехал в гостиницу, а не домой?
— Мы его еще не спрашивали. Потому что блатным его документы не нужны, спросить его — значит, засветиться, как милиционерам. А похоже, сейчас он больше боится блатных.
— Ну, пока пусть еще потомится. Работайте. При малейшем сдвиге звони. Да, вот что: мне его фотография нужна немедленно. У вас там аппарат есть? Ну тот, который сразу снимки выдает, как он называется, запамятовал. Ага, «Поляроид». Щелкните его, но аккуратно, чтобы он этого не заметил. И сразу карточку мне сюда. А лучше — две-три. Жду.
Положив трубку, Мерцалов задумался: «С этим типом справиться будет не так-то легко. Во всяком случае, с позиций закона. По сути дела, он с поличным не взят. Нашли вырубленного и связанного в чужом номере — так тут он скорее жертва, чем преступник. Оружия при нем никакого, даже перочинного ножика не было. Я, допустим, могу предположить, что оружия не было потому, что оно у него всегда с собой — ребро ладони, или кулак, или, на худой конец, хотя бы десять пальцев, но только никто, нигде и никогда это оружием не признает… Как оказался в гостинице, если живет тут же, в городе? Ну, тут можно сочинить и наговорить сорок бочек арестантов, и возразить ему будет трудно. То, что нам известно — это не для суда, это пока чисто оперативный материал, который засвечивать нельзя. Так что если он разберется в ситуации и сообразит, что мы не урки, то займет оборону непробиваемую и сможет хоть десять лет защищаться. А интересный это ход: понадобился ему большой милицейский начальник… — Мерцалов покачал головой. — Интересно, не ложится ли это требование в одну обойму с самим фактом, что о приезде Докинга в Москву кому-то стало известно? Ну-ка, прикинем. Кто об этом вообще мог знать? Во-первых, в аэропорту, из пассажирских списков. Это вероятно. Во-вторых, если кто-то его специально ожидал — в это не очень-то верится. И в-третьих, знали, безусловно, здесь, в этой конторе, начиная с бюро пропусков и кончая моим секретарем и мною самим. И Надворовым, конечно. Ну, себя с Надворовым я отметаю сразу. Но насчет остальных надо подумать. Пусть Надворов сам этим и займется…»
Он позвонил заместителю, отдал распоряжение. Полковник принял указание, но без особого воодушевления.
— Не верится мне, Сергей Симонович, что у нас кто-то такой завелся.
— Информация, тем не менее, утекла. Вот и наделай шороху, чтоб хотя бы в будущем поостереглись. Это ведь не обязательно умысел, кто-то мог просто по глупости где-то болтануть: нас, мол, иностранец посетил… Ну, сам понимаешь.
— Сделаю, Сергей Симонович.
После этого разговора Мерцалов снова вернулся к мыслям о задержанном: «Надо, чтобы его опознали в гостинице. Выяснить, в каком номере он размещен, а скорее всего он там все-таки остановился по липовым документам, может быть, иностранным, вряд ли он стал бы рисковать и идти в отель нелегально, возраст уже не тот, да и то, что о нем известно, указывает на вариант с официальным поселением. Если так, то его липа заначена где-то в номере или в его окрестностях. Вот если мы эти корки найдем, тогда можно сделать и неплохой милицейский вариант. А пока не нашли, пусть он, сомневаясь, все же склоняется к мысли, что взяли его конкуренты. Для него это сейчас даже страшнее: потому что тем судебные доказательства не нужны, те могут и просто по подозрению поставить на перья… Ну, что же: тут пока не остается ничего иного, как ждать».
Он снял трубку, вызвал одного из немногих сотрудников, что находились сейчас в Конторе.
— Созвонись с квартирой, договорись, где встретишься поблизости от них, чтобы никому времени зря не терять. Возьмешь снимки. В «Империуме» по ним опознаешь человека, предположительно их постояльца. Осмотришь его номер очень внимательно. В первую очередь мне нужны его документы — иностранного подданного. Ну, и все остальное, что покажется интересным. Но документы обязательно. Если же его никто там не признает, ладно, будем думать дальше…
Мерцалов так ушел в размышления, что когда резко, требовательно зазвонил телефон, он не сразу сообразил, что это международный, хотя рука автоматически и сняла нужную трубку. И обращенные к нему слова тоже уяснил не сразу, вместо ответа рявкнув:
— Эй там, говорите по-людски! — и только тогда спохватился: — Oh, I'm sorry. Mister Faircloth? Have do you do, mister Faircloth.
Фэрклот, похоже, фыркнул в трубку — видимо, неожиданный прием его так позабавил, что не смог сдержаться. Но заговорил спокойно, как всегда:
— Генерал, не хочу вмешиваться в ваши дела, но поскольку этот случай определенным образом затрагивает и нас… Есть ли у вас что-либо новое об этом… ну, назовем это покушением на жизнь нашего работника?
— Я ведь говорил вам: человек задержан и находится у нас.
— Он дает показания?
Мерцалов полсекунды помялся — точно так же, как его оперативник полчаса тому назад.
— Пока ничего определенного. Очень опытный субъект, а у нас минимум доказательств. Но мы с ним работаем. К сожалению, все, что мы сейчас могли бы предъявить ему — это попытка кражи со взломом, не более.
— Надеюсь, вы этого не сделаете? Если он примет такой вариант, то ничего больше вы от него не получите.
— Это понятно. Но почему вас интересует это происшествие?
— Я думаю, что Докинга хотели устранить. Вряд ли это делалось ради вульгарного ограбления.
— Мы тоже так считаем.
— Весьма вероятно, что это связано с миссией Докинга в Москве. И инициатива исходила от Берфитта.