— Что она их — на каждом шагу фотографирует? — вопрос этот Мерцалов задал, похоже, самому себе как раз в тот миг, когда девушка, повернувшись лицом к следовавшей за нею колонне, в очередной раз шевельнула рычажком своей камеры, что висела у нее на груди.
Колонна остановилась — совершенно одновременно, словно по неслышной команде.
— Вот дрессировка… — снова пробормотал Мерцалов. Ему всегда легче думалось, если мысли озвучивались, тут же становились словами.
«Дрессировка, да, — подумал услышавший это ворчание Милов. — Цирк. И аппарат на груди укротителя. Он может походить на фотоаппарат, а может — на какой-то экзотический талисман. И звери синхронно выполняют движения.
Потом выстрел — укротитель падает — и носороги застывают, совершенно обездвижив.
Укротитель тоже все время держал руки на своем талисмане…»
Милов закрыл глаза, чтобы изображение не мешало думать. Собственно, он все понял намного раньше — когда увидел, как ветераны садились в самолет. А сейчас оставалось лишь четко сформулировать выводы.
О чем тогда говорили, а он подслушал?
Было два аппарата; один украл кто-то сбежавший. И что-то там упоминалось относительно укротителя зверей…
— Ты что — уснул, старый анархист?
Это Мерцалов потревожил раздумья. Милов лишь досадливо мотнул головой.
— Потерпи, скоро все тут закончится — для нас полным провалом. Вот тогда сможешь спать хоть неделю, хоть месяц подряд — никто тебя не побеспокоит…
На дисплее встретились Урбс и господин, что из поликлиники. Пожали руки, поулыбались, обменялись несколькими словами. И колонна снова тронулась.
Как раз в тот миг, когда девица в очередной раз прикоснулась к своей камере.
Берфитт обождал, пока Банкир, как бы случайно дрейфуя по залу, не оказался в двух шагах от него. Но поворачиваться к подошедшему не стал. Сказал как бы в пространство — благо, в это время никого больше по соседству не оказалось:
— Все благополучно?
Банкир ответил:
— Тирию будут атаковать. Вот-вот.
Он тоже смотрел в другую сторону.
— На здоровье, — сказал Берфитт. — Так и нужно было. А в остальном?
— Надеюсь, что все в порядке. Хорошо, что я успел вернуться — меня, как назло, послали в провинцию. А вы — не пора ли вам уехать?
— Я посмотрю, как они усядутся в автобус. И, может быть, с ними и уеду — если не будет никаких осложнений.
Банкир кивнул.
— Встретимся вечером, по условию.
И они неспешно разошлись в разные стороны.
«БМВ» тирийского посольства ходко катил по шоссе. Полдороги до Москвы уже проехали.
Тяжелый, донельзя обшарпанный грузовик неожиданно вырвался с боковой дороги. Преимущественное право проезда было у тирийца, но шофер «Камаза» почему-то не счел нужным уступить. Ему понадобилось сразу же встать в левый ряд: быть может, он собирался сделать левый поворот или развернуться; разрешающий этот маневр знак виднелся в полусотне метров впереди.
Водитель посольской машины принял, насколько мог, влево, стремясь уступить дорогу. Но его возможности были крайне ограничены: левее была уже полоса встречного движения, и навстречу как раз шла полицейская машина на большой скорости.
Грузовик все-таки вмазался в «БМВ», но, к счастью, вскользь; пострадал в основном багажник: крышка его распахнулась, ящик выпал на дорогу. Водитель посольского автомобиля встал на тормоза. Полицейская машина с визгом шин уже разворачивалась позади. Грузовик сдал назад — рассчитывал, похоже, удрать; но один из полицейских уже вскочил на подножку, и шофер предпочел, видимо, не усугублять своей вины.
Пассажиры легковой машины отделались испугом. Пострадала машина; но хуже всего пришлось ящику: при ударе о дорогу он раскрылся, насколько банок покатилось по асфальту. Обычных консервных банок.
Когда пассажиры выбрались из «БМВ», милиционеры — их было двое — уже заканчивали собирать банки; третий возился возле них с каким-то прибором. Четвертый — всего их оказалось четверо — уже готовился составлять протокол.
Дипломаты переглянулись. Можно было протестовать: их багаж мог считаться неприкосновенным. Хотя и оказался на дороге. И старший из ехавших так и поступил: тут же заявил протест и предупредил, что будет жаловаться в Министерство иностранных дел.
Милиционеры извинились, банки вернули до последней. Протокол все-таки пришлось составить. Шофера грузовика задержали до выяснения, увезли с собой, за руль «Камаза» сел один из четверых.
Из машины старший патруля позвонил. Доложил:
— Консервные банки. Фрукты какие-то…
— Так я и думал, — сказал Мерцалов, получив это известие. — Пустой номер.
— Да, — согласился Милов. — Финт, и не очень хитроумный.
Мерцалов рассердился:
— Пока что они оказались хитроумнее нас. Одно из двух: либо вообще вся эта история вам привиделась во сне — что они замешаны в чем-то, — либо они настолько хитроумнее нас, что водят нас за нос, а мы никак не можем сообразить, где они спрятали груз. Или это вообще — фикция.
— Да нет, — сказал Милов как бы равнодушно. — Сообразить я сообразил. Только взять этот груз — здесь и сейчас — мы никак не можем. Хотя он все еще находится неподалеку. Рукой подать.
— Фантазируешь, — недоверчиво проговорил Мерцалов. — Если он здесь, то почему же мы…
— Потому, — сказал Милов, — что кончается на «у».
Он был в отставке, и мог позволить себе разговаривать так с генералом, которого подчиненные побаивались. Но Докингу такая манера не нравилась.
— Может быть, вы все-таки объясните…
— Да уж наверное, — сказал Милов. — Впрочем, вскоре вы и сами все поймете. А куда этих бедняг сейчас повезут? В Пристань Ветеранов? Уже открыли?
— Нет. В клинику, — буркнул обиженный Мерцалов. С некоторого времени он стал обижаться, когда ему выказывалось недостаточно уважения. Подчиненными. Психология генерала — вещь сложная.
— Прекрасно, — сказал Милов. — А мы сможем увидеть, что там будет происходить? Наблюдать, самим не показываясь.
— Ну сможем, — сказал Мерцалов. — Приняты меры. А много ли толку от нашего наблюдения?
— Если будем внимательно наблюдать — возьмем с поличным в самый удобный миг.
— Ты уверен? — спросил Докинг. — Что там мы увидим груз? Тот самый, который я ищу?
— Там он будет, не беспокойся. Никуда груз не делся, просто изменилась технология доставки. Только и всего. Твой груз будет, мой груз тоже там будет в полном объеме.
— Не оперативник, а прямо Нострадамус какой-то, — недовольно сказал Мерцалов. — Так что — прикажешь передать командование тебе? Что скомандуете делать сейчас, господин начальник?
— Ехать туда, — сказал Милов, — откуда сможем видеть клинику. Причем сразу два помещения там внутри. Здесь нам больше делать нечего. Это первое. И второе: обеспечить группу захвата — чтобы оказалась в клинике в нужный миг. Мы сами ее и поведем — когда час пробьет.
— Надеюсь, этот час будет бить не из автомата, — усмехнулся Докинг.
— Ну, будь по-твоему, — согласился Мерцалов. — Идемте, мистер Докинг. Поверим нашему коллеге, хотя это и трудно.
Они вышли. Ветераны заканчивали садиться в автобус. Движения их были неловки и связаны. Мисс Кальдер стояла в дверях машины, пропуская мимо себя каждого. Урбс и Менотти стояли чуть поодаль и негромко перебрасывались словами; не зная, трудно было предположить, что они имеют какое-то отношение к сборищу калек. Два безмятежных иностранца, которых опоздали встретить, и только. Люди, как обычно, во множестве курившие у дверей, этим двоим не уделяли никакого внимания — не в новинку было, а смотрели на ветеранов, не скрывая сочувствия и жалости. В этой стране привыкли к войнам, но еще не разучились сочувствовать их жертвам.
Посадка закончилась, но автобус не трогался. Прошло минуты три, и из вокзала появился Берфитт. Медленно подошел к автобусу, снизу сказал что-то в открытую дверцу, — похоже было, что спросил, — кивнул и поднялся в салон. Тут же и оба иностранца, словно и не заметившие его, быстро приблизились и через секунду тоже оказались внутри. После этого автобус тронулся. За окнами его были видны ветераны — все, как один, закрывшие глаза; уснувшие, надо думать.
Машина Мерцалова, откуда-то вынырнув, затормозила, поравнявшись с генералом и его спутниками.
— Проводим их? На всякий случай, — предложил Милов.
— Не надо, — отверг Мерцалов. — Там водитель наш, так что мы будем в курсе. Лучше поедем — занимать места согласно взятым билетам. Постой, а это еще что за номер?
Он смотрел в сторону дальнего от них выхода, откуда только что показался еще один человек, ему знакомый.
— Какой же это номер? — спросил Милов. — Полковник Надворов, по-моему. А чему это вы так удивились?
— Тому, — сказал Мерцалов, — что ему сейчас следовало бы находиться в Элисте, в тамошнем аэропорту, — проверять, как несут службу. Но наш пострел, как говорится, везде поспел.
Он, насупившись, глядел в спину Надворову, торопливо уходившему к собиравшемуся уже отчалить автобусу-экспрессу.
— Поехали, — сказал наконец генерал.
Места согласно взятым билетам оказались в просторном автобусе с затемненными стеклами; из генеральского лимузина они перебрались туда на Новой площади, и автобус сразу же покатил, чтобы через двадцать минут остановиться невдалеке от клиники, ныне называемой «Ромашка». Автобус этот был набит электроникой до такой степени, что разыскать эти самые места оказалось не так и легко — тем более, что самые лучшие были прочно заняты операторами.
— Что нам нужно видеть? — поинтересовался Мерцалов.
— По моему соображению, прежде всего две операционные. Одну — ту, что, по вашим словам, предоставлена Приюту для обслуживания Ветеранов…
— Номер шесть на плане, — сказал Мерцалов оператору.
— И вторую — где собираются оперировать нашего пациента — того, что по просьбе министерства…
— Ясно. Номер десять. Как ты думаешь — скоро?
— Считаю, они заинтересованы — как можно скорее.
— Черт, — сказал Мерцалов. — Как-то неправдоподобно все это… А без жертв обойтись сможем?