А что касается Даудова, он всегда оставался верным сыном своего народа, а в сложных условиях 1995 — 1996 гг. активно участвовал в сопротивлении.
Нет смысла более разыскивать его. Он занимает соответствующую его опыту должность, имеет личную охрану, пользуется авторитетом среди жителей и руководства республики, проживает в ста метрах от штаба армии генерала Дудаева, которой командует известный всему миру генерал Салман Радуев, является советником командующего.
Начальник Управления национальной службы безопасности полковник госбезопасности Дукаев.
Начальник Гудермесского РОВД полковник полиции Хамсухаджиев.
Ознакомлен: Даудов".
Потом был рейд по ликвидации подпольной типографии, когда Алейников и его бойцы едва не взяли Даудова.
И вот теперь судьба сводит их снова.
Алейников посмотрел на часы. Ну что ж, время близится. Пора выдвигаться.
Он застегнул бронежилет, проверил оружие. И поднял эбонитовую трубку полевого телефона.
— Водителя к расположению.
На часах — четыре утра. Дневальный тряс Мелкого брата, но тот и так давно не спал.
— Вставай, время…
— Уже встал, — Мелкий брат спрыгнул с верхней койки скрипучей двухярусной кровати. В тесном кубрике спало четверо сотрудников криминалки.
— Бр-р, — передернул он плечами, ополаскивая лицо водой из умывальника.
Гризли оказалось добудиться куда сложнее. Он урчал, сладко причмокивал и никак не желал возвращаться на грешную землю.
— Тревога! Духи! — на ухо ему гаркнул Мелкий брат и из пригоршни брызнул ему на лицо.
— И где? — приоткрыв один глаз, деловито осведомился Гризли.
— Всю войну проспишь. Большой брат.
— Ой, бли-и-ин, — потянулся Гризли, нехотя приподнимаясь. — За что такие мучения?
— Давай. Уже пора…
Гризли, казалось, так и не проснулся, а все действия совершал машинально, полуприкрыв глаза. Натянул камуфляж, нацепил разгрузочный жилет. Рассовал по кармашкам запасные магазины, гранаты «РГД-5» и одну «эфку» — на крайний случай. Отцепил прикрепленный к сетке кровати Калашников, с щелчком присоединил к нему подствольный гранатомет «ВОГ-25». И, наконец, пошире открыв глаза, осведомился:
— А где моя утренняя чашечка кофе?
— А какао с шампанским не желаете? — возмутился Мелкий брат. — Давай, двигай.
— Грубый ты. Невежественный. — Гризли сладко, во весь свой широкий рот зевнул и, покачиваясь, направился к лестнице.
— Ни пуха, — сказал дневальный.
— К черту… Нет, к шайтану иди, — кивнул Гризли. Алейников ждал перед воротами, туда уже подкатил, желтый «уазик» криминальной службы, видавший виды, с простреленным в двух местах бортом. Сонный водитель сидел, прислонившись лбом к рулевому колесу.
— Как наркоман, — усмехнулся Мелкий брат, глядя на Гризли.
Действительно, у того взгляд был непроспавшийся, оловянный.
— Я проснулся…. Я совсем проснулся, — загундосил Гризли, прикрывая глаза и прислоняясь к машине. — Эх, как же я проснулся…
— Повязку с головы сними, — велел Алейников. — Берет надень.
Гризли заворчал, но подчинился. Молодняк считает, что повязка на голове вместо кепки или берета смотрится круто — мол, эдакие псы войны. На самом деле первое, по чему бьет снайпер, — это как раз по повязке, потому что их обычно таскают забуревшие «команчи» — контрактники Министерства обороны, снискавшие дурную славу у аборигенов.
— Так, СОБР уже должен быть, — Алейников посмотрел на часы.
— Вон, пылят, — сказал Мелкий брат.
К спальному расположению подкатил «Урал». За ним рычал БРДМ — боевая разведывательно-дозорная машина, древнее чудо военной техники — машина хлипкая, броня тонкая, но зато есть башенка с пулеметом, а пулемет никогда лишним не бывает, может сослужить хорошую службу.
Командир группы СОБРа спрыгнул из кабины мягко, благо на ногах не омоновские бахилы, а кроссовки, пожал всем руки.
— Ну что, задавим ворога поганого? — улыбнулся он.
— Даже пискнуть не успеет, — кивнул Мелкий брат.
— У меня только просьба, сыщики. Героизм не проявляйте. Стреляйте, когда скажут. И лучше, если куда скажут. И впереди моих орлов не летите. Даже не пытайтесь. Это не ваша работа.
— Ясно? — обвел взглядом своих подчиненных Алейников. — За боевую часть операции отвечает СОБР. Если командир группы прикажет мне ползти, хрюкать и кукарекать, я поползу и захрюкаю… И вы сделаете то же самое.
— Кукарекать не хочу, — покачал головой Гризли. — Чай, не петух. Но принцип ясен.
Он наконец проснулся и с подозрительностью и некоторым интересом воспринимал происходящее.
— Все, грузимся. С богом, братцы. — Алейников открыл тяжелую, занавешенную бронежилетом от шальной пули дверцу «уазика».
Машины неторопливо двинулись сквозь ночь, которая вскоре растворится под лучами восходящего солнца.
«Увижу я это солнце?» — вдруг подумал Мелкий брат. Во время первой чеченской войны, когда он был еще солдатом и не раз ощущал на себе, во всей неповторимой гамме чувств, что такое ночной бой, ему всегда до боли хотелось увидеть восходящее солнце. И всегда лез в голову этот проклятый вопрос, в груди же тоскливо щемило и страшно хотелось жить.
«Выживу, — подумал он. — Назло духам… И вернусь. Обязательно вернусь».
Технику оставили на дальних подступах к селу Даташ-юрт, в котором проживало более трех тысяч человек. У командира группы СОБРа, бывшего офицера ГРУ, были отличные карты — и масштабные, и аэрофотосъемка, где каждая улица, каждый дом как на ладони. Странные времена, когда военным по блату приходится доставать карты и все необходимое для ведения боевых действий по защите государства. Но такова логика времени — кризис давно достиг таких немыслимых высот, что теперь никого ничем не удивишь.
Алейников двигался почти бесшумно. Жизнь научила его производить как можно меньше шума. Шумного бойца противник обнаружит быстрее, и тогда шансы остаться в живых резко идут на убыль.
Зеленка. Алейников опасался и не любил ее, как опасаются этой мешанины кустов, деревьев все, кто знает о войне не понаслышке. В зеленке может прятаться засада. Там терпеливо, порой годами, ждут своего часа противопехотные мины, чтобы с присущей им по природе подлостью рвануть, когда их придавит тяжелый солдатский сапог. И вместе с тем зеленка — это нередко единственное спасение для уходящей от преследования разведгруппы. Тогда зеленка становится защитницей, в ней легко запутать следы, организовать засаду. Она спасла Алейникова в девяносто пятом, когда боевики наседали, и их было не счесть, и нужно было спасать своих людей.
А в девяносто шестом в Веденском районе именно в зеленке он впервые ощутил, что это такое, холодный пот, который тонкими струйками стекает по шее и пробирается между лопаток по ставшей вдруг очень чувствительной коже. Это похлеще любого фильма ужасов. Такое кино называется — прочесывание зеленки. Продвигается по лесу длинная цепь. Заливаются лаем служебные собаки, натасканные на поиск взрывчатки и людей. И ты идешь вперед, не зная, какой шаг станет последним. В этот момент, несмотря на то, что рядом люди, ты ощущаешь себя страшно одиноким и беззащитным. И знаешь, что от смерти тебя, может быть, отделяют секунды. Рулетка: кому выпадет шанс — тот останется живым. Шаг пройден — не резанула автоматная очередь, не разворотила пулями грудь — живем! Еще шаг — не разорвалась под ногой умело замаскированная под осенним листом мина — живем! Каждый шаг — это смерть и рождение. Каждые сто метров — считай, целая жизнь… И вдруг где-то совсем рядом мир раскалывается. Это кто-то, кто — не видно за деревьями, наступает на мину, и душа отрывается от искореженного тела. Но шаг замедлять Нельзя. Прочесывание зеленки. Боевая задача. Война.
Алейников передернул плечами, настолько явственны были эти воспоминания. Но здесь — другая зеленка. И боевые действия больше не идут. И мин здесь сейчас нет.
За полосой зеленки открылось селение, на его окраине и находится домишко, где засела боевая группа Даудова.
— Не растягиваться. Вперед, — скомандовал командир группы СОБРа.
По селу прошли без проблем. Аборигены спали без задних ног, и даже собаки не брехали.
— Вон дом, — кивнул Алейников.
Дом стоял, погруженный во тьму. Ни одного огонька. Алейников внимательно осмотрел окрестности в прибор ночного видения. И сделал заключение:
— Кажется, дозора нет.
— Разгильдяи, — усмехнулся командир группы СОБРа. — Считают себя в безопасности… Вперед.
Каждый знал свое место и задачу. Оперативники держались за собровцами. Алейников, имевший богатый опыт проведения боевых операций и знавший по себе, что это такое, когда чужие путаются под ногами, вперед не лез, предоставляя работать слаженной боевой команде.
Дом был приземистый, несуразный и весьма походил на обычный сарай. На закрытой невысоким сплошным, грубо сколоченным из пластмассовых и деревянных листов забором территории расположились еще несколько ветхих строений.
Алейников прижался к забору. Рядом с ним пыхтел кипящим русским самоваром Гризли и сжимал автомат Мелкий брат.
— Прикрывай подходы, — кивнул командир группы СОБРа двоим своим бойцам. — Двинули.
На тренировках и на практике все эти акробатические фокусы отработаны не раз, поэтому и в деле получается все красиво, непринужденно и, главное, быстро, с минимумом шума. Один боец подставляет руки, другой перемахивает через забор. Специальный подарок приготовлен для собаки — кусок пластика, убивающий у пса желание связываться с незваными гостями.
Еще двое собровцев очутились за забором. С едва слышным скрипом отодвинулся засов, и металлическая калитка открылась. Алейников и Мелкий брат проскользнули на территорию.
Какой черт поднял того змееныша? Теперь уже и не узнаешь. Но визжал он во весь голос:
— Солдаты!.. Ай, Махмуд! Солдаты!..
Тут все и началось.
Светошумовые гранаты полетели в дом. Рвануло так, будто прямо над головой загрохотал весенний гром. И изнутри дом озарился, как если бы там зажглись тысячесвечовые праздничные светильники. Двое собровцев сиганули в окна. И послышалось истошное: