– Останься со мной, Юмеко, – прошептал я, опустив голову. Кончики ее ушей скользнули по моей щеке. Я закрыл глаза. – Не спеши к нему. Ты нужна нам здесь.
Нужна… мне.
– Постараюсь, – пробормотала кицунэ, снова прижавшись щекой к моей груди. – Вот только… боюсь, Тацуми, мне недолго осталось. Если слышишь зов Мэйдо… значит, твой час пришел. – Она судорожно выдохнула и теснее прильнула ко мне. – Ты ведь позаботишься об остальных? – едва слышно спросила она. – О Рэйке, Дайсукэ, о baka Окамэ? Они не справятся без тебя, если вступят в схватку с Владыкой демонов. Ох как разозлится Рэйка, когда узнает, что я всех подвела. Скажи ей… что это не твоя вина и что мне жаль, что я не смогу помочь остановить обряд Призыва.
Я ничего не ответил. Ноги подкашивались. Я прижал Юмеко крепче. Внутри меня тлела тихая злоба – я злился на духов, на Ками, на судьбу и больше всего на себя.
– Мне жаль, – повторила Юмеко и задрожала на моей груди, крепче сжав мою рубашку. – Я не хочу умирать, – прошептала она. – Хочу остаться с тобой. Я столько всего хотела сделать и увидеть после того, как… мы победим Генно. – Она сделала паузу. Ее дыхание было поверхностным и рваным, чувствовалось, что говорить ей тяжело. – Прошу, Тацуми, посмотри на все эти чудеса без меня.
– Юмеко… – сдавленным голосом произнес я, а уголки глаз вдруг защипало. Никакого будущего у меня не было: я понимал, что после победы над Генно и срыва обряда Призыва деваться мне будет некуда. Империя не питала особой любви к полудемонам, а уж Клан Тени наверняка захочет убить Хакаимоно и вернуть себе Камигороши. Я сомневался, что исполню клятву Хакаимоно и буду мстить Каге – возможно, я просто явлюсь к ним. Все равно итог будет один.
В конце пути меня ждала только смерть – я всегда это знал. Но Юмеко… она заслуживала куда большего, чем посулила ей судьба. Заслуживала беззаботной, свободной жизни, полной чудес, на которые ей так хотелось полюбоваться, жизни, в которой нет места демонам, драконам и мраку.
– Не покидай меня, – хрипло попросил я. – Я никуда без тебя не пойду. Если хочешь, чтобы я повидал места, которые так тебя манят, тебе придется составить мне компанию.
Она не ответила. Я опустил взгляд. Юмеко снова потеряла сознание. Ее голова покоилась у меня на груди, глаза были закрыты. Я чувствовал пульс, но слабый-слабый. Наше время было уже на исходе.
Последние лучи солнца померкли, и лес погрузился во мрак. Сквозь кроны стал просачиваться слабый дождь, его холодные щупальца забирались под мои волосы и стекали по коже. Я снова споткнулся, но в этот раз сумел удержать равновесие. Впереди, среди деревьев, показалось нечто такое, от чего кровь в жилах похолодела. Старый дуб, обугленный, черный, со стволом, рассеченным надвое молнией, возвышался всего в нескольких ярдах от нас. Я узнал его, потому что уже видел несколько часов назад, когда первый раз шел этой дорогой. Ошибки быть не могло: раз дерево снова мне встретилось, значит, я хожу кругами, хоть и был уверен все это время, что двигаюсь на запад. Вернее, мне так казалось. Вот только лес, полный ками и духов, коварен. И неважно, что сбило меня с пути – местные обитатели или сама природа, сути это не меняло.
Ноги стали ватными, и я упал на колени в траву с ослабевшим девичьим телом на руках. Я склонил голову, зажмурился, крепко прижал кицунэ к себе, а ярость и отчаяние тем временем стали затягивать меня в бездну. Время истекло. Я не справился, и уже совсем скоро мой мир потеряет единственный лучик света, что только сумел в него пробиться.
– Мне так жаль… – прошептал я девушке, лежащей без движения на моих руках. Она снова ничего не ответила. От ее кожи исходил холод. – Юмеко, прости меня. Я… – Горло сдавило. Я бережно убрал прядь волос с ее помертвелого лица. – Мне тоже очень хотелось с тобой остаться, – признался я. – На все время, что мне только отведено. Ты помогла мне поверить, что и демон может удостоиться спасения.
Впереди едва слышно зашелестела трава, словно на нее опустился лист. Я поднял голову.
Неподалеку на камне стоял кодама, маленький и бесплотный, и наблюдал за нами, как прежде его собратья. На миг я подумал: может, убить этого ками, а потом взять Камигороши и прорубить себе дорогу сквозь лес, пока он меня не отпустит – или пока от него не останутся одни пеньки. Вот только кодама не излучал враждебности и угрозы. Его большие черные глаза смотрели на Юмеко с любопытством и тенью тревоги.
Во мне зажглась искорка надежды. Я осторожно вздохнул.
– Прошу… – начал я, но стоило мне только заговорить, и маленький ками исчез, рассеялся в воздухе и пропал из виду, загасив слабый огонек надежды. Я поник. Внутри ядовитыми змеями встрепенулись гнев и тоска. Даже если кодама в силах помочь, они и говорить с демоном не станут. Юмеко – вот кого они послушали бы, кого обступили бы, кого пропустили бы через лес. То ли потому что она кицунэ, то ли потому что кодама чувствовали ее непорочность, видели свет, манящий всех к ней, как манит мотыльков пламя. Мне вспомнились другая ночь и другой лес, полный кодама, их голоса, похожие на шелест сотен листьев, Юмеко, сидящая у огня, пока духи деревьев несут мерцающий лист.
У меня замерло сердце. Лист! Той ночью кодама наградили меня за то, что я убил медведя-демона, который высасывал жизнь из леса. О лесе я тогда и не думал, просто хотел выжить. Но в глазах кодама я оказал их обители огромную услугу, а они привыкли возвращать долги.
Лист – это символ того, что теперь ты друг леса, – вспомнились мне слова Юмеко. – Если тебе когда-нибудь понадобится помощь ками, прошепчи свою просьбу и пусти лист по ветру. Он донесет твои слова до местных кодама, и они помогут тебе, чем могут.
Сердце громко заколотилось в груди. Я осторожно опустил Юмеко на землю, торопливо открыл дорожную сумку и стал дрожащими пальцами перебирать содержимое. Почти все, что я взял с собой в путь, смыло волнами. Я достал опустевшие мешочки из-под лекарственных снадобий, промокший рис, бинты, моток веревки, но то, что я так искал, не нашлось. Куда же я его положил? Помню только, что в ту ночь рука машинально сунула лист в сумку – тогда казалось, что просить помощи у ками мне никогда не придется.
Наконец у самого шва пальцы скользнули по чему-то хрупкому и тонкому, точно бумага. Я со всей осторожностью высвободил находку и поднес к свету. Дыхание тут же перехватило. Это и впрямь был лист, крохотный и зеленый – такого же оттенка, как кодама, который мне его вручил. И хотя прошла уже не одна неделя, он не потрепался, не надломился, и в нем по-прежнему пульсировал мягкий свет. Его мерцание коснулось моих пальцев.
Я выдохнул от страха и облегчения, закрыл глаза, поднес подарок кодама к самому лицу, молясь о том, чтобы мою просьбу услышали, чтобы ками вняли словам демона.
– Лесные духи, – прошептал я непослушным голосом. – Помогите Юмеко. Мне для себя ничего не надо, делайте со мной что хотите, покарайте за вторжение, как сочтете нужным. Но, молю, окажите мне милость, спасите ее. Она очень нужна в этом мире.
Вокруг меня взвился ветер, взъерошив мне волосы и одежду. Повинуясь наитию, я раскрыл ладонь. Порыв ветра унес листочек, тот закружил меж ветвей и исчез.
Воцарилась тишина. Казалось, даже лес замер, обдумывая мою просьбу. С каждой секундой безнадежное смирение все сильнее давило мне на плечи. Я – óни, порождение Дзигоку, обители зла. Ками не станут слушать порочные речи демона.
Я подхватил Юмеко на руки, сел у дерева, прислонившись спиной к стволу, устроил ее у себя на коленях. Проверять пульс было страшно – вдруг я его не почувствую? Или, того хуже, найду, но он с каждым мигом будет слабеть, а девушка-лиса – ускользать от меня навсегда, а я не смогу ничего изменить.
По коже пробежал холодок, волосы на затылке встали дыбом. Я поднял глаза и увидел, что на поляну высыпали ками.
Нас окружили кодама – их тут были сотни. Они глядели на нас своими пустыми черными глазами сквозь ветви и листья, они устлали собой землю, будто мерцающим ковром, точно повсюду вдруг выросли зеленоватые, светящиеся поганки. Они бесшумно наблюдали за мной, и даже лес словно затаил дыхание.
Я уловил между стволов какое-то движение – там что-то блеснуло и беззвучно пробежало, как тень. Мое сердце забилось чаще. А спустя мгновение из чащи выступило удивительное создание. Оно остановилось у кромки поляны, позади ками. Это создание было куда крупнее, чем кодама. Ноги и тело у него были оленьи, но рядом с ним любой, даже самый грациозный олень показался бы неуклюжим увальнем. Тело его покрывали крохотные перламутровые чешуйки – зеленые, золотые и серебряные, а с шеи и плеч ниспадала шелковистая грива. Его голова напоминала оленью и драконью разом, а венчал ее ветвистый рог, отливавший черным и золотым.
Помахивая хвостом, напоминающим бычий, но покрытым перьями, создание вышло на поляну, едва касаясь раздвоенными копытами травинок, а потом направилось ко мне.
Я медленно вдохнул, охваченный благоговением. Внезапный инстинктивный страх парализовал мое тело. Существо, которое скользило ко мне, не было ни ками, ни ёкаем, оно не принадлежало к привычному миру чудищ и духов. А было единственным в своем роде.
Передо мной стоял Кирин, легендарное существо, один из четырех священных животных Ивагото. Поговаривали, что он является людям только в мирные времена и когда на троне сидит великий и мудрый правитель. Впрочем, не знаю, можно ли верить этим рассказам, ведь считается, что Кирина видят лишь те, чьи душа и сердце не знают порока, а уж про óни так ни за что не скажешь. Я почувствовал, как демон во мне скривился от отвращения при виде священного животного, преисполнившись страха и ненависти. Бессмертный Кирин источал святость и чистоту, незримый священный огонь, окружавший его, выжигал все злое. Это непорочное пламя вмиг испепелило бы мое тело, а душу отправило бы в Дзигоку, Камигороши или еще куда-нибудь.
Кирин шел через поляну тихо, точно лучик лунного света, и ни одна травинка не согнулась под его копытами. Кодама не разбегались в стороны, но Кирин не наступил ни на одного из них, хотя они были повсюду.