ю Гаррета Ксавье Себастьяна лжецом и предателем. Его доказательства фальсифицированы, ложь придумана Змием, чтобы ослепить нас. В связи с этим и в соответствии с нашими священными традициями я вызываю Гаррета Ксавье Себастьяна на Поединок правосудия. Пусть благословение Господа нашего поддерживает праведных, а кара его пусть падет на проклятых. Призываю высшие силы услышать мою мольбу и наказать того, чья душа развращена. Пусть Бог выберет Своего сторонника. Дадим Ему определить виновного!
У меня по спине пробежали мурашки. Поединок правосудия. Впервые я услышал этот термин в академии, когда Питер Мэттьюс, придя в ярость от мнимого пренебрежения им, бросил подобный вызов. «Поединок правосудия», – заревел он мне, отчего все наблюдающие за нами охнули. Бой, доказывающий раз и навсегда, кто является лучшим. Итог оказался неприятным для обоих из нас, обернувшись строгим выговором от самого директора, который укорял нас, объяснял, что мы не осознаем важность вызова, говорил, что поединок не должен использоваться для удовлетворения глупой гордыни. Этот ритуал взывает к самому Богу, чтобы его наказание обрушилось на виновного, благословило праведных и покарало нечестивых. К подобной просьбе нельзя относиться легкомысленно.
Патриарх победоносно улыбнулся, пока смотрел на меня, понизив голос так, что я едва мог слышать его.
– Кодекс Святого Георгия требует, чтобы такой вызов был принят всеми, – провозгласил он, заручаясь поддержкой своих знаний древних законов и традиций. – Никто теперь не защитит тебя, солдат. Никто не выступит вперед. Нас только трое. Ты, твой Патриарх и Кодекс.
Я поймал суровые взгляды лейтенанта и остальных офицеров и понял, что он прав. Когда вызов брошен, они не могли вмешаться, не нарушив традиций. А правила были тем, за что Орден держался любой ценой.
– Гаррет Ксавье Себастьян, – сказал Мартин, выступив вперед. Его челюсть была напряжена, глаза излучали гнев, но он говорил твердым голосом, и перешептывания вокруг нас снова затихли. – Ты вызван обвиняемым на смертельный бой, чтобы определить вину или невиновность вовлеченных сторон. И можешь как принять, так и отклонить вызов. Но знай, если откажешься, то обозначишь себя виновным в глазах всех присутствующих. Каков твой ответ?
Я стиснул зубы. Меня поймали в ловушку, и Патриарх знал это. Откажусь, и он победил. Все доказательства, которые мы собирали, все наши планы по моему проникновению сюда окажутся напрасными. В глазах Ордена отказ сражаться будет признанием моей вины и подтверждением невиновности Патриарха. Подобное казалось нелогичным, даже абсурдным, но Святой Георгий будет придерживаться традиций, даже если это означает, что порочный человек получит свободу.
Если я соглашусь, то должен буду с ним драться. До смерти. Я не знал, насколько искусным бойцом был Патриарх, но я точно знал, что он подготовленный воин. Прежде, чем стать Патриархом, он был солдатом Ордена, полностью преданным делу. Конечно, сейчас Святой Георгий не подпустит его близко к настоящей войне; он слишком важен, чтобы подвергать его риску, но он тренировался для подобной возможности каждый день, готовый и жаждущий, если когда-либо будет призван послужить Ордену в битве еще раз. По крайней мере, так рассказывали.
Я не хотел с ним драться. Не потому, что боялся: несмотря на его высокое положение и заявления о святости, он был всего лишь человеком. И не имело значения, кем или чем ты являешься – человеком, драконом или праведником; все могут истекать кровью, могут умереть. Но мои руки уже покрыты кровью бывших братьев, и моя совесть не чиста. Если я убью Патриарха, священника, выбранного Богом, лидера Ордена Святого Георгия, то навсегда буду заклеймен.
Но мы зашли уже слишком далеко, и поворачивать назад теперь уже слишком поздно. Я подумал о Эмбер и Райли и о подпольной организации мятежных драконов, драконов, которые просто хотели свободы. Подумал о Джейд, о том, как она рисковала жизнью ради защиты монастыря, отказавшись бросить монахов на милость Ордена. И о Тристане, который привел меня сюда, несмотря на все свои опасения, сдержал свою часть договора, хоть и мог дорого за это поплатиться. Возможно, даже своей жизнью. Совершенно очевидно, что Орден должен измениться, но для перемен требуется не только голос. Нужны действия, самоотверженность и упорство, чтобы положить конец всему этому. Я был готов умереть сегодня ночью, оказаться тем голосом, который начинает сомневаться и задавать вопросы, какими бы незначительными они ни были. Но готов ли я убить за это?
Зал, как я понял, погрузился в мертвую тишину. Каждый смотрел на меня, ожидая ответа. Мартин стоял прямо передо мной, серьезный и мрачный, понимая, что любой выбор изменит Орден навсегда. Тристан оставался рядом: все это время он не двигался, молча заявляя всем о своем решении. И возвышаясь над всеми нами, Патриарх наблюдал за мной с едва уловимой коварной улыбкой, зная, что какое решение я бы ни принял, он все равно выиграет.
Я не мог позволить этому случиться. Из-за тех невинных жизней, что отнял, из-за Райли и Джейд, из-за пылкого красного дракона, полностью завладевшего моим сердцем. Я не позволю этому человеку стоять за новыми смертями. И если в результате Орден будет разрушен, пусть это станет началом изменений. Пусть они начнутся прямо сейчас.
Я повысил голос, и все в помещении, казалось, задержали дыхание, когда я озвучил решение.
– Принимаю.
Эмбер
Почти полночь, Гаррета еще нет.
Я сидела на его кровати, уставившись на часы на тумбочке и чувствуя, как в ушах пульсирует тишина. В остальных комнатах было так же тихо. Уэс сидел за компьютером, а Райли после своего дерзкого признания, заставившего все внутри ныть от страстного желания и чувства вины, оставил меня наедине с собой. Ждать солдата, который может и не вернуться.
Стрелки часов перевалили за полночь, и сердце сжималось с каждой проходящей минутой, с каждым моментом неведения о его судьбе, где он и что с ним происходит. В порядке ли? Удалось ли ему добраться до Патриарха и остальных членов Ордена? Или они заключили его под стражу, или даже убили? Худшим вариантом казался тот, если Гаррет попадет в неприятности, будет взят в плен или убит Орденом, которым был воспитан, а я этого никогда не узнаю.
Дверь открылась и тихо закрылась, и я подняла глаза, сердце бешено застучало. Мягкие шаги раздались по коридору, и затем в дверном проеме появился Гаррет, мрачный и изможденный, но живой. Он устало улыбнулся, когда шагнул в комнату.
– Привет, девочка-дракон. Я вернулся.
Я обогнула кровать, пересекла комнату и бросилась в его распахнутые объятия. Он крепко обнял меня, и чувство отчаянного облегчения захлестнуло нас.
– Значит, сработало? – прошептала я, отклоняясь назад, чтобы посмотреть на него. – Орден действительно тебя послушал? – Конечно, они должны были, иначе он не стоял бы здесь. Я рассмеялась и улыбнулась ему, задыхаясь. – Я едва могу поверить, что ты справился.
Но глаза Гаррета заволокло пеленой, и он покачал головой.
– Пока нет, – пробормотал он. – Все пока не закончилось. Есть еще одна вещь, которую я должен сделать.
Рассвет. На соляной равнине прямо за городом. Выйдя из машины, я в изумлении оглянулась по сторонам. Земля под колесами была белой, словно снег, и раскинулась перед нами, такая плоская и пустынная, что казалось, будто ты смотришь на край мира. Красные брызги на горизонте, казалось, находились в миллионах километров от нас. Прикрыв рукой глаза, я осматривала раскинувшийся ландшафт. Там простиралась абсолютная пустота; ни травы, ни деревьев, ничего, кроме растрескавшегося крошащегося пласта соли, мерцающего холодным светом в предрассветных лучах.
– Что ж, – сказал Райли, покидая водительское сиденье и останавливаясь рядом со мной, – вот оно. Проклятое место для смертельных дуэлей, орденец. Я бы отпустил замечание насчет разъедающей раны соли, не будь это настолько очевидно. – Он повернулся, когда послышались шаги Гаррета, и в следующий момент тот оказался с другой стороны от меня. – Ты совершенно уверен, что это не западня? Мне не нравится идея пребывания здесь с Орденом, буквально в центре пустыни.
– Уверен. – Гаррет не смотрел на Райли, когда произнес это, его взгляд был устремлен на голую равнину, лежащую перед нами. – Орден связан честью и традициями. Вот почему они позволили мне уйти, когда вызов был принят. Если бы я убежал или отказался появиться, Патриарх бы победил автоматически. И по поводу моей виновности вопросов больше не возникло бы. То же верно и для Ордена Святого Георгия. Две стороны соглашаются встретиться на нейтральной территории, и никому, кроме бойцов, не позволено атаковать или вредить другим. Если Патриарх нарушит правила, то признает себя виновным в глазах Ордена. Его секунданты присутствуют для того, чтобы убедиться в честности битвы и соблюдении правил каждой из сторон.
Райли усмехнулся.
– Значит, ты говоришь, что Орден Святого Георгия собирается просто стоять там, перед двумя драконами, и когда поединок начнется, они ничего не предпримут.
– Да. – Он, наконец, взглянул на нас, его глаза были серьезными. – И мне нужно, чтобы вы вели себя так же, – сказал он. – Нам позволено привести трех свидетелей, а вы единственные, кому я доверяю. Но… – Его взгляд встретился с моим. – Просто помните, если я упаду, вы не можете помогать мне или нападать на Орден. Не важно, что случится, даже если Патриарх убьет меня, вы не можете вмешиваться. Подобные действия завершат битву и ознаменуют нас всех виновной стороной. И тогда он победит. Итак, пообещай мне, Эмбер. Не важно, что случится со мной, пообещай, что не станешь вмешиваться. Даже если произойдет худшее. – Он потянулся и сжал мою руку, посмотрев на меня с нежностью. – Никаких превращений в дракона и поджиганий Патриарха, – сказал он с легкой улыбкой. – Это погубит все, что мы пытаемся сделать.
Я взглянула на него.
– Ладно, но тебе лучше бы победить, – прошептала я, гадая, как он может оставаться настолько спокойным в такой ситуации. Когда он впервые сообщил мне, что должен сделать, я была шокирована. Бой насмерть с лидером Ордена Святого Георгия? Я знала, что Гаррет опытный солдат, его выдержка была лучше, чем у любого человека, которого я когда-либо встречала, но все же… это бойня насмерть! Если он потерпит неудачу или случится нечто непредвиденное, я потеряю его. – Ты не можешь позволить им превзойти тебя, – сказала я, глядя ему в глаза. – Ты должен победить.