– С лорд-канцлером?
– И с его величеством тоже. Готов поспорить, что еще до конца недели король отправит министра финансов в отставку. Нет, единственным, интересным событием за весь день стал момент, когда я распечатывал посылку с очередными редкостями, которую отправил мне из Лондона один из моих людей.
– И что там было? – полюбопытствовала Гарриет.
– Саламандра, – улыбнулся Джем. – Еще кое-что. И обломок креста, на котором был распят Христос, хотя это уже сороковой по счету, который мне предложили купить. Из всех этих обломков дерева можно построить второй Ноев ковчег.
– Тогда для чего вы его купили? – удивилась Гарриет.
– Он был частью лота, – объяснил Джем. – В прошлом году умер мсье Бонне де ла Мосон, и его коллекцию редкостей пустили с молотка.
Она заметила, что Стрейндж пристальнее, чем обычно, приглядывается к ней.
– Сам-то я по натуре человек ленивый и безответственный, – добродушно хмыкнул он. – Просто мне нравится коллекционировать диковинки... меня всегда влекло к себе все редкое и необычное...
При этих словах в глазах его загорелся огонек, заставивший Гарриет впервые задуматься над тем, не относит ли Джем к числу диковинок заодно и ее саму.
– Все, что не вписывается в общепринятые рамки, само по себе представляет немалую ценность, – продолжал Джем. – А возьмите хотя бы людей – все они так похожи. Скучно до зевоты.
Гарриет довольно быстро расправилась с яйцами в горячем масле. Они и впрямь таяли на языке.
– Тогда почему, ради всего святого, ваш дом всегда битком набит людьми? Если вам с ними скучно, выставите их за дверь. А раз вы этого не делаете, значит, вам нравится окружать себя людьми.
– Ну, тех, кто приезжает в мой дом, вряд ли можно назвать обычными людьми!
Гарриет немного подумала.
– Не согласен, – наконец объявила она. – Хотя поначалу они показались мне довольно забавными. И все же... Знаете, что поразило меня больше всего? Что при всех своих странностях Китти, в общем-то, мало, чем отличается от других юных леди.
– Китти не леди, – возразил Джем.
– И, тем не менее, она очень похожа на них. Тот же тоскливый, ищущий взгляд... ну, вы понимаете. Могу поспорить на что угодно, что она готова выскочить замуж за первого же, кто...
– Пожалуй, мне стоит попридержать язык, – пробормотал Джем.
– Она выйдет замуж и народит кучу детей, – твердо сказала Гарриет. – И хотя потом станет частенько рассказывать, как была одной из Граций, и даже, может, будет с тоской вспоминать это время, но дети не дадут ей скучать и она будет счастлива. Мне даже кажется, что она не станет сильно горевать по тем дням, когда она расхаживала с ангельскими крылышками за спиной.
– Для юнца вы слишком здравомыслящи, – буркнул Джем.
– Ну, здравомыслие – привилегия не только пожилых! – парировала Гарриет.
– И откуда оно берется, позвольте спросить?
– О, от скуки, конечно, – беспечно бросила она. – Когда становится скучно, поневоле начинаешь о многом задумываться. Вот поэтому я и говорю, что между представителями лондонского света и вашими гостями на самом деле очень много общего.
– А что вы думаете о Вилльерсе?
– Он другой. У него есть страсть.
– Шахматы?
– Да. А когда в душе человека живет страсть, у него и жизнь совсем другая.
– А у вас она есть? – Эта фраза прозвучала как обычный вопрос, но Гарриет почему-то смутилась.
Интересно, а у нее есть какая-нибудь страсть? Есть ли у нее то, что привязывает ее к жизни – в отличие от Бенджамина? Он покончил с собой, когда понял, что не может быть первым. Что ж, это тоже своего рода страсть...
– Настоящей, наверное, нет. А у вас?
– Мне повезло, – сказал Джем, расправившись с последним тостом. – У меня, их несколько. Собственно говоря, меня просто-таки обуревают страсти. Мне нравится создавать что-то... вспомните мою падающую башню. Люблю узнавать о всяких диковинках, которые встречаются в природе. А еще я очень люблю наблюдать за тем, как оборачиваются деньги, что весьма полезно для моего кошелька.
– Вам действительно повезло, – кивнула Гарриет. – Если надоедает одно, то всегда остается что-то другое.
– Так найдите и себе какую-то страсть, Гарри. Бог свидетель, вам это необходимо!
Глава 20 Снова подаются яйца в масле
Когда Гарриет поднялась к себе в комнату, выяснилось, что у нее гостья.
При виде поджидающей ее Нелл из груди у нее вырвался стон.
Нелл вскочила на ноги и закружилась по комнате.
– Подействовало! – ликующе закричала она.
– Что подействовало? – упав на стул, устало спросила Гарриет. Возбуждение, вызванное парами коньяка, прошло, и она едва держалась на ногах.
– Стрейндж, похоже, начинает обращать на меня внимание! Не знаю, как тебе это удалось, Гарри, но твоя идея сработала!
– Откуда ты знаешь?
– Мы с ним столкнулись в коридоре. Вдруг он как схватит меня за плечи, заглянул мне в глаза и спрашивает – да так серьезно: «А ваша фамилия, случайно, не Гейл?»
Она замолчала.
– А потом? – полюбопытствовала Гарриет.
– А потом ничего. Я прижалась к нему – вдруг, думаю, он собирается меня поцеловать, – а он повернулся и ушел. И все же голову даю на отсечение – он почувствовал ко мне определенный интерес! Так что у меня появилась одна идея.
– Что за идея? – спросила Гарриет, с трудом подавив зевок.
– Может, выйти за него замуж? Гарриет едва не рассмеялась.
– В самом деле?
Но Нелл не так-то легко было сбить с толку.
– Стрейнджу нужна жена. Судя по всему, его тянет ко мне, и он только и ждет подходящего момента, чтобы объясниться. Если я не буду дурой и правильно разыграю партию, он на мне женится.
– И как ты себе это представляешь? – заинтересовалась Гарриет.
– Откажу ему! – гордо вскинув голову, объявила Нелл. – Скажу «нет!», если ему вздумается затащить меня в постель... ну, в самый первый раз, конечно, – поспешно поправилась она. – Так что тебе придется переписать стихи.
– И как именно мне их переписать?
– Чтобы в них был матримониальный намек, конечно.
– Даже представить себе не могу, как это сделать, – задумчиво протянула Гарриет. – Я ведь до сих пор писал только о наслаждениях, которые ждут под покровом ночи, и все такое... И как прикажешь теперь перейти к разговору о свадьбе?
– Ничего страшного, у тебя получится, – уверенно заявила Нелл, явно желая подбодрить. – Или тебе эта идея не по душе? Может, ты считаешь, с моей стороны будет умнее подождать, пока он не созреет настолько, чтобы по собственной инициативе предложить мне руку и сердце?
– Да... мне кажется, этот план гораздо лучше, – поспешно закивала Гарриет, у которой словно камень с души упал. – Тем более что стихи уже написаны, а в последнем четверостишии «пропел» рифмуется с «Нелл».
– Не могу сказать, что я в таком уж восторге от того, как это рифмуется, – проворчала Нелл.
– Ну, я ведь и не говорил, что я поэт, – отрезала Гарриет. Сорвавшись со стула, Нелл кинулась Гарриет на шею и принялась пылко целовать юного мистера Коупа.
– Гарри, ты мой рыцарь в сверкающих доспехах! Я так тебе признательна! – Расцеловав Гарриет в обе щеки, она выпорхнула за дверь.
А Гарриет так и осталась стоять, как стояла, уставившись в пол.
Страсть...
Слово это проникло в ее мозг, словно острый стальной клинок. «Если бы я могла позволить себе питать к чему-то страсть, – внезапно подумала Гарриет, – то я отдала бы свое сердце благородному искусству фехтования!» Джем не ошибся, дав ей в руки оружие, – потому что только со шпагой в руках, сказал он, можно почувствовать себя мужчиной.
И это сработало. Блестящий, смертельно опасный клинок, который она держала в руках, подарил ей ощущение силы. Она впервые почувствовала себя личностью – кем-то, кого невозможно не заметить. В тот момент, когда противник кружил вокруг нее, готовясь нанести удар, а она, не спуская с него глаз, зорко следила за ним, чтобы парировать, в жилах ее бурлила кровь, а душа пела – так это было впечатляюще. Во всем этом чувствовалась какая-то математическая стройность и логика – та самая, которую она так любила и так хорошо понимала.
Поднявшись на ноги, она снова взяла в руки рапиру – и, странное дело, вся ее усталость мгновенно исчезла. Отодвинув к стене стул, чтобы освободить место, Гарриет принялась отрабатывать приемы, которым накануне обучил ее Джем. Сделать выпад, отразить удар... выполнить финт, ложный выпад... Атака – и молниеносный колющий удар. В голове у Гарриет вновь зазвучал голос Джема: «Удар следует наносить острием клинка, а не боковой его частью». Она представила себе, что перед ней противник, и сделала резкий выпад. Потом еще и еще раз. Гарриет увлеклась настолько, что казалось, она видит, как рапира в руке воображаемого противника со свистом рассекает воздух, – она вскинула шпагу, как учил Джем, чтобы отвести удар.
Захват – это уже последнее средство. Надо суметь выбить у противника клинок.
Гарриет снова и снова повторяла прием – пыталась мысленно представить себе угол, под которым противник держит в руке рапиру, положение его тела, прыгала и крутилась на месте, чтобы острие клинка, когда он наносит удар, поразило воздух, вместо того чтобы пронзить ее тело.
Когда она, наконец, выдохшись, отсалютовала воображаемому противнику и с поклоном сделала шаг назад, по лицу ее градом катился пот.
Дом погрузился в сонную тишину. Была уже глубокая ночь.
И тут ей вдруг послышалось...
Что это... кошачье мяуканье? Нет, подумала Гарриет, больше похоже на плач. Схватив полотенце, она вытерла мокрое лицо и отложила рапиру. Воротник рубашки тоже кромок от пота.
Насколько же все-таки мужчины отличаются от женщин, промелькнуло у нее в голове. К примеру, в женском платье Гарриет никогда не случалось потеть. И сердце у нее никогда так не билось... и в жилах не кипела кровь. Гарриет вдруг поймала себя на том, что ей хочется смеяться от радости.