ень увидит Скарлетт, она расскажет ей о Ное. Она признается Скарлетт, что она мать, что у нее есть ребенок, что растяжки, по которым Скарлетт водила кончиками пальцев, появились не потому, что она «раньше была толстой», а потому, что когда-то внутри ее вырос ребенок весом в 8 фунтов 2 унции. А потом она попросит Скарлетт перестать быть ее тайной подружкой и стать настоящей и скажет, что собирается рассказать об этом своей матери и Заку. Она не даст своей жизни свернуть туда, к квартире у шумного шоссе, к парню, который вечно указывает ей, к тайнам и секретам. Она будет хозяйкой своей судьбы, своего «я». Она будет правдивой, настоящей и честной, своим самым лучшим, самым подлинным и чистым «я».
На следующий день она наблюдает из окна своей спальни, как Зак уходит с сумкой для футбольного снаряжения через плечо, затем бросает свои вещи в сумку, бежит на кухню, целует Ноя и мать, хватает велосипед, застегивает шлем и, с удвоенной силой крутя педали, едет на нем в «Темное место».
Но у входной двери она видит другой велосипед. Кто-то прислонил его к тому месту, где она обычно оставляет свой. Она оглядывается по сторонам, но никого не видит. Возможно, думает она, это садовник, или уборщица, или кто-то пришедший убрать листья из бассейна. Она звонит в дверной звонок. От стремительной езды, от предвкушения встречи со Скарлетт ее сердце бешено колотится о ребра. Дверь открывается, и перед ней появляется Скарлетт, все еще в пижаме, волосы собраны в лохматый пучок. С ней рядом — молодой человек, в джинсах и старомодном темно-синем джемпере с высоким воротником на молнии.
Скарлетт смотрит на Таллулу, затем на парня и говорит:
— Лула. Это Лиам. Лиам, это Таллула.
Таллула вопросительно смотрит на Скарлетт. И видит, как рука Скарлетт скользит к шее, чтобы закрыть какое-то пятно. Она видит, что под пижамой Скарлетт без бюстгальтера. Она смотрит на Лиама, который в свою очередь странно смотрит на нее и лишь потом говорит:
— Приятно познакомиться.
Он босиком, и его обуви нигде не видно.
— Лиам пришел вчера вечером, — говорит Скарлетт, все еще прикрывая шею рукой. — У меня была паническая атака, а матери дома не было. Он решил… и мы…
— Да, это полностью моя идея, — вмешивается Лиам. — Я решил остаться на ночь, потому что мы немного выпили…
— Да. Так было безопаснее. Итак, он остался.
— Да. И я остался. А теперь, — говорит он, — я ухожу, как только вспомню, где я поставил свои ботинки. — Он идет в коридор в поисках ботинок, а Таллула смотрит на Скарлетт.
— Какого черта? — шепчет Таллула.
Скарлетт пожимает плечами.
— Мне нельзя звонить тебе. Я позвонила ему.
Таллула отрывает пальцы Скарлетт от ее шеи и видит красно-сизое пятно засоса. Пальцы Скарлетт возвращаются на прежнее место.
— Это была дурацкая ночь, — говорит она. — У нас не было секса. Мы просто… ну, ты знаешь…
Таллула хочет что-то сказать, но, видя, что Лиам появляется снова с парой кожаных походных ботинок, тотчас осекается. Она чувствует, как по ее носовым пазухам текут слезы. Ей хочется плакать, ей муторно. Они молча стоят, ждут, когда Лиам зашнурует ботинки и уйдет. Она смотрит, как он наклоняется и быстро целует Скарлетт в щеку. Скарлетт откашливается, натянуто улыбается и говорит:
— Спасибо, что пришел. Ты звезда.
— Пока, Таллула, — говорит он, — рад был познакомиться.
— Да, — отвечает она напряженным высоким голосом, — я тоже.
А потом он уходит, и в коридоре только она и Скарлетт. Скарлетт подходит к ней, чтобы прикоснуться, и Таллула вздрагивает. Скарлетт цокает языком.
— Клянусь, — говорит она, — ничего такого не было. Просто Лиам — это Лиам. Я и он. Мы с ним давно. Наверное, мы слишком много выпили и, ну ты понимаешь, начали валять дурака.
Таллула не может подобрать слов. Она стоит, скрестив руки на груди, и смотрит в пол.
— Прекрати, Таллула. Ты не в состоянии судить. Ты живешь со своим гребаным парнем. И не говори мне, что ты не занимаешься с ним сексом, потому что я знаю, что ты им занимаешься.
Таллула думает о торопливых моментах близости, которые она предлагает Заку, потому что знает: если этого не делать, он начнет приставать к ней в момент, который будет еще хуже. Обычно в таких случаях она говорит ему:
— Давай, мама пошла с Ноем к пруду, у нас пять минут. Но только побыстрее.
И он делает это быстро, а она тем самым покупает себе еще пару недель, чтобы он не приставал к ней и ей не нужно было думать об этом. Так что да, они занимаются сексом, но нет, это ничто по сравнению с воскресным утром, которое они со Скарлетт проводят в королевской кровати Скарлетт на ее хлопковых простынях плотностью 800 нитей. Вообще ничто.
— Это не то же самое, — говорит она.
— Конечно, то же самое. Это комфорт. Привычка. Это способ держать их рядом. Потому что нам нужно держать их рядом.
— Ого.
— Что — ого? Прекрати, Лула. Ты знаешь, что это правда. Твой Зак, для чего он тебе? Что такого он дает тебе, что ты не хочешь разрывать с ним отношения, что ты все еще с ним спишь? Должно быть что-то.
— Ничего нет, — говорит она. — Зак мне ничего не дает.
— Тогда почему ты хочешь остаться с ним?
— Я не хочу, — говорит Таллула. — Я хочу уйти от него. Но мы вместе с детства. Он единственный парень, с которым я… — Она ненадолго умолкает, и к ее глазам подкатываются слезы. — Я сплю с ним, потому что я должна. По причинам, которые ты даже не смогла бы представить. А ты сама? Тебе не нужно было делать то, что ты делала прошлой ночью с Лиамом. Ты не состоишь с ним в отношениях. Он знает, что ты его не любишь, что все кончено. Так почему?
Скарлетт вздыхает и бросает на Таллулу раздражающе нежный взгляд.
— Просто… потому что?
— Потому что?
— Послушай, я не совсем… в смысле, я могу расставлять приоритеты среди людей, но никогда полностью их ограничивать.
— Ограничивать?
— Да, ты мой приоритет. Ты на сто процентов самый важный человек в моей жизни, чем кто-либо когда-либо. Но это не значит, что в моей жизни не будет других людей. Которые не так важны, как ты. К кому я не питаю тех чувств, какие я питаю к тебе. Но они есть, и я не собираюсь от них избавляться.
— Ты хочешь сказать, ты не придерживаешься моногамии?
— Пожалуй, если ты хочешь так выразиться. Но если честно, прошу тебя. Просто забудь об этом. — Она указывает на входную дверь. — Давай начнем сначала. Ну, давай. На кухне есть слойки с орехами. Они вчерашние, но все еще очень-очень хороши. Пожалуйста. Я так по тебе скучала…
Сидеть в огромной стеклянной кухне Скарлетт под пушистым одеялом на синем диване и слизывать глазурь с датских ореховых слоек, а затем исследовать углы тела Скарлетт в ее спальне, а затем вместе с ней сидеть с псом и обсуждать, какие его части им нравятся, — все это кажется ей пределом мечтаний.
Но она пришла сюда не ради этого. Она пришла отдаться Скарлетт на все сто процентов. Но теперь она знает: у нее никогда не будет ста процентов Скарлетт, у Скарлетт всегда будут интимные промежутки и пространства, в которые вписываются другие люди, и это не то, чего она хочет для себя, для Ноя или для своего будущего. И она понимает, что никогда не была для Скарлетт чем-то большим, нежели очередной опыт, как и Лиам. Эксперимент. Что-то такое, что нужно сделать, а потом попытаться решить, нравится ей это или нет, и в один прекрасный день она скажет тому, с кем решит провести свою жизнь, что в юности она попробовала шикарного парня-фермера, обожавшего джемперы на молнии, а потом, когда это ей надоело, — деревенскую девушку из тупика, которая училась на социального работника. И что после нее был кто-то или что-то еще.
Поэтому она смотрит на Скарлетт глазами, полными слез, и говорит:
— Нет. Я иду домой. Забудь. Забудь об этом. Я стою большего.
Она захлопывает за собой дверь, садится на велосипед и, с силой крутя педали, едет домой. Всю дорогу глаза ей заливают слезы. Она думает о своих последних словах Скарлетт и мучается вопросом, так ли это на самом деле.
— 34 –Сентябрь 2018 года
В шесть вечера Софи встречает Хасинту Крофт в небольшом винном баре на улице за углом от вокзала Виктория. У нее на телефоне есть сообщения от Шона, в которых он спрашивает, где она. Она собирается ответить ему, но поднимает взгляд и видит приближающуюся Хасинту.
— Я ненадолго, — говорит та, снимая с плеча огромную кожаную сумку и ставя ее на стол перед собой.
— Я тоже, — говорит Софи. — Мой поезд отходит через тридцать минут.
— Хорошо, тогда давайте выпьем вина.
Она подзывает официантку и, не спрашивая Софи, чего той хочется, заказывает два небольших бокала чего-то французского, а затем вновь поворачивается к ней лицом и говорит:
— Итак, Сюзи Битс, я погуглила вас после того, как вы ушли. Что-то в вас не совсем складывалось.
— Понятно.
— Как я понимаю, на самом деле вы не вымышленный детектив из популярной серии книг, написанных кем-то по имени П. Джей Фокс. Смею предположить, что на самом деле вы и есть та самая П. Джей Фокс, также известная как Софи Бек, что родилась на юго-востоке Лондона в Хизер-Грин в 1984 году. — Она произносит это с кривой улыбкой.
— Да. Извините. Я…
— Послушайте. Я работаю в частном образовании. Нет ничего, чего бы я не видела и чего не встречала. Но почему вы солгали?
— Полагаю, не хотела вызывать лишних вопросов, — говорит Софи. — На самом деле новый директор — мой бойфренд, а не брат. И это я нашла в саду кольцо.
Приносят их вино. Хасинта тотчас берет бокал и делает большой глоток, с любопытством глядя поверх ободка на Софи.
— Послушайте, мне не каждый день выпадает болтать с авторами детективов, ставшими по совместительству сыщиками-любителями, и, к сожалению, я не могу сообщить вам многого, чего вы еще не знаете, но когда вы сказали, что в лесу за колледжем что-то нашли, я предположила, что вы скажете что-то еще.
— Да?
— По-видимому, там есть подземный ход, — продолжает Хасинта, — который идет от большого дома, где раньше жила Скарлетт Жак.