Таллула опускает голову, глубоко вздыхает и идет через луг навстречу Скарлетт.
— Боже мой, он твой?
Таллула кивает.
— Да. Это Ной. Он мой.
Скарлетт недоверчиво смотрит на нее. Затем приседает и тянется к коляске. На мгновение сердце Таллулы начинает бешено колотиться; ей страшно: вдруг Скарлетт схватит его, ущипнет, причинит ему боль. Она подтягивает коляску к себе, но Скарлетт просто здоровается с Ноем.
— Привет, красавчик, — говорит она, гладя ладонью щеку Ноя. Тот смотрит на нее широко раскрытыми глазами, но без страха. Скарлетт поднимает взгляд на Таллулу. — Боже мой, — говорит она. — Он такой красивый.
— Спасибо.
Скарлетт издает нервный смешок.
— Боже мой, Лула. Ты мамочка.
Таллула вздыхает и кивает.
— Почему ты мне, мать твою, ничего не сказала?
— Не могла бы ты… — начинает Таллула, ненавидя себя за то, что она это говорит, но ей нужно это сказать, потому что эти слова причиняют ей физическую боль, когда она находится рядом с ребенком, — Не могла бы ты не ругаться? Ты не возражаешь?
Скарлетт зажимает себе ладонями рот.
— Вот же дерьмо, — говорит она. — Извини.
— Ладно. Просто он в том возрасте, когда начинает пытаться говорить. И я бы не знала, что мне с ним делать, если бы это было его первое слово. Ну, ты понимаешь.
Скарлетт кивает и улыбается.
— Боже. Да. Конечно. — Она снова встает и засовывает руки в карманы пестрого блузона в стиле лоскутного одеяла. Ее волосы короткие и растрепанные, вокруг рта — россыпь прыщей. И все же у Таллулы перехватывает дыхание. — Почему ты мне не сказала? — снова спрашивает она.
Таллула пожимает плечами.
— Честное слово, не знаю.
— Так вот почему ты прицепилась к этому лузеру. Теперь мне понятно.
Таллула мгновенно ощетинивается.
— Он не лузер.
Скарлетт пожимает плечами.
— Да кто угодно.
Они стоят и пару мгновений смотрят друг на друга. Ной начинает тихонько хныкать и брыкаться.
— Мы с ним идем к пруду, — говорит Таллула. Она не добавляет: «Хочешь пойти с нами?» Но Скарлетт все равно идет за ней.
— Отказываюсь поверить тебе, Лула. Ты послала меня, потому что я целовалась со своим бывшим, а у тебя самой все это время был тайный гребаный ребенок.
Таллула строго смотрит на нее, и Скарлетт говорит:
— Боже. Извини, да. Просто я не могу… я хочу сказать, никто в колледже не знает, что у тебя есть ребенок. Я не понимаю, почему ты даже словом не обмолвилась об этом?
— Вообще-то это неправда. В колледже много людей, которые знают, что у меня есть ребенок, но это не те люди, с которыми ты когда-либо заговорила бы.
Скарлетт фыркает.
— О да! Главная злодейка — это я. Как всегда я, верно? И никогда кто-то другой. В любом случае кого это волнует. Главное, что ты хранила этот огромный секрет от меня, я же никогда ничего от тебя не скрывала. Никогда. Я всегда была с тобой абсолютно честна. Даже в то последнее воскресенье. Я могла бы выгнать Лиама, сделать так, чтобы ваши пути не пересеклись бы. Но я этого не сделала. Потому что хотя то, что я сделала, и было слегка подозрительным, я не хотела тебя обманывать. Я не могла тебе солгать. Я вообще не умею лгать. Это одна из моих самых больших проблем. Итак… это же надо… я имею в виду, вот это… — Она указывает на коляску. — Это просто… чудо.
Наконец они доходят до пруда. Таллула ставит коляску на тормоз и наклоняется, чтобы расстегнуть на Ное ремни и вытащить его.
— Это не одно и то же, — кратко отвечает она. — Совсем не то же самое.
Она достает из пакета ломтик черствого хлеба и отламывает кусочек. Ной выхватывает его из ее руки и пытается бросить в пруд, но хлеб падает к ногам Скарлетт. Скарлетт берет его, возвращает ему и говорит:
— Попробуй еще раз, дружище.
Она берет его руку и осторожно направляет ее в правильном броске. Хлеб падает на поверхность пруда, и она радостно восклицает.
— Дай пять! — говорит она, касаясь ладонью его ладошки. Ной с удивлением смотрит на нее. — Ты знаешь, Лула, я просто обожаю детей. Я даже говорила тебе, что люблю детей. Просто я ничего из этого не понимаю.
Таллула отламывает еще один кусок хлеба и вкладывает его в руку Ноя.
— Да, — говорит она. — Мне следовало тебе сказать. Ты права. Но я не сделала этого, потому что не хотела, чтобы ты… — Она умолкает, пытаясь подобрать слова, которые не выдадут ее обиды. — Я хотела, чтобы ты думала, что я такая же, как ты. В смысле такой же вольный дух.
— Но у тебя есть твой чертов парень! Может ли что-то ограничивать твою свободу больше, чем это?
— Да, но парень — это не навсегда. Ребенок — он да, навсегда. Куда пойду я, туда пойдет и он. Что бы я ни делала, я его мать. Каждый час, каждый день. На всю оставшуюся жизнь. А это, как ты понимаешь, ко многому обязывает.
— Черт возьми, Лула. Жизнь вообще ко многому обязывает. Ты и я, у нас были отношения, потрясающие, удивительные отношения, они были для меня самым важным, что когда-либо происходило со мной в этой жизни. С первой минуты в тот день в автобусе, когда я увидела тебя, я знала, я тотчас поняла, что будет дальше, что нам с тобой суждено быть вместе. А потом мы были вместе, и ты подарила мне такое, мать его… — Она смотрит на Ноя и умолкает. — Ты подарила мне такое счастье. И я знаю, знаю, что то, что я делала с Лиамом, это некрасиво с моей стороны. Но, наверно, я просто подумала, что раз в твоей жизни был Зак, раз уже ты делала секрет из нас с тобой, — она указывает сначала на себя, затем на Таллулу, — значит, между нами нет ничего серьезного.
Они обе хлопают в ладоши, видя, что следующая попытка Ноя бросить хлеб оказалась успешной и к нему быстро приближается стая уток. Скарлетт протягивает руку и гладит Ноя по головке.
— Боже, — говорит она. — Он просто чудо. Такое маленькое чудо.
Таллула чувствует внутри волну удовольствия, но вместе с тем страха. Она притягивает Ноя немного ближе к себе, и Скарлетт убирает с его головы руку.
— Знаешь, — говорит она, — мы могли бы это сделать. Мы могли бы. Мне кажется, ты думаешь, что я просто красивая идиотка, не так ли? И я знаю, что я этому подыгрываю. Да-да. С людьми легче общаться, если они тебя недооценивают. Но я не идиотка, Лула. Я не первый день живу на свете и кое-что видела, видела гадкие вещи. Я выросла, извлекла для себя урок и… и… повзрослела. Младенец мне не помеха. Главное, быть с тобой. Но вопрос в том… готова ли ты быть честной в том, что касается нас?
Таллула вопросительно смотрит на нее.
— Ты имеешь в виду, рассказать людям?
Скарлетт кивает. Таллула снова смотрит на воду, на головы уток, ныряющих за намокшим хлебом, и пытается представить себя, как рассказывает разным людям о своей жизни. Мать восприняла бы все спокойно. Райан удивился бы, но осуждать бы не стал. Практически все, кого она знает в колледже, не стали бы ее осуждать. Есть только один человек, которому она не может это сказать.
— Я не смогу сказать Заку, — говорит она. — Он убьет меня.
— Убьет тебя? — Скарлетт делает большие глаза.
— Да, убьет.
— Ты это серьезно?
Таллула закрывает глаза.
Она представляет себе его лицо, то, как он стискивает зубы, когда чем-то недоволен, как бьет кулаком по неодушевленным предметам, когда чем-то раздражен, как раздуваются его ноздри, как он вскидывает подбородок, глядя сверху вниз на объект своего недовольства. А еще она помнит, как он крепко сжал ее руки, когда она сказала ему, что у нее нет на него времени, и представляет себе, как он сожмет их еще в десять раз крепче, скажи она ему, что бросает его ради девушки. Зак не либерал. У него нет времени на политкорректность. Он сын своей матери: зашоренный, эгоцентричный, зацикленный на самом себе, немного расист, немного гомофоб, немного женоненавистник. Все те вещи, которые не имеют значения, когда вам четырнадцать и вы влюблены, с годами, когда вы из ребенка превращаетесь во взрослого человека, начинают коварно прорастать на поверхность, и даже если сейчас все это пока не вырвалось наружу, она знает Зака достаточно хорошо и потому понимает: все это там есть. Она знает его достаточно хорошо и потому понимает: узнай он про ее роман со Скарлетт, он бы счел себя оплеванным, и это унижение наверняка выльется в ярость, и Зак силен и находится всего в одной вспышке гнева от того, чтобы делать ей больно, причем постоянно.
— Да, — отвечает она, открывая глаза. — Да. Я думаю, он бы это сделал.
— Боже мой, Лула. Он когда-нибудь бил тебя?
Она качает головой.
— Не совсем.
— Не совсем?
— Нет. Нет, не бил.
Скарлетт запускает пальцы в свои короткие волосы и взъерошивает их, отступает на пару шагов и снова делает пару шагов вперед.
— Боже мой, Лула. Это просто кошмар. Ты его вообще любишь?
— Раньше да.
— А сейчас?
Она пожимает плечами и шмыгает носом.
— Нет, — тихо отвечает она. — Уже нет. Не совсем.
— И ты хочешь провести с ним остаток своей жизни?
Таллула с силой трясет головой. Она чувствует, как ей на глаза наворачиваются слезы, и пытается их сдержать.
— Нет, — говорит она сдавленным голосом. — Нет. Не хочу.
— Тогда, Таллула, тебе нужно нафиг разобраться с этим. Тебе нужно от него избавиться. Потому что так жить нельзя. Ты не можешь прожить свою жизнь в страхе.
— Но как мне от него избавиться? — говорит Таллула. — Как?
Часть третья
— 37 –Май 2017 года
На следующий день, вернувшись домой из колледжа, Таллула берет Ноя на прогулку по деревне примерно в то время, когда она обычно укладывает его вздремнуть, а сама занимается с Заком сексом. Она переводит свой телефон в беззвучный режим, вставляет наушники и ставит музыку на полную громкость, не давая образу возвращающегося с работы в пустой дом Зака омрачить ее мысли.
Она заходит с коляской в «Ко-Оп» и ищет глазами Кезию. Она замечает ее в проходе с бакалеей, где Кезия ставит на полки упаковки с мукой.