— Ну? — спрашивает Скарлетт, и ее глаза широко раскрыты от отчаяния. — Ты это сделала? Тебе это удалось? Что случилось? С тобой все в порядке?
Таллула смотрит на свои ноги. За корпусом прохладно и сыро, асфальтированная дорожка зеленая от плесени и мха.
— Со мной все в порядке, — говорит она. — Я работаю над этим. Я знаю, что я делаю.
Скарлетт недоверчиво смотрит на нее.
— О боже, — говорит она. — Ты струсила? Черт возьми, Таллула. Что случилось?
— Я просто… я не знаю. То есть я сказала ему, что хочу расстаться. Я сказала ему, что не хочу больше с ним жить, не хочу никуда переезжать, не хочу быть с ним, и я думала, что он наорет на меня. Но он этого не сделал. Он… — Она вздрагивает при воспоминании. — Он просто взял ребенка на руки и держал его вот так, прямо перед лицом, и сказал, что никуда не собирается уходить. И это было похоже на угрозу. Ну, ты понимаешь? Как будто если я заставлю его уйти, он сделает Ною больно. И поэтому я просто прекратила этот разговор, не хотела на него давить. А потом прошлой ночью… — Она шумно втягивает в себя воздух. — Я должна была пойти в паб, и он расплакался, сказал, что боялся, что Ной не его и как сильно он его любит, и поэтому я не пошла в паб, я осталась, и мы просто проговорили с ним всю ночь. Ну, ты знаешь? Мы выпили вина и просто говорили, как будто не разговаривали сто лет. И я сказала ему, что я чувствую и что я больше не хочу быть с ним в паре, но я хочу воспитать Ноя вместе с ним, и он, похоже, очень хорошо это воспринял.
— Значит, он съезжает?
Таллула неловко переминается с ноги на ногу.
— Нет. Во всяком случае, пока нет. Он говорит, что собирается купить квартиру, даже если мы там не будем жить, чтобы ему было где жить самостоятельно и куда он сможет брать Ноя. Потому что он совершенно не хочет возвращаться к своей матери, и, честно говоря, я его не виню, потому что его мать противная тетка, а папаша полный подонок, поэтому я сказала, что пока у него нет своей крыши над головой, он может остаться.
— Остаться… в твоей постели?
— Ну да. Но это ерунда. Мы просто положим посередине подушку. Не вижу в этом ничего страшного. Ведь мы вместе с четырнадцати лет. Можно сказать, знали друг друга еще детьми. И это ненадолго. Он уже скопил денег. Это не продлится больше нескольких недель.
— А как насчет ваших послеобеденных утех в среду? Ты сохранишь с ним отношения?..
— Нет, — с вызовом говорит Таллула. — Нет. Этого больше не будет. Лишь чисто платонические отношения. Чисто родительские. Еще несколько недель. А потом он уйдет.
— А потом?
Таллула вопросительно смотрит на нее.
— Что потом? Когда он уйдет? Мы с тобой? Мы сможем?..
Таллула вздыхает.
— Я не могу просто взять и во что-то прыгнуть. А ты по-прежнему натуралка, или кто ты там на самом деле. Все еще трахаешься с парнями. У меня есть ребенок, о котором нужно заботиться, и если я собираюсь связать себя с тобой отношениями, это должно быть серьезно. Но я не думаю, что ты на это способна. Честное слово, не думаю.
Она видит, как Скарлетт вздрагивает при этих словах, но быстро берет себя в руки.
— Ты права, — говорит она. — Права. Я идиотка. Я всегда была идиоткой. Но я могу измениться. — Она говорит это нарочито обиженным голосом, что вызывает у Таллулы улыбку, но тут же становится серьезной и кладет руку на плечо Таллулы. — Я дура набитая, Лула, но я могу попробовать измениться. Шутки в сторону. То есть мне почти двадцать. Я больше не ребенок. Я не ребенок. Ты дашь мне еще один шанс? Пожалуйста?
При звуке голосов, приближающихся к началу тропы, Таллула отстраняется от ее прикосновения. Когда же голоса замолкают и люди уходят, она вновь поворачивается к Скарлетт.
— Не знаю, — говорит она. — Я не могу ясно думать. Пока что мне нужно разобраться с Заком. Я должна убрать его из дома и вернуть себе мою жизнь. Тогда я смогу разобраться с собственной головой. Но сейчас я не могу этого сделать. Честное слово, не могу. Извини.
Скарлетт кивает.
— Конечно, — говорит она. — Я понимаю. Это справедливо. Но я буду ждать тебя. Клянусь. Я буду для тебя как монахиня. Я буду для тебя как десять монахинь. Серьезно, Лула, только не позволяй ему манипулировать тобой. Договорились? Не дай ему обманом вынудить тебя остаться с ним. Потому что он наверняка попробует.
— Клянусь, он этого не сделает. Я могу сказать. Он это серьезно.
Скарлетт с прищуром скептически смотрит на Таллулу.
— Клянусь.
Скарлетт кивает, всего один раз, кончиками пальцев правой руки касается щеки Таллулы, затем поворачивается и уходит, оставляя ее стоять одну. Ее прикосновение оставляет после себя на коже Таллулы румянец безымянного страха.
— 42 –Сентябрь 2018 года
— Привет, Дом. Это я, — говорит Ким. — Хочу спросить, вы успели посмотреть ссылку, которую я вам отправила, на эту девушку на ютубе?
— Нет, — отвечает он. — Еще нет. Извините. Я сейчас посмотрю на нее и перезвоню вам. Но у нас есть неплохие подвижки. Наконец-то мы разыскали Мартина Жака, отца Скарлетт. Или, по крайней мере, у нас есть его личный помощник, который постоянно говорит, что он свяжется с нами, но дела держат его в Абу-Даби. Мы все еще пытаемся найти остальных членов семьи. Они были на Гернси, но, похоже, пару недель их никто не видел. Но, Ким, я прошу, поверьте мне. Мы делаем все, что в наших силах. Что-то происходит. Дело движется. Да, в некоторых случаях чересчур медленно, я согласен. Но в наши дни, когда правительство урезало все, что только можно, чтобы что-то сделать, требуется уйма времени, а в случае «холодных дел» и того больше…
Когда кости уже ледяные, думает Ким. Когда кровь засохла накрепко. Когда уже поздно кого-то спасать.
— Я изо всех сил пытаюсь сдвинуть расследование с мертвой точки, Ким. Я только этим и занимаюсь. Это все, о чем я думаю. Клянусь.
Она слышит в его голосе досаду и разочарование и чувствует, как они отражаются в ее собственной душе. Она проглатывает их и говорит:
— Да. Конечно, Дом. Я знаю. Можете не объяснять. Просто я так…
— Да, — говорит Дом. — Да. Я знаю.
В этих словах она чувствует некий жар, рожденный энергией отчаяния, утраты, разочарования и ложной надежды, но и близостью, что возникла между ними двумя, когда все остальное отпало от них, и тем, что их объединяет. Она вздыхает.
— Спасибо, Дом. Спасибо за все, что вы делаете.
— Рад вам помочь, Ким. Всегда.
Он заканчивает разговор, и Ким пару секунд стоит, глядя в окно кухни на деревья в конце сада. Она думает о тощей грустной девушке, работающей на камеру в какой-то комнате, девушке, которая что-то знает о том, что сейчас происходит в «Мейпол-Хаусе». А затем ясно, как будто наяву, вспоминает тот жаркий июньский полдень, когда она шла в «Темное место», струйку пота по своей спине, Райана, качающего Ноя в его коляске, капли воды из бассейна на плече Скарлетт, как они сливаются и падают, красивого сына хозяйки с упаковкой пива в руке, хрупкую мать в белом сарафане, то, как Скарлетт отказывалась посмотреть ей в глаза, и, наконец, то, как она произнесла имя ее дочери. Лула.
Во всех остальных отношениях она была холодной и отстраненной, но когда она произнесла имя Таллулы, ее голос прозвучал хрипло и тяжело, как будто это имя что-то для нее значило. Она думает о той ночи, которую Таллула, по ее словам, якобы провела у Хлои, потому что Хлоя якобы склонялась к самоубийству, и вновь задается вопросом, где она была. Ким вспоминает все те воскресные утра, когда Зак играл в футбол, а Таллула брала свой велосипед и отправлялась кататься по окружающей местности. Она думает о том, как всякий раз дочь возвращалась, сияя улыбкой и румянцем, и выглядела полной загадок и тайн. Она даже помнит, как однажды спросила Таллулу: «Куда ты на самом деле ездишь на велосипеде? Когда ты возвращаешься, у тебя такой вид, будто ты только что побывала в неком волшебном месте». И Таллула улыбнулась и сказала:
— Просто каталась по сельским дорогам, где нет пробок. Это великолепно.
— А ты делаешь остановки? — спросила она. — Чтобы посмотреть и исследовать местность?
— Да, — ответила дочь, снимая с Ноя слюнявчик. — Я делаю остановки и исследую местность.
Ее тон был полон эмоций, таких же эмоций, какие она слышала в голосе Скарлетт, когда та произнесла имя Таллулы. И когда она думает об этом, в ее голове всплывает еще одно воспоминание о Скарлетт, завернутой в черное полотенце. Она видит, как вода из бассейна струится ручейками с ее мокрых волос, как ее пальцы сжимают ее узкие ступни, а затем, буквально на долю секунды, перед ее мысленным взором мелькает крошечная татуировка чуть ниже ее лодыжки, буквы TM. На каком-то подсознательном уровне Ким замечает ее и одновременно не замечает, потому что с чего вдруг у этой девушки, о которой она раньше и не слышала, на ноге могут быть вытатуированы инициалы ее дочери? Помнится, ее рука снова соскользнула вниз, чтобы прикрыть эти буквы, и Ким их и видела, и не видела, но они все время были там, как солнечное пятно.
Она хватает телефон, находит в Ватсапе номер Софи и с невероятной быстротой набирает ей сообщение:
Это я, Ким. Вы заняты? Могу я поговорить с вами кое о чем?
Ответ приходит мгновенно:
Совсем не занята. Могу говорить прямо сейчас.
— 43 –Июнь 2017 года
В течение нескольких дней после ночи, когда Таллула и Зак пили вино и разговаривали, между ними все идет хорошо. Зак расслаблен и весел. Он готовит для них ужины, он купает Ноя и развлекает его, он тихо сидит за своими таблицами, жонглирует своими финансами и не пристает к Таллуле с вечными просьбами взглянуть. Он дает Таллуле возможность учиться и просто быть. Ночью они спят в ее постели с младенцем между ними, и он не пытается проявлять к ней физическую нежность. Каждое утро он тихо встает на работу и каждый вечер тихо возвращается домой, и все в порядке.
Затем, в начале июня, сразу после первого дня рождения Ноя, Скарлетт отправляет Таллуле сообщение с просьбой подождать ее после занятий, чтобы им вместе поехать домой на автобусе. Они встречаются на тротуаре возле колледжа. У Скарлетт в разгаре летняя сессия. Она целых два дня пишет натюрморт.