В этой комнате тоже были широкие окна, через которые падал лунный свет, отфильтрованный полотняными занавесками. Здесь почти не чувствовалось запаха лаванды, розовой воды и туалетной пудры. Безделушки загромождали все поверхности от черного хода до стола: хрусталь, керамика, вазы, статуэтки ангелов, элегантно одетых дам и кошечек с бериббонами.
Пит скрючился на матрасе, коленями сжимая покрывало, натянутое на сопротивляющуюся фигуру… руки раскинуты в стороны, ноги подкашиваются, голова зарыта под сатиновую наволочку. Его плечи сотрясались от усилия прижать ее к себе с удушающей силой.
"Сука несчастная!" — кричал он. "Не более того, что ты заслуживаешь…"
" Ты разбудишь весь мир, почему бы и нет, ты, идиот из задницы мула!" — шипел Леонард, ударяя его по уху.
Оказалось, что он сам был идиотом, потому что удар отбросил парня с кровати на нелепо шаткий столик на тонких ножках, на котором громоздилось еще около двух дюжин чертовых безделушек. Чтобы дополнить подливку к котлетам, Пит продолжал хвататься за подушку, отрывая ее от лица женщины, которую он пытался задушить.
Она, освобожденная из заточения, вскочила быстрее, чем шут в коробке. Беловолосая и дряхлая вдовствующая старуха, которую он ожидал увидеть в убранстве, была далеко не хрупкой и не слабой. Уже собравшись с духом, она выхватила из изголовья высокий, узкий, рифленый стеклянный бокал и пустила его в ход. Он попал Леонарду в лоб и разлетелся на сверкающие осколки.
Жгучая от множества мелких порезов, иглами вонзающаяся в глаз, он вогнал свой нож ей в грудь. Он встретил такое сопротивление, как если бы вонзил нож в плетеную корзину. Замолчав на полуслове, она бросила на него оскорбленный взгляд — как грубо! — и опустилась на спину, судорожно вцепившись паучьими пальцами в рукоятку.
"Черт возьми?" — прошептала Сью, сурово, из дверного проема.
"Другой?" спросил Леонард, проводя рукой по лицу в надежде отогнать осколки стекла и не порезаться еще больше. Или, не дай Бог, еще глубже впиться в глаза.
"Держу ее". Она подняла Джонни Грома, свежий комок железно-серых волос теперь был приклеен кровью.
"Есть еще кто-нибудь?"
"Здесь нет".
"А что с ним?" Билли-Джек, ловко обходя препятствия в захламленной комнате, добрался до Пита, который лежал в оцепенении среди обломков фарфоровых пастушек, хрустальных бабочек и веточек сушеной лаванды, высыпавшихся из разбитых ваз.
" Подними задницу этого идиотского мула", — прорычал Леонард. "Сью, узнай у Отто. Посмотрим, не подняли ли мы весь этот гребаный город всем этим".
У Пита хватило смелости и наглости, как только он прочистил голову, продолжать ныть. "Ты убил ее! Я хотел это сделать! Я был ей должен!"
"Заткнись."
"А как насчет тети Милдред? Неужели…"
Рука Билли-Джека обвилась вокруг шеи Пита. "Человек сказал, заткнись".
"Глкк." сказал Пит.
"Держи его", — сказал Леонард. Он пошел к лестнице и встретил Сью, когда она поднималась.
"Думаю, мы в порядке", — сказала она. "Отто наблюдал за улицей. Активность в некоторых зданиях. Возможно, это наши люди".
"А может и нет".
"Да. Может и нет. Но пока никаких тревог".
"Хорошо."
Они перегруппировались внизу, в главном помещении торгового центра. Пит сидел угрюмый, скрестив руки, ожидая выволочки, которая, как он знал, не за горами. Билли-Джек остался рядом, а Сью и Отто начали рыться в кассе.
Леонард, со своей стороны, нашел ручное зеркальце и пинцет и принялся выковыривать осколки стекла из своего лица. "Повезло, что у меня остались оба глаза", — сказал он. "Черт, это умно".
"Скажу тебе одну вещь, которая должна поднять тебе настроение", — сказала Сью. "Идиотская задница мула не соврала насчет наличных. Полная касса, а под ней ящик с деньгами. Это нас добило, а мы еще даже не проверили их матрасы и не выкопали ящик из-под корней".
"Не говоря уже о драгоценностях", — сказал Билли-Джек. "У другой, высокой, которой Сью позволила взять ее, большая старинная шкатулка с драгоценностями на сундуке. Может быть, она из бумаги, но мне она показалась настоящей".
"Видел чайный сервиз, чистое серебро", — добавила Сью.
"Берите, что хотите из серебра, украшений и прочего, — сказал Пит, — но я считаю, что большая часть наличных денег должна достаться мне".
"Правда?" категорично спросил Леонард.
"Ну конечно. Это ведь была моя идея, не так ли? Приехать сюда. А это… " он махнул рукой вокруг магазина. "Все это должно быть моим в любом случае. По праву."
"Черт, парень". Сью вздохнула. "Тебе еще многому предстоит научиться, не так ли?"
"Чему? Исправить то, как они обращались с моим папой, и как они обращались со мной. Мое наследство, типа".
"Твое наследство, типа", — повторил Леонард.
Сью поймала его взгляд. "Я же тебе говорила".
"Да, говорил".
"Это справедливо…"
Отто, занятый запихиванием кулаков с деньгами в рогожные мешки, фыркнул.
"Справедливо", — сказал Билли-Джек. "Ну, Иисус плакал, как тебе это?"
"Что?" — снова заскулил Пит. "Вы все получите весь остальной город; это место принадлежит мне!"
"Блядь, да ты идиот", — сказал Леонард. Он поднял подбородок к Билли-Джеку, который снова обхватил шею парня локтем.
"Подожди!" — прохрипел Пит.
"Не-а." Билли-Джек дернул рукой.
Кость треснула. Каблуки Пита коротко простучали. Вокруг него растеклась лужа мочи. Он попятился, а когда Билли-Джек отпустил его, медленно сполз на землю и лег замертво с этой угрюмой, недоверчивой гримасой на лице.
3 Карманные часы "Тик-так
"Так-так-так, посмотри-ка сюда, Бертран. Мы поймали себе законника!"
"Так и есть, Гас, старина! Отлично, отлично!"
Голоса пробивались сквозь туман боли, но прежде чем он попытался открыть глаза, Тревис схватился за пистолет.
Или попытался.
Он шлепнул по коже и обнаружил, что кобура пуста.
Потом он вспомнил — он уже достал пистолет, достал, как только переступил порог дома Нэн и понял, что в его маленьком мирном городке что-то пошло не так.
В один момент он спал как младенец, все было хорошо в мире… а потом какой-то звук или инстинкт заставил его проснуться. Повышенный голос? Кто-то кричал? Разбитое стекло? Неприятности?
Сильвер Ривер был не чужд проблем в прежние времена. У них была своя доля шахтеров, которые устраивали попойки в салунах, кулачные бои из-за женщин, уличные драки из-за оскорблений. Были у них и воры, и шурфовщики, и пару убийств из мести. Однажды был набег индейцев. Изредка случались стычки с цветными, и подозрения в адрес правдорубов с Хайвелла. Ничего необычного.
В последнее время, впрочем, все было тихо, и это ему нравилось. Те, кто говорил, что город приходит в упадок, умирает… те, кто тосковал по шумным планам города, железной дороге и прочему… они могли оставить свой ропот при себе. Тревис был так же счастлив довольствоваться только собой и помощником для поддержания порядка.
Он уже почти перевернулся и заснул. Всего лишь ссора, разбитая бутылка виски. Ничего такого, что не могло бы подождать до утра.
Потом он вздохнул и сел. Как ни соблазнительно было не обращать внимания на то, что нарушило его крепкий сон, он все еще был шерифом, и предполагалось, что у него все еще есть работа. Мэр Фритт не даст ему покоя, если он этого не сделает. Итак, он вылез из теплой постели, оделся, надел шляпу, сапоги и ремень и, зевая, вышел на темные улицы Сильвер-Ривер, чтобы посмотреть, что к чему.
Сразу же он заметил зажженную лампу в "Поварне Нэн", и это показалось ему странным. Рано ложиться и рано вставать — таков был распорядок жизни Нэн; что она могла делать в такой час? Он направился в противоположную сторону, бросив короткий взгляд в одну сторону, на салун — там было тихо; никто из запоздалых пьяниц не спорил, — а в другую — на магазин и баню. Его кольнуло какое-то тревожное чувство, но он не мог определить, что это, и продолжил путь к "Кукпоту".
Он хорошо знал это место. Все в городе знали; большинство из тех, у кого не было жен или таланта к готовке, ели здесь два или три раза в день. Приносишь свою миску или кружку или берешь напрокат за пять центов, и тебе наливают сытную порцию того, что было в меню. Утром это могла быть овсянка, рисовая каша или вареные фрукты. Полдник — кукуруза со сливками, гороховый суп, может быть, свинина с бобами. На ужин, скорее всего, тушеное мясо или чили, а по воскресеньям — цыпленок с клецками. Все могло меняться в зависимости от того, что Нэн удавалось достать в тот день. Она работала в тесном контакте с Джиллинзами из пекарни, так что чаще всего в наличии были тосты, кукурузный хлеб или печенье. И кофе; Нэн варила его галлонами, темный, горький и достаточно крепкий, чтобы пробить дыру в кирпичной стене.
Впрочем, прошло уже много времени с тех пор, как голодные души шастали по дому без приглашения в поисках объедков. Последний, кто заходил — какой-то дурак-десперадо, потенциальный грабитель дилижансов, бежавший из форта Уинстон, — Нан как следует настучала по его колокольчику своим любимым ковшом, а потом лично приносила ему обеды все то время, пока он сидел в тюремной камере Тревиса и ждал, когда за ним придут солдаты.
"Попался в поисках нормальной еды", — говорила она. "Меньшее, что я могу сделать, это проследить, чтобы он ее получил; ты же знаешь, что в тюрьме ему не дадут больше, чем кашу с водой. Каша с водой, а потом петля. Стыдно умирать на голодный желудок".
Это была Нэн. Поэтому, когда Тревис зашел в ее заведение, где еще витали ароматы вечерней говядины с чечевицей, он ожидал неприятностей такого же рода, не хуже.
Он не ожидал увидеть Нэн и полудурка Чарли, который помогал в заведении, привязанными лицом вниз к одному из длинных обеденных столов, головы свисали через край, запястья были связаны сзади. Пара корзин, которые Нэн использовала для сбора грязной посуды, были подставлены под них как урны. Когда они корчились и издавали приглушенные звуки, он увидел, что им обоим заткнули рот связанной узлами тканью.