Прикрыв дрожащей рукой глаза — чтобы не видеть этого взгляда, на случай, если она все-таки проснется, — другой он поднес острие клинка к ее горлу.
Оно…не было острым. Совсем не острое.
Ему пришлось сильно надавить. Пришлось пилить и упираться всем весом. Прикрыть ей глаза. Прижимая ее голову к койке. Кровь пузырилась, как сырая нефть, поднимаясь из глубины… ее рот глотал, как глотает рыба, попавшая на берег… она билась и царапалась о его руки… она боролась… она затихла.
Майло опустился на пол рядом с ее кроваткой и тихо заплакал. Его девочка, о, его девочка, его хорошая Дейзи-девочка!
Но он сделал это. Он сделал это, а с остальными будет легче.
Встав, он подошел к кровати, где среди кучи котят и малышей спала его жена. Она была едва ли не кожа да кости. Волосы ломкие, как солома. Чаще всего она не могла просидеть и часа, не говоря уже о том, чтобы стоять или есть.
Док Малдун подозревал, что на этот раз у нее был рак. Рак, растущий там, где больше никогда не будет детей. Он ничего не мог с этим поделать, кроме как давать ей лауданум, но даже его нужно было разводить, чтобы он рассасывался. Может быть, специалист, сказал он… не только из Уинстон-Сити, но и из большого города, настоящего города.
Она тоже заслуживала лучшего. Все они заслуживали. Все, кроме него. Он имел гораздо больше лучшего, чем заслуживал, и растратил это впустую. Эгоистично, неблагодарно и глупо.
Когда он впивался в ее любимые черты с такой же жаждой, с какой он выпил бы свежую бутылку, началась стрельба и крики.
Темные ангелы смерти, их миссия бесшумной резни внезапно превратилась в дикую полуночную перестрелку!
Это разбудило малышей. Это разбудило его жену.
И вот он стоял над ней в свете свечи, нож в его руке все еще капал кровью их дочери.
"Майло?" — шептали ее потрескавшиеся губы.
"Прости меня", — всхлипывал он. "Мне чертовски жаль!"
Неужели он думал, что будет легче? С ней и малышами?
Как и все остальное в его жизни, он ошибался.
Нейт Баст не ожидал такой смерти.
Черт, на каком-то уровне он ожидал, что никогда не умрет. Мерзкие ублюдки никогда не умирали.
Если бы ему пришлось умереть, пылающая слава была бы лучше, чем повешение… но удачный выстрел какого-то мудака, спрятавшегося в почтовом отделении, вряд ли можно было назвать пылающей славой.
Он примостился на крыльце школы так далеко, как только мог, и полулежал в углу, прислонившись головой к дощатой стене.
Боль — после первого шока — была не такой уж сильной. Поначалу не было и кровотечения. У него на мгновение мелькнула надежда, что, может быть, этот ублюдок, которому так повезло, просто задел его своим оружием. Потом он хорошо рассмотрел рану. И вот он здесь, с собственным пальцем, засунутым в отверстие в груди, чтобы дыхание не выходило не в ту сторону из легкого.
И какое же это было тревожное ощущение! Сосущая, сжимающая теснота! Мышечные конвульсии и влажный, биологический жар! За эти годы он побывал пальцами во многих отверстиях, но…
Что касается кровотечения, то он понял, что единственная причина, по которой оно не казалось большим, заключалась в том, что наружу почти ничего не вытекало. Внутреннее было другим делом. Внутри у него была чертова утечка.
Он кашлянул. Это было больно, чертовски больно. Но больше всего его беспокоила сырость и густая жидкость, которую он выплюнул. Он наполнялся изнутри. Как будто он тонул.
Таббер, как никто другой, первым добрался до него. Какая-то гребаная ирония: выродок-утопленник, рубашка все еще пропитана водой из ванны.
"Босс", — сказал Таббер. "Босс, вот дерьмо".
"Действительно, дерьмо", — сказал Нейт. Говорить тоже было больно. "Ублюдок…..пробил мне легкое. Мы уже достали его задницу?"
Судя по продолжающимся звукам криков и стрельбы, он не удивился, когда Таббер покачал головой. "Нет, босс, еще нет. Черт. Посмотри на себя. Что я могу сделать?"
"Ночь наступила. У них есть подкрепление?"
"Какой-то сумасшедший мексиканец; я точно не знаю".
Внизу, на улице, Дробовик Сью кричал что-то о том, чтобы они покончили с потерями и убирались к черту. Нейт не винил ее. Он был склонен согласиться.
"Декс и… " Изматывающий кашель, вырывающийся из его груди, был худшим из всех, настоящая землечерпалка. Меньше похоже на густую жидкую слюну, больше на сгустки рвоты. Она покрывала его горло, нос, подбородок. Он задыхался и стонал.
"Парни Редвольфа?" Таббер снова покачал головой. "За них я точно не знаю, босс. Мы должны найти тебе врача".
"… почти уверен… уже убил его… "
Нет, он не хотел умирать, еще меньше он хотел умереть вот так, на крыльце этой чертовой школы…
…но все врачи мира не имели бы ни малейшего значения, пока неумолимый красный поток поднимался изнутри и топил его в собственной крови.
"Все для Тебя, о великий Учитель! Да, воистину! Эти жертвы из плоти и огня — для Тебя! Во имя Твое, этот бич, эта жертва!"
Прекрасна, так прекрасна горящая церковь! Осквернение священника!
И… что это было?
Что видел его возвышенный взор?
Может ли это быть?
Так ли это?
Неужели он, наконец, наконец, преуспел? Его сочли достойным?
Джозефия потер затянутые дымом глаза. Он разделся, покрыл себя с ног до головы оскверняющими символами, обмотал кишки выпотрошенного проповедника вокруг своих конечностей и туловища, как гирлянды. Его голос охрип от песнопений. Он болел, и он истекал кровью, и мания охватила его, и…
Да!
Там!
За пламенем, приближаясь, увеличиваясь!
Демон! Бегемот! Воплощенный ад!
Путь был открыт! Наконец-то! В этом городе посеянного греха и собранного урожая его молитвы были услышаны! Его служение будет вознаграждено!
Здесь было доказательство! Ни ангелы не остановили его, ни Бог не поразил его, и вот доказательство, воплощенное доказательство того, кто сильнее!
Смеясь от радости, подняв руки в мольбе, он попятился вперед, готовый упасть на колени и унизиться у ног посланника своего Учителя. Пусть его дьявольская моча оросит его обжигающим крещением… пусть он будет помазан!
Безмерно! Колоссально!
От его шагов сотрясалась земля!
Джозефия с нетерпением смотрел на его копыта, топчущие выжженные кратеры, искал взглядом изогнутые рога и огненные глаза. Чешуйчатый, развевающийся хвост. Развернутые, кожистые, дымящиеся великолепием крылья.
Он моргнул и протер глаза от дыма.
Перепончатые копыта были ногами, огромными ногами, но, тем не менее, обычными ногами. Ни рогов, ни хвоста, ни великолепных тлеющих крыльев. В общем, оно очень походило на человека. Большого человека, да. Огромный. Колоссальный. Выпуклый и покрытый мускулами. Но человек.
Неужели…..он еще не полностью принял свою демоническую форму?
Возможно, он предположил слишком много и слишком рано. Он склонился перед ним.
"Я жду…" — только и успел он произнести, как все закончилось с нечестивым треском.
"Сью права", — сказал Леонард. "Нейт мертв, и мы все будем там с ним, если не уйдем. Шевелитесь!"
"А как же…?" — начал Таббер.
"Все остальные могут сами позаботиться о себе, мать их!" В его понимании преданность заходила чертовски далеко. Не было никакой выгоды в том, чтобы оставаться здесь, когда их вырезают одного за другим.
Называйте это стратегическим отступлением, разгромом, абсолютным пиздецом; для Леонарда Локе не имело значения, переживет ли он это. В идеале — с деньгами. Чем больше, тем лучше, чтобы умерить уязвленную гордость.
Им удалось немного перегруппироваться — не вся банда, конечно, и, возможно, даже не половина из тех, кто добрался до Сильвер-Ривер, но некоторые, и когда Леонард начал отдавать приказы, потому что кто-то, черт возьми, должен был это делать, большинство из них подчинились, словно радуясь, что им говорят, что делать. Хорошо, что с ним были двое из трех его постоянных помощников, Сью и Отто, хотя хрен его знает, куда в этом хаосе подевался Билли-Джек после того, как бросил факел в окно почтового отделения.
Ведя подавляющий огонь, они вырвались из укрытия и потащились вперед. Большинство их лошадей оставили привязанными во фруктовом саду в западной части города, но лучше было повернуть на север и обойти, чем давать чертову почтмейстеру легкие мишени.
"Все еще там этот сумасшедший мексиканец", — сказал Таббер.
"И где, черт возьми, Хорсекок?" Сью вертелась на каждом шагу вместе с Джонни Громом. " Видела его кобылу не далее как десять минут назад…"
"К черту Хорсекока и к черту его чертову кобылу!"
Четыре выстрела прозвучали в быстрой последовательности. Четверо мужчин упали, Отто в том числе. Леонард едва успел разглядеть темную фигуру, то тут, то там мелькавшую между зданиями, серапе развевалось, как плащ.
Таббер издал детский визг, несомненно, такой же, какой издавали малыши, когда начинали кувыркаться, и отделился, чтобы повернуть назад, в ту сторону, откуда они пришли. Он бежал, прикрывая голову руками, как девушка отбивается от летучих мышей, которые, как она боялась, могут попасть ей в волосы. Он пробежал около двадцати футов, прежде чем раздались два выстрела с двух разных сторон. Оба попали в цель, закрутив Таббера в неожиданно-грациозном пируэте с булавочными головками. В конце он на мгновение приостановился, выпрямился, словно собираясь сделать поклон, а затем просто рухнул.
"Покажи себя, трусливая дрянь!" Сью осыпала картечью фасад здания, за которым скрылся серапе. "Грязный трус! Выходи и сражайся честно!"
Леонард недоверчиво посмотрел на нее. "Сражаться честно?"
"Я не обязана рассуждать здраво!" — крикнула она ему в лицо.
На это нечего было сказать, поэтому он промолчал.
Половина остальной группы тоже разбежалась, направившись на юг к реке или в поисках мест, где можно спрятаться. Некоторые добрались. Некоторым не удалось. Леонард перестал пытаться следить за ними. Он махнул рукой Гасу и Бертрану, чтобы они шли впереди, хотя, очевидно, они поняли это как то, что нужно бежать как кролики в ближайший переулок.