— А в остальных областях науки: медицине, физике, химии? Что вы можете сказать о них?
— Тут я вам не ответчик. У вас же есть отчет тех, кто в этом разбирается. Исходя из того, что они написали, я их поддерживаю.
— И эти соляриане — настоящие гуманоиды?
— Если судить так, как привыкли судить у нас в системе альфы Центавра, то да.
Старый ученый с раздражением опустился в кресло и хмурым взглядом обвел присутствующих.
— Коллеги, — начал он, — Мы добились малого успеха в том, чтобы по-новому оценить всю эту путаницу несообразностей. Перед нами раса гуманоидов на высочайшем технологическом уровне развития, которой в то же время присущи антинаучная вера в сверхъестественные силы, невероятное, детское пристрастие к индивидуализму, одиночному и групповому, и, что хуже всего, отсутствие достаточно широкого кругозора, чтобы воспринять всегалактическую культуру.
Он взглянул на сидящего напротив него угрюмого центаврианина.
— Именно с такой расой мы имеем дело, если поверить отчету, и тогда придется пересмотреть все фундаментальные аксиомы психологии. Но лично я отказываюсь верить подобному, с позволения сказать, кометному газу. Если откровенно, то все упирается в неумение подобрать нужных специалистов. Надеюсь, вы все согласитесь со мной, когда я скажу, что этот отчет можно смело выбросить, и только следующая экспедиция, составленная из специалистов в своей области, а не неопытных молодых психологов и солдат…
Монотонный голос ученого был внезапно прерван ударом железного кулака по столу. Джоселиан Арн, чье мощное тело содрогнулось от ярости, утратил выдержку и дал выход своему гневу.
— Вот уж, клянусь трясущимся отродьем Темплиса, червями ползучими и комарами летучими, выгребными ямами и чумными язвами, клянусь одеянием самой смерти, такого я не по-терплю! Вы, значит, расселись тут со своими теориями, со своей всеобъемлющей мудростью и отрицаете то, что я видел собственными глазами! Или мне не верить своим глазам, — он говорил, и глаза его полыхали, — только лишь потому, что вы своими параличными руками испачкали бумагу своими уклончивыми замечаниями? В системе альфы Центавра не продохнешь от этих мудрецов, что крепки задним умом, скажу я вам, — и психологи среди них первые. Чтоб их разорвало, уткнулись в свои талмуды, позапирались в лабораториях и в упор не видят всего, что происходит вокруг в живом мире. Психология, как же! Гнилые, вонючие…
Пряжка на его поясе грозилась отлететь, глаза пылали, кулаки сжались. На мгновение он показался почти беспомощным. Потом, взглянув на присутствующих, он обнаружил, что не может оторваться от загадочных зеленых глаз крохотного человека, чья внимательность и пронзительность подействовали на него не хуже холодного душа.
— Я тебя знаю, Джоселиан Арн. — Тан Порус говорил медленно, тщательно выговаривая слова. — Ты мужественный человек и храбрый солдат, но я вижу, что ты не любишь психологов. И это скверно для тебя, потому что именно на психологии основаны все успехи Федерации. Стоит отказаться от нее, и наш союз развалится, Федерация распадется, Галактическое Объединение рухнет. — Его голос сменился мягким, обволакивающим напевом. — Ты давал клятву защищать систему от всех ее врагов, и теперь сам стал для нее величайшей опасностью. Ты разрушаешь фундамент, ты подкапываешься под корни. Ты отравляешь ее истоки. Ты беспринципен, ты беспечен. Ты — изменник!
Центаврианский воин потупил голову. Порус говорил, а его охватывало глубокое и болезненное раскаяние. Воспоминание о его собственных словах мгновением позже легло на его совесть. Когда Порус закончил, Арн опустил голову и зарыдал. Слезы текли по изрезанному шрамами лицу, которое не знало их уже сорок лет.
Порус снова заговорил, но теперь его голос громыхал раскатами грома.
— Хватит ныть, трус! Опасность надвигается! К оружию!!!
Джоселиан Арн мгновенно насторожился. Печаль, охватившая его, испарилась, точно ее и вовсе не существовало.
Зал содрогнулся от хохота. Воин только теперь разобрался в ситуации. Таким способом Порус решил наказать его. С его превосходным знанием окольных воздействий на разум гуманоида ему было достаточно надавить на соответствующую кнопочку и…
Центаврианин смущенно прикусил губу, но ничего не сказал.
Но и сам Тан Порус не смеялся. Довести вояку до слез — одно дело, а унизить его — другое. Он быстренько выбрался из кресла и похлопал маленькой ручкой по мощному плечу.
— Не обижайся, друг мой, это всего лишь маленький урок, не больше. Боритесь с субгуманоидами и враждебным окружением в полусотне миров. Рвитесь в космос на протекающем, дряхлом звездолете, но никогда, никогда не задевайте психолога. В следующий раз он может рассердиться всерьез.
Арн запрокинул голову и захохотал. От могучего рева, силой больше смахивающего на землетрясение, зал содрогнулся.
— Ты дал хороший урок, психолог. Разнеси меня на атомы, если ты не прав.
Большими шагами он вышел из зала, плечи его все еще вздрагивали от сдерживаемого смеха.
Порус нырнул в свое кресло и повернулся лицом к присутствующим.
— Коллеги, мы с вами встретились с интересной расой гуманоидов.
— Ну-ну, — едко произнес Обель. — Великий Порус решил взять своего ученичка под защиту. Похоже, ваша способность усваивать материал улучшилась, поскольку вы готовы взять на веру доклад Харидина.
Харидин, стоящий в стороне, покраснел от негодования, но не сдвинулся с места.
Порус нахмурился, но голос его ничуть не изменился.
— Вот именно, и доклад, если его внимательно проанализировать, может привести к революции в науке. Это же психологические золотые россыпи, а Хомо Сол — находка, случающаяся раз в тысячелетие.
— Говорите конкретнее, Тан Порус, — протянул кто-то, — Ваши трюки хороши для тупоголовых центавриан, но на нас-то они не действуют.
Вспыльчивый маленький ригелианец буквально вскипел от ярости. Он пригрозил говорившему худеньким кулачком.
— Можно и конкретнее, Инар Тубал, клоп ты волосатый космический. — Было отчетливо видно, что его ярость и благоразумие вступили в отчаянную схватку. — Да здесь найдется больше для гуманоида, чем вы можете себе представить, и уж гораздо больше, чем вы, умственные калеки, можете вообразить. Нет, необходимо ткнуть вас в ваше невежество, этакое вы сборище иссохших ископаемых. Могу гарантировать, что способен продемонстрировать вам немного такой психотехники, что у вас все кишки перевернутся. Я вам гарантирую панику, дебилы, панику! Всемирную панику!
Воцарилось благоговейное безмолвие.
— Вы сказали — паника? — заикаясь, выдавил Фриан Обель, его зеленая кожа посерела. — Всемирная паника?
— Вот именно, попугай несчастный! Дайте мне пятьдесят гуманоидов и шесть месяцев, и я вам продемонстрирую панику, мир, охваченный паникой!
Обель тщетно попытался ответить. Его рот скривился в героическом усилии сохранить серьезность, но не смог. И словно по сигналу, все собравшиеся покатились в едином пароксизме смеха.
— Помню, — с трудом выдавил Инар Тубал, сирианин, по круглому лицу которого катились слезы неподдельного веселья, — был у меня один студент, который однажды заявил, что открыл стимул, способный вызвать всемирную панику. Я проверил его вычисления и высчитал, что он вознес в степень число, не там отделив целое от дроби. Так что он сбился всего на десять порядков. На сколько сбились вы, коллега Порус?
— Порус, разве вы не знаете закона Кроута, согласно которому невозможно вызвать панику более чем у пяти гуманоидов одновременно? Может, нам принять резолюцию, отменяющую этот закон? Может, нам и атомную теорию отменить, если мы ее не понимаем? — весело хихикнул Семпер Гор с Капеллы.
Порус выскочил из-за стола и схватил председательский молоток Обеля.
— Любой, кто вздумает засмеяться, получит по своей пустой башке вот этим!
Тотчас же стало тихо.
— Я беру с собой пятьдесят ассистентов, — отрезал зеленоглазый ригелианец, — и Джоселиан Арн доставляет меня к Солнцу. Я хочу, чтобы со мной отправились пятеро из вас — Инар Тубал, Семпер Гор и еще трое на ваш выбор, чтобы я мог полюбоваться их дурацкими лицами, когда продемонстрирую им то, что обещал, — Он угрожающе поднял молоток, — Ну!
Фриан Обель безмятежно воззрился на потолок.
— Договорились, Порус: с вами отправятся Тубал, Гор, Хелвин, Прат и Винсон. К концу отведенного срока мы или оказываемся свидетелями всемирной паники, что будет очень приятно, или же присутствуем при том, как вы отказываетесь от собственных слов, что представляется еще более приятным.
Вынеся это постановление, он хихикнул про себя.
Тан Порус задумчиво смотрел в окно. Перед ним во все стороны до самого горизонта раскинулся Терраполис, столица Земли. Приглушенный шум города доносился даже сюда, на полукилометровую высоту.
Было в этом городе что-то невидимое, неосязаемое, но не становящееся от этого менее реальным. И наличие оного становилось для маленького психолога все более очевидным. Он сам создал эту удушающую пелену липкого страха, опустившуюся на весь метрополис, — ужасающий, жуткий туман темной неуверенности, смыкающий холодные пальцы на горле человека и ненадолго, всего лишь ненадолго, подменивший подлинную панику.
Именно об этом говорили голоса, сливающиеся в городской шум, и каждый голос являл собой крохотную крупицу страха.
Ригелианец с неудовольствием отвернулся.
— Эй, Харидин! — рявкнул он.
Молодой арктурианец оторвался от телевизора.
— Вы меня звали, шеф?
— А что, по-твоему, я еще сделал? Беседовал сам с собой? Что было в последней сводке из Азии?
— Ничего нового. Стимулы недостаточно сильны. Похоже, у желтокожих более флегматичная натура, чем у белого большинства Америки и Европы. Но я все-таки распорядился не усиливать воздействие.
— Да-да, — согласился Порус, — усиливать не надо, иначе мы рискуем получить активную панику, — Он задумчиво помолчал. — Слушай-ка, мы почти у цели. Скажи им, пусть ударят по нескольким крупным городам — они более восприимчивы, — и на этом успокоимся. — Он снова повернулся к окну. — Великий космос! Ну и мир! Ну и мир! Открывается совершенно новая ветвь психологии… мы о таком и мечтать не могли. Психология толпы, Харидин, психология толпы! — Порус выразительно покачал головой.