В центре плотной группы оказался Лор Харидин, он был еще молод, но уже удостоен титула Старшего. Теперь, будучи ассистентом Поруса, в создавшейся ситуации Лор являлся хозяином положения.
— Значит, смотрите, коллеги, только учтите, что всех подробностей я не знаю. Они — секрет старика. Все, что я могу вам сообщить, — это, так сказать, генеральная идея — то, каким образом он решил проблему.
Собравшиеся придвинулись поближе.
— Я слышал, что он воспользовался новыми математическими символами, — заметил кто-то, — как и в тот раз, когда у нас возникли проблемы с гуманоидами с Земли.
Лор Харидин покачал головой.
— Еще хуже! Представить не могу, что заставило его мысль двигаться в этом направлении. Может, мозговая атака, может, кошмары, но, как бы там ни было, он обратился к мнимым величинам — квадратному корню из минус единицы.
Последовало благоговейное молчание, после чего кто-то произнес:
— Просто не могу поверить!
— Это факт! — последовал благодушный ответ.
— Но ведь в этом нет никакого смысла. Что может представлять собой квадратный корень из минус единицы, если брать его в психологическом понимании? Это будет означать…
Говоривший произвел в уме быстрые вычисления, как и большинство присутствующих.
— Получается, что нервные синапсы смыкаются не более и не менее как в четырех измерениях!
— Вот именно, — отозвался кто-то еще. — Мне представляется, что если ты воздействовал на спрута сегодня, то его реакция последует вчера. Вот что должны означать здесь эти мнимые величины. Кометный газ! Мне и сказать-то больше нечего.
— Это все потому, что вы совсем не тот человек, что Тан Порус, — отозвался Харидин, — Вы полагаете, что его интересовало, сколько мнимых величин возникло на промежуточных стадиях, если все они в конечном результате свелись к квадратному корню из минус единицы. Все, что его интересовало, — это то, что конечный результат сводится к простенькому выражению, которое помогает предсказать непонятные приступы сонливости. Что же касается их физической природы, то какое это имеет значение? Математика — всего лишь инструмент, не более.
Обдумывая услышанное, присутствующие погрузились в удивленное молчание.
Тан Порус восседал в отдельной каюте на борту новейшего и наиболее шикарного межзвездного лайнера и с удовольствием взирал на стоявшего перед ним молодого человека. Он был в поразительно хорошем настроении и, пожалуй, впервые за всю свою жизнь не выходил из себя, давая интервью деловитому, проницательному представителю «Эфир-Пресс».
Репортер, в свою очередь, молча удивлялся приветливости ученого. Он уже успел убедиться на горьком опыте, что большинство ученых недолюбливают репортеров, а психологи в особенности считают их подходящим объектом для отработки своих методов, вызывая убийственно смешные для других реакции.
Он вспомнил, как однажды старикан с Канопуса убедил его, что величайшее наслаждение — жить на деревьях. Потребовалось двенадцать человек, чтобы стащить его с самой вершины, и специалист-психолог, который привел его рассудок в норму.
А теперь он имел дело с величайшим из них, Таном Порусом, и тот деловито отвечал на вопросы, как и полагается нормальному разумному существу.
— И еще, профессор, — говорил репортер, — я хотел бы узнать, как следует понимать эти мнимые величины? — Затем он торопливо добавил: — Не в математическом смысле, тут мы верим вам на слово. Я имею в виду, не могли бы вы дать нам общее представление, которое смог бы понять средний гуманоид. К примеру, я слышал, что у спрута четырехмерный мозг.
Порус взревел:
— О Ригель! Четырехмерная чепуха! Если говорить чистую правду, то эти мнимые величины, которыми я воспользовался и которые, как я вижу, вызывают такие фантазии у общественности, вероятнее всего, свидетельствуют ни о чем другом, как об определенных аномалиях в нервной системе спрута, но каких именно — я не знаю. С точки зрения основополагающих законов экологии и микропсихологии ничего необычайного обнаружено не было. Нет сомнений, что ответ лежит на уровне атомной структуры мозга этого существа, но тут я бессилен. — В его голосе зазвучали нотки презрения. — Ядерные физики настолько отстали от психологов, что нет смысла просить их разобраться с этим нюансом.
Репортер принялся яростно строчить стилом. Завтрашний заголовок уже сформировался в его голове: «Прославленный психолог обвиняет физиков-ядерщиков!»
Тут же возник заголовок для послезавтрашнего выпуска: «Оскорбленные физики разоблачают прославленного психолога!»
Научные распри пользовались большой любовью у «Эфир-Пресс», в особенности те, которые случались между физиками и психологами, каковые, как хорошо известно, органически не переносили друг друга.
Репортер поднял сияющие глаза.
— Профессор, вы, конечно, знаете, что гуманоиды Галактики очень интересуются личной жизнью ученых. Надеюсь, вы не обидитесь, если я задам вам несколько вопросов, касающихся вашей поездки домой, на Ригель IV?
— Валяйте, — добродушно согласился Порус. — Скажите им, что я выбрался домой впервые за два последних года и я весь в предвкушении. Арктур малость слишком желтоват для моих глаз, а обстановка здесь малость слишком громоздка.
— Это правда, что дома вас ждет жена?
Порус закашлялся.
— Да. Это самая очаровательная малышка во всей вселенной. Я с нетерпением жду встречи с ней. Запишите это.
Репортер записал.
— Тогда почему вы не взяли ее с собой на Арктур?
Добродушие частично испарилось с лица Поруса.
— Я предпочитаю быть один, когда работаю. Женщины хороши на своем месте. К тому же мое представление об отдыхе — это побыть в одиночестве, безо всех. Этого не записывайте.
Репортер не стал записывать.
Он взглянул на своего миниатюрного собеседника с откровенным восхищением.
— Скажите, профессор, каким образом вам все же удалось оставить ее дома? Надеюсь, вы раскроете мне секрет? — Он с чувством вздохнул и добавил: — Мне это может пригодиться.
Порус хохотнул.
— Так и быть, скажу, сынок. Если ты первоклассный психолог, то ты хозяин и в собственном доме!
Он дал понять, что интервью окончено, но тут же внезапно схватил своего собеседника за руку, пронзив его взглядом зеленых глаз.
— Послушай, сынок, знаешь ли, ты бы лучше не упоминал в статье о моем последнем замечании.
Репортер побледнел и отшатнулся.
— Нет, ни в коем случае, сэр! Среди нас, профессионалов, ходит такая присказка: «Не обезьянничай вокруг психолога, иначе он сделает обезьяну из тебя».
— Хорошо сказано! И знаешь ли, мне под силу осуществить это в буквальном смысле — если понадобится.
Молодой репортер тут же втянул голову в плечи, вытер холодный пот со лба и покончил с расспросами.
Направляясь к выходу, он на мгновение почувствовал, словно качается на краю обрыва, и сделал для себя мысленную пометку: в дальнейшем отказываться от любых интервью с психологами до тех пор, пока ему не повысят зарплату.
Свет находившегося в десяти миллиардах километров девственно-белого шара Ригеля достиг глаз Поруса, и что-то трепыхнулось в его сердце.
Реакция В-типа — ностальгия, условный рефлекс, ассоциирующий Ригель со счастливыми переживаниями молодости…
Термины, фразы, уравнения закружились в его изощренном уме, но назло им он был счастлив. На недолгий период человек восторжествовал над психологом, и Порус отказался от анализа ради изумительной радости побыть некритично счастливым.
Он поднялся посреди периода сна за две ночи до прибытия, чтобы застать первый, мимолетный облик Ханлона, четвертой планеты Ригеля, его родного мира.
Где-то там в этом мире, на берегу спокойного моря, стоит небольшой двухэтажный домик, совсем маленький домик — не те громадные здания, которые пригодны разве что для арктуриан и прочих громоздких гуманоидов.
Как раз настал летний сезон, и дома, должно быть, купаются в жемчужном свете Ригеля, и какое это должно быть удовольствие после резкого, желто-красного Арктура.
И он чуть ли не кричал от наслаждения — самая первая ночь, которую он проведет, в поте лица объедаясь жареным триптек-сом. Вот уж два года, как он не пробовал его, а его жена — лучшая мастерица приготовлять триптекс во всей системе.
При мысли о жене он слегка поморщился. Это подлость — бросить ее вот так дома на два года, но это диктовалось необходимостью. Он еще раз взглянул на разложенные бумаги. Пальцы его лишь слегка подрагивали, когда он принялся перебирать страницы. Весь остаток дня он потратил на вычисление ее реакции, когда она увидит мужа впервые после двухлетней разлуки, и результаты получались не из утешительных.
Нина Порус была дамой неукротимой эмоциональности, и ему предстояло действовать четко и эффективно.
Он быстро отыскал ее глазами в толпе и улыбнулся. Было приятно снова увидеть ее, даже если вычисления и предвещали ему затяжные и серьезные шторма. Он еще раз мысленно пробежался по своей заготовленной речи и внес последние корректировки.
В этот момент она увидела его и неистово замахала руками, пробиваясь в передние ряды встречающих. Она повисла на его шее раньше, чем он успел к этому подготовиться, и, оказавшись в ее любящих объятиях, Тан Порус с удивлением обнаружил, что млеет от счастья.
Это была вовсе не та реакция, что предполагалась. Что-то шло не так, как следовало.
Жена ловко провела его сквозь толпу репортеров к поджидавшему стратокару, тараторя всю дорогу:
— Тан Порус, я уж думала, что не доживу до встречи с тобой. До чего же здорово, что мы снова вместе. Ты был совершенно не прав. Дома, конечно, очень здорово, но когда тебя нет, все как-то не так.
Зеленые глаза Поруса остекленели.
Подобные речи были совершенно нехарактерны для Нины. Для чутких ушей психолога это звучало чем-то приближающимся к бреду безумца. Он был настолько ошарашен, что не мог даже промычать что-то в ответ на отдельные высказывания. Медленно коченея в кресле, он наблюдал, как земля уносится назад, слышал, как