Единственное, что он знал, да и то скорее на интуитивном уровне, так это то, что жена его не повредилась рассудком и не сделала его сентиментальным, и он знал, что не ошибся. Ведь только в последние секунды глаза ее наполнились слезами, а голос задрожал. Она выхватила из широкого рукава платок и торопливо выбежала из комнаты.
Психолог поглядел ей вслед, потом нагнулся и поднял тоненькую книжечку, которая выпала, когда она доставала платок.
Не взглянув на обложку, он сунул брошюрку во внутренний карман туники, криво усмехнулся и сказал:
— Талисман!
Одноместный катер Тана Поруса мчался сквозь «поле смерти». Почти сразу же на него навалилось липкое ощущение заброшенности.
Он передернул плечами.
— Воображение! Сейчас нельзя позволять нервам распускаться!
Неверное сияние — искры, гаснущие раньше, чем он успевал их рассмотреть, — разлилось в воздухе вокруг него. Потом оно охватило весь корабль, и, взглянув наверх, ригелианин увидел, что пять эронианских рисовых пташек, которых он захватил с собой, беспорядочной грудой перьев лежат на полу своей клетки.
— Значит, «поле смерти» уже здесь, — пробормотал он. — Поле уже проникло сквозь стальную оболочку катера.
Посадка вышла неуклюжей — катер сильно ударился о грунт обширного университетского спортивного поля. Тан Порус, нелепая фигура в громоздком осмиевом скафандре, выбрался наружу и осмотрел окрестности. Зрелище это не вселило в него надежды. От бурой щетины под ногами до светящегося тумана, который сменил нормальную голубизну неба, все вокруг говорило только об одном — о смерти.
Он направился к факультету психологии.
В лаборатории было темно, шторы так и остались опущенными. Он поднял их и принялся изучать бассейн со спрутом. Водяной насос продолжал работать, поэтому бассейн был полон. Впрочем, это было единственным нормальным явлением во всем окружающем. Только несколько темно-коричневых обломков стеблей осталось от того, что недавно было морским папоротником. Сам спрут безучастно лежал на дне бассейна.
Тан Порус вздохнул. Он чувствовал себя усталым и несколько оцепеневшим. Голова была как в тумане. Какое-то время он глядел перед собой и ничего не видел.
Потом, собравшись с силами, он поднял бутыль, которую принес с собой, и поглядел на этикетку — двенадцативалентная гидрохлоридовая кислота.
Рассеянно пробормотал про себя:
— Две сотни кубиков. Теперь выливаем все содержимое и насильно заставляем PH понизиться, если только ионная активность водорода имеет здесь какое-либо значение.
Он нащупал стеклянную пробку и неожиданно рассмеялся. Чувствовал он себя в точности так же, как в тот один-единственный раз в жизни, когда он напился.
Он помотал головой, стряхивая паутину, окутывающую мозг.
— Теперь выждем несколько минут, пока сработает, и что потом? Понятия не имею. Что-нибудь да как-нибудь. А эта тварюга станет хламом! Станет хламом! Хламом!
Он принялся напевать простенькую популярную песенку, пока кислота делала свое дело в открытом бассейне.
Тан Порус почувствовал, что доволен собой, и опять рассмеялся. Потом он взболтал воду бронированной рукой и расхохотался еще сильнее, а потом опять вернулся к песенке.
Тут он заметил начало неуловимых перемен в окружающем. Он уцепился за это и петь перестал. Тут же происшедшее обрушилось на него стремительным потоком холодной воды. Сияние в атмосфере исчезло!
С внезапной решительностью он отстегнул шлем и отшвырнул его прочь.
После этого Тан Порус полной грудью вобрал в себя воздух, несколько затхлый, но совсем не смертоносный.
Он наполнил кислотой бассейн с водой, он уничтожил поле в зародыше!
Можно отметить полную победу чистой математической психологии.
Он выбрался из осмиевого скафандра и потянулся. Давление на грудь напомнило ему кое о чем. Доставая брошюру, которую уронила его жена, Порус заметил:
— Талисман послужил на славу.
Он улыбнулся собственному капризу.
Улыбка застыла, когда он впервые взглянул на название, указанное на книжке.
Там значилось: «Вспомогательный курс по прикладной психологии. Занятие пятое».
Это было равнозначно тому, как если бы что-то большое и тяжелое внезапно обрушилось на голову Поруса и заставило его прозреть. Нина, должно быть, целых два года изучала прикладную психологию!
Так вот каким был недостающий фактор!
Ему следовало бы предусмотреть его, тогда бы он смог воспользоваться тройными временными интегралами, но…
Он надавил клавишу коммуникатора и вышел на связь:
— Эй! Говорит Порус! Я обращаюсь ко всем вам! Поле смерти исчезло. Я перехитрил спрута!
Он отключился и с торжеством добавил:
— И свою жену тоже!
Довольно странно — а может, ничего странного в этом и нет! — но эта вторая победа доставила ему гораздо больше радости.
Прикол
Во время летних каникул студенческий городок Арктурского университета на Эроне, второй планете системы Арктура, становился весьма унылым, да к тому же и очень жарким местом, поэтому не стоило удивляться, что для второкурсника Майрона Тубала жизнь наполнилась скукой и тоской. Заглянув вот уже в пятый раз за день в студенческий клуб в отчаянной попытке увидеть хотя бы одно знакомое лицо, он наконец с радостью обнаружил там Билла Сефана, зеленокожего юношу с пятой планеты Веги.
Сефан, как и Тубал, завалил биосоциологию и теперь остался на каникулы в университете, готовясь к переэкзаменовке. Подобная несправедливость судьбы делает второкурсников закадычными друзьями.
Обессилевший от жары Тубал буркнул что-то вместо приветствия, плюхнул в самое большое кресло свое огромное безволосое тело коренного арктурца и спросил:
— Новичков уже видел?
— Так рано? До начала осеннего семестра еще шесть недель! Тубал зевнул.
— Таких у нас еще не было. Это первая группа из Солярианской системы — десять первокурсников.
— Солярианской системы? Ты имеешь в виду новую систему, что присоединилась к Галактической Федерации три… нет, четыре года назад?
— Та самая. Их главная планета называется, кажется, Земля.
— Ну так что?
— Да ничего особенного. Прилетели, и все. Кое у кого из них на верхней губе растут волосы — смотрится очень глупо. Но если этого не брать в расчет, они выглядят как любой из десятка разновидностей гуманоидов.
Тут распахнулась дверь и ворвался коротышка Ври Форасе. Родом он был с единственной планеты Денеба, и сейчас покрывающий его лицо и голову короткий серый мех топорщился от возбуждения, а большие пурпурные глаза восхищенно светились.
— Слушайте, — пропищал он, задыхаясь после бега, — вы уже видели землян?
Сефан вздохнул:
— Неужели никто так и не сменит тему? Тубал мне только что о них рассказал.
— Уже? — разочарованно отозвался Форасе. — Но… он говорил, что это та самая ненормальная раса, которая наделала столько шума, когда Солярианскую систему приняли в Федерацию?
— Внешне они мне показались вполне нормальными, — заметил Тубал.
— Да я не об их внешности толкую, — с отвращением пояснил денебианец. — Все дело в их мышлении. Психология! Вот в чем главное!
Форасе учился на психолога.
— Вот как! И что же в них такого особенного?
— Психология толпы у этой расы совершенно неправильная, — принялся торопливо выкладывать Форасе. — Когда они собираются вместе в больших количествах, то не только не становятся менее эмоциональными, что характерно для всех известных нам типов гуманоидов, а еще более увеличивают свою эмоциональность! Собравшись толпами, земляне начинают бунтовать, впадать в панику, сходить с ума. И чем больше их собирается, тем сильнее эффект. Представляете, мы даже изобрели новое математическое обозначение, чтобы справиться с этой проблемой. Смотрите!
Он быстро выхватил из кармана блокнот и стилус, но ручища Тубала прихлопнула их к столу раньше, чем стилус успел коснуться бумаги.
— Ура! Меня осенила потрясающая идея! — воскликнул Тубал.
— Могу представить! — буркнул Сефан.
Тубал не обратил на него внимания. Он снова улыбнулся и задумчиво пригладил ладонью лысый череп.
— Слушайте, — произнес он с неожиданным вдохновением, и его голос упал до заговорщического шепота.
Альберт Уильямс, недавно прилетевший с Земли, зашевелился во сне и вдруг осознал, что чей-то палец тычет его в ребра. Он открыл глаза, повернул голову и спросонья уставился в темноту, потом ахнул, резко сел и потянулся к выключателю лампы.
— Не шевелись, — приказал кто-то, стоящий рядом. Уильямс услышал легкий щелчок, в лицо ему ударил узкий жемчужно-белый луч карманного фонарика.
— Ты кто такой, черт тебя побери? — моргая, спросил Уильямс.
— Сейчас ты встанешь, — твердо заявил незнакомец, — оденешься и пойдешь со мной.
Уильямс зловеще ухмыльнулся:
— А ну, попробуй меня скрутить!
Ответа не последовало, но луч фонарика переместился немного в сторону, осветив вторую руку злоумышленника. Она держала нейронный хлыст, то самое маленькое приятное оружие, что парализует голосовые связки и завязывает нервы маленькими узелками мучительной боли. Уильямс с трудом сглотнул и вылез из постели.
Он молча оделся, потом спросил:
— Ладно, что мне теперь делать?
Поблескивающий хлыст указал на дверь.
— Просто иди впереди, — велел незнакомец, когда землянин шагнул в нужную сторону.
Уильямс вышел из комнаты, прошел по пустынному коридору и спустился на восемь этажей по лестнице, так и не осмелившись оглянуться. Выйдя на улицу, он остановился, но тут же почувствовал прикосновение металла к спине.
— Знаешь, где находится Обел-холл?
Кивнув, Уильямс зашагал дальше. Он миновал Обел-холл, свернул вправо на Университетскую авеню и, пройдя по ней около полумили, направился в сторону, к рощице. Там, в темноте, смутно угадывался корпус звездолета с наглухо задраенными иллюминаторами, и лишь тусклая полоска света выдавала расположение едва приоткрытой двери шлюза.