В этот самый момент (как будто специально) коридор заполнил спокойный, гулкий голос Мультивака:
— ДЖОРДЖ… ВАШИНГТОН… БЫЛ… ОТЦОМ… СВОЕЙ… СТРАНЫ… НО… У… НЕГО… НЕ… БЫЛО… ДЕТЕЙ…
Джо громко расхохотался, и его смех прозвучал сейчас как-то неприятно, почти святотатственно.
— Кончай, Джо, — сказал Бен, поморщившись.
Джо унялся, но широкая ухмылка по-прежнему гуляла на его губах.
— Но ведь смешно, а! Почему бы не посмеяться? Вот тебе пример случайной взаимосвязи. Мультивак обладает информацией о том, что Джорджа Вашингтона называли «отцом страны». Но также у него имеются данные, что у папы Джорджа детей не было. Вот Мультивак и сложил вместе два и два.
— Но его голос звучал как будто удивленно, — заметил Бен. — С его точки зрения, тут присутствовала некая нестыковка. И он размышлял над этим.
— Нет, ты все-таки безнадежен, — покачал головой Джо, — Мультивак не способен удивляться. И его голос не предназначен для передачи эмоций. И он не может «размышлять». Он просто обнаружил два факта, в которых содержался элемент противоречия, и поэтому соединил их союзом «но». Создал утвердительную конструкцию в духе «А, но не А». — Джо глянул на свои часы. — Да не волнуйся ты так, еще пятнадцать минут, и отдых Мультивака закончится. Он снова вернется к своим информационным обязанностям, и все твои тревоги как рукой снимет. — Он зевнул.
Но Бен и не собирался успокаиваться. Поставив локти на колени, он упер подбородок в один из кулаков.
— Мультивак как-то слишком тихо себя ведет, — пробормотал он. — Почему он сказал именно эту фразу? С каждым днем Мультивак становится все больше. Больше схем. Больше информации. Мы все улучшаем и улучшаем его. Когда Мультивак только появился, мы могли вводить в него только бинарные коды. И в таком же виде получали ответы. Потом он научился печатать. Затем — выводить слова на экран. Сейчас он умеет разговаривать на десяти языках и отвечать нам вслух.
— Ну и что с того?
— Сколько осталось до того, как он оживет? Насколько сложнее, насколько больше он должен стать? В какой момент он перестанет быть машиной и превратится в мыслящее существо? Должна же быть какая-то грань.
— Это тебя в метафизику понесло. С таким же успехом можно беспокоиться насчет того, а не примется ли пианино писать свои собственные симфонии, если его с каждым разом все лучше и лучше настраивать.
Бен снова обвел подозрительным взглядом нависшую над ним сложнейшую машину, вернее, ее внутреннюю оболочку. Миллионы и миллионы тонн великолепно организованной материи… Наверняка наступит момент, когда слово «машина» уже нельзя будет применять к тому, что их сейчас окружает.
Мультивак продолжал хранить молчание. Как правило, результатом его «отдыха» становилась мешанина обрывочной информации, клубок абсолютно отвлеченных взаимосвязей. Но периодически он весьма удачно соединял друг с другом абсолютно разрозненные факты, и от этих случайных соединений весь ученый отдел вставал на уши.
Однако на сей раз он родил на свет лишь замечание относительно Джорджа Вашингтона. И ничего больше.
«И все-таки он размышляет, — подумал про себя Бен и поежился при мысли об этом. — Размышляет над чем-то очень-очень важным».
Джо Чиалли с кряхтеньем поднялся с табуретки.
— А кстати, ну, допустим, оживет он — как ты это определишь? Или он должен будет сразу превратиться в прекрасного принца?
— Никак, — буркнул Бен. — Ладно, хватит болтать, пора уже переводить Мультивак в рабочий режим.
И это он сделает с радостью. А еще с большей радостью вырвется отсюда во внешний мир, когда закончится его недельная смена. Он наконец-то выйдет из этой машины… или что там оно еще.
Они проследовали к одной из главных секций и проверили настройки — один рычаг должен был автоматически заставить переключиться все подобные рычаги во всех остальных главных секциях, которых насчитывалось уже больше сотни.
Бен уже было потянулся к рычагу, но вдруг так и замер с висящей в воздухе рукой.
Мультивак снова заговорил.
Слова величаво катились по коридору, порождали эхо и снова накатывали тяжелыми волнами на двух людей, которые с побелевшими лицами таращились друг на друга. А затем Джо потянулся к рычагу, усилием воли заставил свои пальцы сомкнуться вокруг рукояти и переключил его в рабочий режим.
Голос Мультивака разом смолк.
Но Бен продолжал слышать его.
Он слышал, как Мультивак повторяет снова и снова одни и те же слова:
— КТО… Я… ТАКОЙ……………..КТО… Я… ТАКОЙ…………..КТО… Я… ТАКОЙ……………….КТО… Я… ТАКОЙ……………….КТО… Я…………………….
Настоящая любовь
Меня зовут Джо. Именно так называет меня мой коллега Милтон Дэвидсон. Он программист, а я — компьютерная программа. Я вхожу в комплекс Мультивак и связан с другими его частями во всем мире. Я знаю все. Почти все.
Я — персональная программа Милтона. Его Джо. Он понимает в программировании больше, чем кто-либо на свете, а я — его экспериментальная модель. Благодаря ему я разговариваю лучше любого другого компьютера.
— Все дело в том, чтобы звуки соответствовали символам, Джо, — сказал он мне. — Так работает человеческий мозг, хотя мы до сих пор не знаем, какими символами он пользуется. А твои символы мне известны, и я могу к каждому подобрать слово.
Итак, я умею говорить. Мне кажется, что говорю я хуже, чем думаю, но Милтон считает, что я говорю очень хорошо.
Милтон никогда не был женат, хотя ему почти сорок. По его словам, он еще не встретил подходящую женщину. Однажды он сказал мне:
— Я все-таки найду ее, Джо. И найти я намерен лучшую. У меня будет настоящая любовь. Ты мне поможешь. Мне надоело совершенствовать тебя для решения мировых проблем. Реши мою проблему. Найди мою настоящую любовь.
— А что такое настоящая любовь? — спросил я.
— Не важно. Это абстракция. Просто найди мне идеальную Девушку. Ты связан с комплексом Мультивак. Тебе доступны банки данных на каждого человека, живущего на земле. Мы будем исключать целые группы и классы людей, пока не останется она одна, одна-единственная. Само совершенство. Она и будет моей.
— Я готов, — сказал я.
— Сначала исключи всех мужчин.
Это было просто. Его слова привели в действие мои связи на молекулярном уровне, и я подключился к банкам данных обо всех людях мира. По команде Милтона я исключил 3 784 982 874 мужчин. Осталось 3 786 112 090 женщин.
— Исключи всех моложе двадцати пяти и старше сорока лет, — продолжал Милтон. — Затем исключи всех с коэффициентом интеллекта ниже ста двадцати; всех, кто ниже ста пятидесяти и выше ста семидесяти пяти сантиметров ростом.
Он дал мне точные указания: исключить женщин с детьми, исключить женщин с генетическими отклонениями.
— Я не вполне уверен насчет глаз… — сказал он. — Ладно, это подождет. Но никаких рыжеволосых. Я не люблю их.
Через две недели у нас осталось 235 женщин. Все они очень хорошо говорили по-английски. Милтон сказал, что языковая проблема ему ни к чему: компьютерный перевод будет помехой в интимные моменты.
— Я не могу переговорить со всеми двумястами тридцатью пятью женщинами, — сказал он. — На это уйдет слишком много времени, да и моя цель стала бы всем известна.
— Да, могут быть неприятности, — согласился я.
Милтон велел мне делать то, что мне не полагалось. Но никто об этом не знал.
— Это никого не касается, — сказал он, и кожа на его лице покраснела. — Вот что, Джо. Я дам тебе голографические портреты, а ты сравнишь с ними наших претенденток.
И он принес голографические портреты.
— Это три победительницы конкурсов красоты. Кто-нибудь из наших двухсот тридцати пяти похож на них?
Восемь женщин оказались очень похожи.
— Прекрасно, — сказал Милтон. — У тебя есть все сведения о них. Изучи рынок труда и устрой так, чтобы их взяли к нам на работу. По очереди, конечно. В алфавитном порядке, — добавил он после некоторого размышления.
Мне не полагалось выполнять подобные операции. Перевод человека на другую работу в личных целях называется махинацией. Но Милтон устроил так, что я смог это сделать, — правда, только для него и ни для кого другого.
Первая девушка прибыла через неделю. Милтон покраснел, когда ее увидел. Он разговаривал с ней так, как будто каждое слово давалось ему с трудом. Они проводили вместе много времени, и он не обращал на меня никакого внимания. Однажды он предложил ей: «Давайте пообедаем вместе».
На следующий день он признался:
— Что-то не получилось. Чего-то не хватало. Она очень красива, но я не ощутил прикосновения настоящей любви… Попробуй следующую.
Но со всеми восемью повторилось то же. Они были очень похожи. Они много улыбались, у них были приятные голоса, но Милтону каждый раз казалось, что это не то.
— Я не могу понять, Джо, — признался он. — Мы с тобой выбрали восемь женщин, которые, кажется, больше всех мне подходят. Они идеальны. Почему же они мне не подходят?
— А ты им нравишься? — спросил я.
Он сдвинул брови и ударил кулаком по ладони.
— Твоя правда, Джо. Это палка о двух концах. Я — не их идеал, и поэтому они не ведут себя так, как мне бы хотелось. Они тоже должны меня любить, но как этого добиться?
Целый день он казался задумчивым.
На следующее утро он пришел ко мне и сказал:
— Я оставлю это на твое усмотрение. Делай, как считаешь нужным. У тебя есть банк данных обо мне, я расскажу все что сам о себе знаю, как можно подробнее — это, конечно, информация только для тебя, а не для официального досье.
— И что же мне делать со всеми этими данными, Милтон?
— Ты будешь сравнивать мои данные с данными двухсот тридцати пяти наших претенденток. Нет, двухсот двадцати семи. Исключи тех восьмерых. Сделай так, чтобы каждая прошла психологическое тестирование. Полученные результаты сравнив данными обо мне. Выяви соответствия.
Проведение психологического тестирования — еще одна операция, которую я не должен выполнять.