Она удивилась:
— Поставить книгу обратно на полку.
— Зачем? А что это? — Он взглянул на раскрытую страницу. К тому времени я тоже уже оказался у стола. Я заглянул через его плечо. Книга была немецкая. Я не читаю на этом языке, но узнаю его, когда вижу тексты. Шрифт был мелкий, страница пестрела какими-то геометрическими фигурами и разрозненными строчками букв. Тут и моих познаний хватило, чтобы догадаться, что это химические формулы. Заложив страницу пальцем, я закрыл книгу7 и посмотрел на корешок.
— Это том Байлштайна, — сказал профессор совершенно невыразительным голосом, будто стоял на кафедре с указкой и мелом в руках. — Нечто вроде энциклопедии органических соединений. Тут их перечислено несколько сотен тысяч.
— В этой книге? — спросил Хэтуэй.
Профессор похлопал книгу этаким дружеским жестом.
— Берясь за какое-нибудь неизвестное вещество, — сказал он, — не мешает сперва справиться о нем у Байлштайна. У него вы найдете способы приготовления этого вещества, его свойства, справочную литературу и все такое прочее. Вещества выстроены по ясной, но не сразу заметной логической системе. В своем курсе по органическому синтезу я отвожу несколько лекций методике нахождения того или иного вещества в любом из этих шестидесяти томов.
Я пришел туда вовсе не для того, чтобы изучать органический синтез, и резко сказал:
— Профессор, я хочу побеседовать с вами в вашей лаборатории.
И вот я стою, держа в руках фунт цианистого калия и понимая, что всяк, кому не лень, мог взять любое его количество, просто попросив, а то и без всякого спросу. А профессор задумчиво говорит:
— Их называли «Библиотечные двойняшки».
Я кивнул:
— Ну и что?
— А только то, что это доказывает, сколь поверхностны суждения большинства людей. В них не было совершенно ничего похожего, кроме волос и глаз. Вы, наверное, полагаете, что умершая девушка сама замышляла убийство?
Я пока не собирался высказывать свои мысли вслух.
— А вы разве так не думаете? — спросил я.
— Нет. Она не была способна на такое. Она исполняла свои обязанности с неизменной вежливостью и готовностью помочь. Кроме того, с чего бы вдруг ей это делать?
— А из-за одного студентика, — ответил я. — Его имя Питер.
— Питер Ван-Норден, — сразу же сказал он. — В меру смышленый, но почему-то никудышный студент.
— Девушки оценивают людей по иным меркам, профессор. Обе библиотекарши, похоже, очень им интересовались. Сюзн, вероятно, добилась больших успехов, и Луэлла-Мэри, возможно, решила действовать.
— А потом взяла по ошибке не ту чашку? Я в это не верю.
— Что же тогда, профессор? Сахар был отравлен после того, как миссис Неттлер пила чай в час дня. Сделала ли это миссис Неттлер?
Он быстро поднял глаза.
— А какой у нее может быть мотив?
Я пожал плечами:
— Может быть, она боялась, что девушки займут ее место.
— Вздор. Она уходит на пенсию перед началом нового учебного года.
— Вы тоже были там, — мягко сказал я.
К моему удивлению, он воспринял это совершенно спокойно.
— Мотив? — спросил он.
— Вы не так уж стары, профессор, и могли заинтересоваться Луэллой-Мэри. Предположим, она грозилась сообщить де'-кану о том, что вы когда-то сказали или сделали.
Профессор горько улыбался.
— Как же я мог наверняка знать, что цианистый калий достанется тому, кому он предназначен? И почему одна чашка должна оказаться вовсе без сахара? Я мог отравить сахар, но не я же заваривал чай.
Мое мнение о профессоре Родни начало меняться. Он даже не подумал изображать возмущение. Он просто указал на логический изъян моего утверждения, и я сразу оставил его в покое. Это мне понравилось.
— Что же, по-вашему, тут произошло? — спросил я.
— Зеркальное отображение, — сказал он. — Нечто прямо противоположное. Я полагаю, оставшаяся в живых все перевернула. Предположим, что парень достался Луэлле-Мэри, а Сюзн это не понравилось. Скорее было так, а не наоборот. Предположим, что на этот раз именно Сюзн готовила чай, а Луэлла-Мэри сидела за конторкой. В таком случае девушка, заваривающая чай, взяла бы нужную чашку и осталась невредимой. И все было бы логично.
Это-то все и решило. Этот человек пришел к тому же выводу, что и я, так что в конечном счете мне понравился, хотел я того или нет.
— Это надо неопровержимо доказать, — продолжал я. — Но как? Я думал, что доступ к цианистому калию имел кто-то один, а не кто угодно. Но доступ был у всех. И что же мне теперь делать?
— Проверьте, какая девушка на самом деле сидела за конторкой в два часа, пока готовился чай, — предложил профессор.
Мне стало ясно, что он читает детективные истории и оттого доверяет свидетельствам очевидцев. Я такими делами не занимался, но тем не менее встал.
— Что ж, профессор, так я и поступлю.
— Могу ли я присутствовать при этом? — спросил профессор, словно речь шла о настоятельной необходимости.
Я задумался.
— А зачем? Ответственность перед деканом?
— В некотором смысле. Хочу, чтобы все это поскорее кончилось.
— Идемте, — сказал я, — если считаете, что это поможет.
Эд Хэтуэй поджидал меня в пустой библиотеке.
— Я понял, — сказал он, — как все это произошло. Я вывел это методом дедукции.
— О-о?!
На профессора Родни он не обращал никакого внимания.
— Цианистый калий пришлось протаскивать со стороны. Кто же это сделал? Тот случайный посетитель, который говорил с акцентом, как там его… — Он стал копаться в карточках, на которые занес сведения о свидетелях.
Я знал, кого он имеет в виду, и сказал:
— Ничего, имя не имеет значения. Что значит имя? Продолжай.
Это мое высказывание доказывает лишь, что и я могу быть так же глуп, как и любой другой.
— Он немец, книга тоже немецкая. Он, возможно, был с нею знаком. Он положил конвертик на заранее выбранную страницу, согласно какой-то особой формуле, заранее выбранной… Профессор говорил, что есть какой-то способ найти любую формулу. Верно, профессор?
— Верно, — холодно ответил тот.
— Ну вот. Библиотекарша знала формулу, так что могла найти эту страницу. Она берет цианистый калий и высыпает его в чай. От волнения забывает закрыть книгу…
— Послушай, Хэтуэй, с чего бы этот человек стал заниматься такими делами? Как он объясняет свое присутствие здесь?
— Говорит, что он скорняк и его интересуют репелленты моли и инсектициды. Вы когда-нибудь слышали подобную чушь?
— Конечно слышали. Твоя версия, к примеру, — сказал я. — Послушай, ну кто станет прятать конверт с цианистым калием в книге? Стоит снять том с такой «закладкой» с полки, как он сам раскроется на нужной странице. Ничего себе тайничок!
Хэтуэй понемногу становился похожим на дурачка, а я беспощадно довершал разгром:
— Кроме того, цианистый калий вовсе не обязательно протаскивать сюда тайком с улицы. Тут его навалом, чуть ли не тонны. Любой, кому нужен фунт-другой, может, запросто взять. Спроси у профессора.
Глаза Хэтуэя полезли на лоб, он порылся в кармане пиджака, вытащил какой-то конверт и извлек из него печатную страницу с немецким текстом.
— Это из того немецкого тома, который…
Профессор Родни вдруг побагровел.
— Вы вырвали страницу из Байлштайна! — выкрикнул он пронзительным голосом, что чертовски меня удивило. Ни за что бы не подумал, что он способен кричать.
— Я думал, — оправдывался Хэтуэй, — попробовать ее на отпечатки пальцев с клейкой лентой. А может, удалось бы обнаружить крупинки цианистого калия.
— Дайте ее сюда! — завопил профессор. — Невежественный болван!
Он разгладил страницу, осмотрел обе ее стороны, убеждаясь, что текст цел.
— Вандал! — прорычал он, и я уверен, что в тот миг он мог бы запросто убить Хэтуэя.
Профессор Родни, возможно, был убежден в виновности Сюзн, и, если уж на то пошло, я тоже. Однако уверенность присяжным не представишь. Нужны доказательства. Поэтому, не доверяя свидетелям, я решил нанести удар, сыграв на единственной слабости возможного виновника.
Я позвал Сюзн и задал ей ряд новых вопросов. Если же вопросы не помогут изобличить ее, думал я, то, возможно, девушку подведут нервы.
Но первым я допросил маленького скорняка-немца, который был страшно напуган.
— Я ничего не сделал, — лопотал он. — Пожалуйста, у меня работа. Сколько мне здесь оставаться?
— Вы пришли сюда незадолго до двух часов, верно?
— Да. Мне хотелось почитать о репеллентах моли…
— Хорошо. Когда вы вошли, вы направились к конторке, верно?
— Да. Я назвал свою фамилию, сказал, кто я, что мне нужно…
— Кому сказали? — задал я главный вопрос.
Маленький человечек уставился на меня. У него были курчавые волосы и запавший рот, из-за которого он казался беззубым. Но когда он говорил, отчетливо были видны маленькие пожелтевшие зубки.
— Ей, — сказал он. — Я сказал ей, девушке, которая там сидела.
— Совершенно верно, — невыразительным голосом подтвердила Сюзн. — Он разговаривал со мной.
— Вы уверены, что говорили именно с этой девушкой? — обратился я к скорняку.
— Да, — подтвердил он, — я назвал ей свою фамилию и сказал, что мне нужно, и она улыбнулась. Она показала мне, где найти книги по инсектицидам. Затем, когда я отходил от конторки, вон оттуда вышла еще одна девушка.
— Прекрасно! — сказал я. — Вот фотография другой девушки. Скажите, вы говорили вот с этой девушкой за конторкой, а из задней комнаты вышла та, которая на фотографии? Или вы говорили с той девушкой, которая на фотографии, а девушка, сидящая сейчас за конторкой, вышла из задней комнаты?
Долгую минуту скорняк пристально разглядывал сначала девушку, потом фотографию.
— Они же совсем одинаковые.
Я выругался про себя. На губах Сюзн заиграла едва заметная улыбка, которая почти тут же исчезла. Должно быть, на этом она и строила свои расчеты. В библиотеке почти никого не было из студентов, чужой вряд ли станет вглядываться в библиотекаря — такую же принадлежность читального зала, как книжные полки.