Это было безупречно. Что произойдет, если кто-то придет к Ральфу, лелея в сердце желание его убить? Вдруг Ральфа действительно убьют?
Кто в такой ситуации станет обвинить Сэма? Он сможет предъявить множество писем — и всякий раз виновным окажется Ральф. И все подтвердят, что Сэм пытался спасти Ральфа.
Дело было не только в его разговорах с друзьями. Несколько раз Сэм писал по два письма, одно откровенно провокационное и резкое, а второе более дипломатичное и мягкое — но не настолько, чтобы полностью погасить огонь вражды. Первое было подписано Ральфом, но не отправлено, а второе, более мягкое, Сэм посылал, подписав его одной буквой «Г». Копии обоих писем он оставлял в архиве. Потом он мог бы объяснить, что первое письмо решил не посылать, а отправил лишь второе, рискуя потерять место, и подписал его одной буквой «Г».
Теперь Сэм не сомневался, что никто не стал бы его винить в гибели дядя, наоборот, все стали бы его уверять, что ему ни в чем не следует себя винить. Даже полиция придет к такому же выводу.
Но самой лучшей частью его плана идеального убийства была такая мысль: Я БУДУ НИ ПРИ ЧЕМ. У дома Ральфа не появится безумец, в сердце которого поселилось желание убивать. Ральф может спокойно жить и дальше. Из чего следовало, что Сэма не будут мучить угрызения совести, которые отравят ему существование. Он просто играл в игру — возможно, она не совсем невинна, но почти наверняка таковой окажется, хотя намерения у него и не самые лучшие. В конце концов, прошло два года — и никто не пострадал.
Более того, игра даже сослужила Ральфу службу, ведь она позволяла Сэму не мечтать о смерти дяди и не замышлять его убийство. Сэм каким-то образом пытался решить свою проблему, и это делало его счастливым. И позволяло больше ничего не предпринимать. В некотором смысле игра могла спасти жизнь дяди Ральфа, именно эта мысль позволила Сэму заняться очередной почтой с легким сердцем, без малейшего чувства стыда.
Он собрался уже вскрыть первое письмо, когда зазвонил телефон.
Сэм взял трубку. Ральф отправился к своему издателю, но Сэм в любом случае должен был отвечать на телефонные звонки, даже если дядя находился в своем кабинете.
— Да?
— Доставка от издательства «Праймер», мистер Гелдерман.
Сэм мысленно простонал. Еще один экземпляр верстки, для которого Ральф должен составить рекламу. Ральф никогда этого не делал, но издатель не сдавался. В результате Сэму ничего не оставалось, как в сотый раз сочинять вежливый отказ. Раздражать издателя не следовало.
— Посыльный из отдела доставки уже здесь?
— Да, мистер Гелдерман.
— Ну, так отправьте его ко мне.
Через пару минут прозвенел звонок, и Сэм пошел открывать дверь.
На пороге стоял посыльный, мужчина среднего возраста, самой обычной внешности. В руке он держал пакет.
— Мистер Гелдерман?
— Да, — нетерпеливо ответил Сэм. — Вы хотите, чтобы я что-нибудь подписал?
Сэм вдруг понял, что в пакете, который ему вручили, ничего нет. Пальцы сжали бумагу — внутри оказалась пустота.
— Что такое? Эй, что вы делаете?
Посыльный шагнул вперед, плечом втолкнув Сэма внутрь, и закрыл за собой дверь.
— Меня зовут Лоуренс Лигорн, и я пришел, чтобы встретиться с вами, мистер Ральф Гелдерман.
Внутри у Сэма все сжалось. Тот самый псих! Он намерен устроить скандал или даже драку.
— Вы ошибаетесь, — осипшим голосом ответил Сэм. — Я не Ральф Гелдерман. Я его секретарь. Мистера Гелдермана нет дома.
Глаза Лигорна сузились, и он схватил Сэма за запястье с удивительной силой.
— Швейцар назвал вас Гелдерманом, и вы сами только что сказали, что вы Гедлдерман.
— Но я Сэм Гелдерман.
— Только что вы сказали, что вы секретарь.
— Я и есть секретарь. А кроме того, я его племянник, поэтому у меня такая же фамилия. В письмах написано: «РГ/подпись». Вот я и писал это.
Лигорн заколебался, но потом сказал:
— Я видел вашу фотографию в книгах.
— Это старая фотография, а мы с дядей похожи, но он на двадцать лет старше меня, — наугад возразил Сэм.
Лигорн подумал еще немного, а потом сказал:
— Ну так и оставайся на двадцать лет моложе!
Он вытащил из кармана пистолет и выстрелил. Он знал свое дело.
С первого взгляда
Элейн Мэтро терпеливо ждала. Она работала гидом вот уже два года — почти два года, — а необходимость управляться с мужчинами, женщинами и детьми, прилетевшими с самых разных планет (не говоря уже о Земле), заботиться о том, чтобы они были счастливы и всем довольны, отвечать на их вопросы и мгновенно реагировать на неожиданно возникающие проблемы требует большой выдержки.
Ты или учишься хладнокровно вести себя в самых сложных ситуациях, или сдаешься. Элейн никогда не сдавалась. И не собиралась этого делать в дальнейшем.
Она сидела и внимательно изучала обстановку. На календаре высвечивалось число — 25 февраля 2076; значит, ровно шесть дней назад ей исполнилось двадцать четыре года.
Рядом с календарем висело зеркало, в котором отражалось лицо Элейн. Точнее, его можно было бы увидеть, если бы она немного наклонилась в сторону. В зеркале девушку окружало легкое сияние, скрывая обычную бледность кожи, при этом голубые глаза казались золотистыми, а волосы светлее, чем в действительности. «Я здесь красивее, чем на самом деле», — подумала Элейн.
Время от времени на экране вспыхивала бегущая строка — новости. Складывалось впечатление, что на орбите ничего существенного не происходило. Велось строительство четырнадцатой колонии — самое обычное дело.
В Африке, на Земле, разразилась засуха, но и в этом не было ничего удивительного. Представьте себе мир, который не в состоянии контролировать свою погоду. Примитив!
Впрочем, Земля огромна! Словно миллионы настоящих миров взяли и соединили вместе.
И тем не менее там так мало места! Даже на Гамме, где родилась и жила Элейн, — даже на Гамме немного тесновато. Пятнадцать тысяч человек и…
Открылась дверь, и в комнату вошел Янос Тесслен. Он был председателем Ассамблеи и прекрасно справлялся со своими обязанностями. Так по крайней мере считала Элейн. Она и голосовала за него.
— Привет, Элейн, — сказал он. — Ты долго меня ждала?
— Четырнадцать минут — по часам, — ответила Элейн.
Янос коротко рассмеялся. Он был крупным мужчиной, а глаза его имели обыкновение улыбаться даже тогда, когда губы сохраняли серьезность. Седеющие волосы коротко подстрижены — весьма старомодная прическа, отчего он выглядел старше своих пятидесяти лет.
— Заходи, пожалуйста, Элейн. Садись.
Девушка села, спокойно приняв обращение по имени, хотя до сих пор ей еще ни разу не приходилось встречаться с председателем Ассамблеи. В мире вроде Гаммы, где все всех знают, считалось вполне естественным обращаться друг к другу по имени.
Янос устроился на вращающемся стуле в своей огромной комнате — такой большой частной комнаты Элейн никогда еще не видела — и сказал:
— Меня удивило то, что ты точно назвала время, которое прождала меня, — ровно четырнадцать минут. Можно ведь было выразиться как-нибудь иначе.
— Я считаю, что точность в мелочах может иметь существенное значение, — ответила Элейн.
— Очень хорошо. Я рад, что ты придерживаешься такого мнения, поскольку это как раз то, что мне от тебя нужно. Твои бабушка и дед — выходцы из Соединенных Штатов, иными словами, с Земли, верно?
— Да, сэр.
— Надеюсь, ты сохранила свои американские корни?
Я изучала историю Земли в колледже. В том числе и историю Америки, но я жительница Гаммы.
— Да, конечно. Как и все мы. Однако ты — особенная жительница Гаммы, потому что ты нас всех спасешь.
Элейн едва заметно нахмурилась:
— Прошу прощения…
— Пока об этом не будем. Я немного забегаю вперед. Поскольку твои предки родились в Америке, я уверен, тебе известно, что Соединенные Штаты были основаны в тысяча семьсот семьдесят шестом году.
— Да. В этом году отмечается трехсотлетие.
— И тебе известно, что Соединенные Штаты были образованы из тринадцати штатов. А теперь на лунной орбите имеется тринадцать самостоятельных миров; восемь здесь, на позиции L-пять, следующих за Луной, и пять на позиции L-четыре, предшествующих Луне.
— Да, сэр. В данный момент ведется строительство четырнадцатого мира в секторе L-четыре.
— Это сейчас не имеет значения. Строительство Орбитального мира Ню было ускорено, а сооружение нового, Кси, наоборот, сознательно тормозится, так что в две тысячи семьдесят шестом году Орбитальных миров будет только тринадцать — а не четырнадцать или двенадцать. Ты понимаешь почему?
— Суеверие? — сухо поинтересовалась Элейн.
— Вы почти что неприлично быстро соображаете, юная леди, — проговорил Янос, — но меня это не пугает. Дело вовсе не в суеверных страхах. А в желании максимально использовать чувства жителей наших миров. Соединенные Штаты являются самым важным регионом Земной Федерации, и, если они проголосуют за образование независимой Федерации Орбитальных миров, сейчас — нынешний год — самое подходящее для этого время. Трехсотлетний юбилей плюс число тринадцать — они не устоят, верно?
— Да, я понимаю, какие у них могут возникнуть чувства.
— А независимость принесет нам немало пользы. Федерация Земли весьма консервативная сила, которая ограничивает расширение нашего влияния. Как только мы перестанем быть привязанными к Земле, Орбитальные миры смогут более эффективно взаимодействовать в экономическом плане. Мы сумеем покинуть границы лунной орбиты и шагнуть дальше, к поясу астероидов, где обретем такое влияние, какого история человечества еще не знала. Ты со мной согласна?
— Такого мнения придерживаются многие.
— К сожалению, на Земле существует сильная оппозиция, которая выступает против нашей независимости. Кроме того, хотя почти все жители Орбитальных миров стремятся к независимости, не все хотят союза. Что ты думаешь об обитателях дру-