Тот от удивления едва не выпустил из рук бутылку, которую только взял. Правда, в последний момент успел ее подхватить и уставился на меня с немым вопросом во взгляде.
— Уже несколько лет я провела около дверей твоего дома, — с усталой улыбкой проговорила я. — Иногда льет дождь, иногда идет снег, однако чаще всего погода радует. Но это не отменяет того факта, что я стою около твоих окон, как верная собака, и жду…
— Несколько лет? — с искренним изумлением переспросил Норберг. — И только сейчас ты осмелилась войти? Почему? Неужели тебя так пугала встреча со мной?
Вместо ответа я неопределенно пожала плечами. Да, это всего лишь сон. Но по собственному печальному опыту я знаю, что иногда сон бывает куда осязаемее реальности.
— Честное слово, Алекса, я не имею к этому ни малейшего отношения, — со всем возможным жаром заверил меня Норберг и от избытка чувств прижал руки к груди. — Если бы я только знал…
Но почти сразу его лицо омрачилось, и он тихо выдохнул:
— Фелан!
Да, я понимала, на что намекает Норберг. Эту пытку мне устроил именно Фелан. Не зря он сегодня явился собственной персоной. И я могла лишь догадываться, почему вдруг он решил так поступить со мной. Скорее всего, злился, что я отвергла его младшего брата, и решил по мере сил и возможностей помочь ему…
— Фелан, — со сложной смесью досады и раздражения в голосе повторил Норберг. С искренним сочувствием посмотрел на меня и добавил: — Прости, Алекса! Я и понятия не имел! Клянусь, я обязательно серьезно побеседую с ним. И подобного больше не повторится.
— Надеюсь, — пробурчала я, если честно, не особенно поверив обещанию Норберга.
Менталист внимательно посмотрел на меня, видимо, уловив нотки сомнения в моем голосе. Но ничего не сказал. Понимает, наверное, что любые его заверения для меня прозвучат подозрительно. И чем убедительнее он будет, тем больше у меня возникнет причин для недоверия.
Вместо того, чтобы продолжать заранее обреченный на поражение спор, Норберг вернулся к вину. Ловко откупорил бутылку и разлил кроваво-красный напиток по двум бокалам.
— Я не могу понять только одного, — медленно и осторожно начал он, подойдя ко мне и поставив один из фужеров на подлокотник моего кресла.
Я невольно усмехнулась. В этом весь Норберг. С одной стороны, он вроде как и не предложил мне вина, потому что понимает: скорее всего, я откажусь. А с другой, знает, что рано или поздно я забудусь и обязательно возьму фужер, чтобы промочить губы.
Что скрывать очевидный и всем давным-давно известный факт: у меня сложные отношения с алкоголем. Неумеренное употребление самогона одним не очень счастливым для меня днем закончилось тем, что на следующее утро я проснулась в одной кровати с совершенно незнакомым типом. Да, в итоге из этого типа получился прекрасный муж и великолепный отец нашим детям. Но с тех пор я предпочитаю быть очень осторожной в алкогольных возлияниях, особенно в компании с противоположным полом. Моя постель уже занята лучшим из мужчин.
На этом месте мои рассуждения прервал Норберг, который сдавленно хмыкнул.
Я взглянула на него и с каким-то мелочным удовлетворением заметила, как его лицо исказила недовольная гримаса. Ага, значит, его задело то, как я думаю о своем муже.
Однако это была не та тема, которую я бы предпочла развивать. Лучше в присутствии Норберга не начинать спор о мужских достоинствах и недостатках. Не сомневаюсь, что он любой мой аргумент с легкостью исказит и заставит меня усомниться в том, так ли хорош на самом деле Дариан. Ведь и мой супруг в прошлом не всегда поступал исключительно так, как следует любящему человеку.
— Что именно вы не понимаете? — пожалуй, даже несколько резковато спросила я, предпочтя вернуться к ледяной вежливости, которую некогда использовала при общении с Норбергом.
Пусть это в очередной раз даст понять ему, какая пропасть нас разделяет.
Менталист досадливо дернул уголком рта, показав тем самым, что ему действительно неприятен мой нарочито вежливый тон. Но почти сразу спрятал все свои эмоции под маской демонстративного равнодушия.
— Мне непонятно, почему вы, виера Алекса Врейн, столько лет мучилась под дверьми моего дома, — холодно сказал он, вернув мне той же монетой. Криво ухмыльнулся, добавив: — Почему вы не вошли и не нажаловались на Фелана сразу же, как осознали, что обречены снова и снова видеть этот сон? Вы ведь должны были понимать, что я обязательно приму меры, и все прекратится.
Почему я не постучалась к нему в дом сразу, как только этот сон начал посещать меня?
Я печально улыбнулась и опустила глаза. Взяла все-таки в руки бокал и задумчиво качнула его, любуясь, как кроваво-красная жидкость переливается в отблесках пламени камина.
Какой сложный вопрос. Если бы я только знала на него однозначный ответ! Наверное, прежде всего я боялась. Боялась, что Норберг действительно сделает строгое внушение своему брату, и все прекратится. И я даже во сне не увижу больше улиц своего любимого города, в котором не была уже много лет. Но самое главное — у меня больше не останется ни малейшего шанса на новую встречу с Норбергом. Ведь все эти годы я тоже жила надеждой. Что когда-нибудь обязательно наберусь храбрости и все-таки постучусь в заветную дверь, за которой меня пообещали ждать вечность.
Я испуганно подняла на Норберга глаза. Ох, он ведь слышал все это! Наверняка сейчас поднимет меня на смех. Скажет, что я слишком много воображаю о себе.
Но он молчал. Глядел в камин отсутствующим взглядом, и огонь отражался в его глазах, от чего те казались совершенно алыми.
— Простите, — на всякий случай извинилась я. Подумала немного и чуть слышно исправилась: — Точнее, прости…
И еще одна долгая невыносимая пауза из числа тех, которые так и тянет разорвать отчаянным криком. Лишь бы тишина перестала так невыносимо сильно давить на уши! Лишь бы сердце хоть немного сбавило ритм, перестав рваться из грудной клетки наружу!
— За что ты извиняешься? — спустя вечность, наполненную моим страхом того, что Норберг уйдет, спросил он.
Вместо ответа я лишь пожала плечами. За все, наверное. За то, что эти годы каждый свой сон проводила у дверей его дома, не смея постучаться. За то, что где-то в глубине своего глупого наивного сердца продолжаю надеяться на чудо, которое позволит нам когда-нибудь быть вместе. И все мои мысли, все мои мечтания — как тончайшие нити, связывающие наши судьбы воедино. Наверное, это самая худшая из всех возможных пыток. Знать, что счастье так близко, но не сметь отдаться во власть эмоций.
— Знаешь, Алекса, на самом деле мы виноваты оба, — вдруг негромко сказал Норберг. Поднял было бокал ко рту, но тут же опустил его, так и не сделав глотка. Взглянул на меня, и я заметила, как уголки его рта дрогнули в печальной улыбке. Тихо сказал: — Ведь все эти годы я догадывался, что ты стоишь там. Каждую ночь обещал, что уж сегодня-то точно выйду к тебе, обниму и не дам уйти. Но постоянно трусил.
— Трусил? — удивленно переспросила я.
Н-да, Норберг выбрал очень странное определение для своего поведения. Кем-кем, а трусом его точно назвать нельзя.
— Да, трусил, — грустно признался Норберг и все-таки сделал крохотный глоток из бокала. — Боялся, что ты кинешь мне в лицо какое-нибудь оскорбление и навсегда уйдешь. Пока я чувствовал твое незримое присутствие за дверью, я точно знал, что ты еще помнишь обо мне. И, наверное, вспоминаешь…
Он не закончил фразу. Да это было и не нужно. Я без проблем поняла, о чем он говорит.
Вспоминала ли я эти годы Норберга? О да. Каждый день. И, не буду скрывать очевидное, эта память о нем изрядно скрашивала серость и обыденность наступившей размеренной жизни, наполненной заботой о детях и муже. Я так долго мечтала о спокойствии, но когда оно наконец-то наступило, то вдруг начала жалеть об утраченных приключениях. Правда, никогда не осмелилась бы признаться в этом даже себе.
Я в свою очередь тоже пригубила бокал. Пряный и неожиданно крепкий напиток приятно обжег нёбо. Затем я устремила взгляд в камин, где медленно умирало пламя. Изредка оно еще выпускало длинный оранжевый хвост, но дрова почти прогорели. Совсем скоро огонь погаснет. И это значит, что ночь подходит к концу.
И в самом деле, тьма, клубящаяся по углам комнаты, начала сереть. Магическая искра еще ярко горела под потолком, но вскоре нужда в ее услугах иссякнет.
— Пора возвращаться.
Я так и не поняла, сказала ли это вслух, или только подумала. Но Норберг вдруг с такой силой стиснул руку, что раздавил хрупкий фужер. Осколки блестящим водопадом упали на пол, а его ладонь окрасилась в красный от вина, щедро смешанного с кровью.
— Что ты делаешь?! — закричала я, не заметив, как оказалась рядом.
Норберг поднес ладонь к лицу, словно не веря, что поранился. Нахмурился, задумчиво наблюдая, как кровь течет по коже, пропитывая лацкан его белоснежной рубашки.
— Это надо перевязать, — решительно проговорила я. Наклонилась и безжалостно оторвала длинную полосу от подола платья. Демоны с ним! Оно мне никогда особо не нравилось.
Но когда выпрямилась — комната вдруг покачнулась перед моими глазами. Закружилась, погружаясь в темный водоворот небытия. И я проснулась.
Вздрогнула и открыла глаза, уставившись в окружающую меня темноту и слыша ровное дыхание спящего рядом мужа. Стыдно признаться, но первым моим чувством была досада. Как жаль, что все закончилось! Норберг ведь обещал, что переговорит с Феланом. А значит, мы вряд ли больше встретимся.
Я перевернулась было на другой бок в отчаянной попытке заснуть и вернуться. Но в колыбели, приставленной к нашей общей кровати, тоненько запищала Рия, моя младшая дочь. И я с усталым вздохом села, осознав, что ночь для меня закончилась.
Кстати, я почти не удивилась, когда позже этим же утром обнаружила, что подол моего домашнего платья порван. Но обдумать этот факт как следует не успела, захваченная вихрем домашних забот и хлопот.
Вечером я ложилась спать с тяжелой мыслью о том, что сказка закончилась. Больше я не буду стоять под дверьми дома Норберга. И больше я не буду чувствовать, что здесь меня все еще ждут.