— Думаешь, конкуренты?
— Все может быть!
— А знаешь что, Иван…. Убери-ка завтра с утра пораньше из лагеря этого местного охотника.
— Ты думаешь?
— Дую на воду, чтобы не обжечься на молоке!
— Неужели и его боишься?
— И очень. Если это и вправду то захоронение, о котором я мечтал, нам, если здешние прознают, голову свернут!
— Да ты че?! Они же кроткие, туземцы. Аборигены, одним словом. Белых почитают.
— Кроткие-то кроткие… А вот если бы твою прапрапрабабушку раскопали, ты бы как себя повел?
— Ну, не знаю…
— Вот и я не знаю, как они себя поведут. Это ведь исконные места их расселения. Их могилы.
Заинтересованный работой черных археологов, Лопухин подошел поближе.
На дне раскопа, и правда, лежало нечто похожее на косточки — серенькие, жалкие, хрупкие какие-то.
А все остальное, чем восхищались археологи, ну просто страх… Тоже мне серебряные украшения! Нечто невзрачное — и взглянуть-то не на что… Возможно, только наметанный взгляд специалиста и мог разобрать, разглядеть в этом какую-то ценность.
— А ты думал, подойдешь — и зажмуришься? Со дна могилы горы серебра сверкают? — усмехнулся Семанович, поймав недоуменный, разочарованный взгляд Лопухина.
— Ну, как вам сказать… — замялся Никита.
— Эти находки, парень, твоему сверканью сто очков вперед дадут! Какой-нибудь ученый или коллекционер-фанатик в Хельсинки или Будапешта выложит за такие вещи немало.
— Почему именно там?
— Ну, видишь ли, по одной из существующих научных теорий, не все с ней, правда, согласны, угрофинны, предки нынешних мадьяр и «фиников», отсюда, из-за Урала, до Европы дотянули…
— Ну да?!
— Ага… Как говорится, тоже «пол-Европы прошагали, полземли»… Ну, только давно это было, до нашей с вами, голубчик, эры. Климат менялся. Потепления, похолодания и все такое прочее, вот и мигрировали народы помаленьку.
— Любопытно…
— Вот-вот… Так что и венгры, и финны этой темой активно интересуются. Это у нас сейчас такие исследования в загоне — денег-то на снаряжение археологических экспедиций нет. А иностранцы денег на изучение своих корней не жалеют.
— И вам, значит, не пожалели?
— Догадливый! Да, вот и я науку забросил… Частным предпринимательством, увы, на ниве археологии занялся. Дело, конечно, прямо скажем, подсудное.
Недра-то у нас, как известно, принадлежат народу.
Так что копание это наше, по существу, чистой воды уголовщина. Но жить-то надо, верно?
— Так у вас что же — заказ?
— Точно… Угадал. А ты смотри какой проницательный… Если честно, работаю я на одного чисто конкретного коллекционера. Не абстрактно работаю, не в пустоту.
— А как же вы угадываете, где нужно копать? — удивился Лопухин. «Вот бы мне такое умение в моих поисках!» — подумал он про себя.
— Как находим, где копать, батенька? Стараемся! — Семанович засмеялся.
— Нет, ну правда… Почему вы не там стали копать, — Никита кивнул на лес справа, — или не там? — Он указал на чащу слева.
— Да особых загадок, в общем, нет. Хотя недаром археологов часто называют Шерлок Холмсами. Понимаешь, на этом месте люди очень давно селились.
Удобное расположение, река рядом. Известно, например, — ну, археологам, конечно, известно! — что на месте этого поселочка Тавда когда-то старинное городище было. Ну, а дальше… Обычаи здешнего народа, парень, надо знать.
— Это какие же?
— Понимаешь, согласно их представлениям о загробной жизни, выдающиеся предки у них после смерти превращаются в духов-покровителей. Богатыри, герои, всякие заслуженные товарищи… И местам их захоронений раньше соответствовали специальные святилища и жертвенные места. Одни такие святилища располагались в отдалении от жилья, а некоторые и прямо рядом с поселением.
— Значит, вот это, что вы копаете, — из последних?
— Верно… И есть некоторые внешние признаки.
Видишь ли, к этим святилищам относились с особым почтением, уважением. И со страхом, конечно! Здесь нельзя было ничего делать простым смертным: ни охотиться, ни собирать коренья. Потому что все животные и все растения считались собственностью духа. Всякий приходящий должен был оставить дар.
Конечно, в неприкосновенности до наших дней уже ничего не дошло. Немногое, естественно, сохранилось. Но некоторые внешние приметы остались…
— Ах вот что… И что же в таких святилищах хранилось?
— Обычные атрибуты: деревянные фигурки богов, обернутые кусками ткани, шаманские бубны с колотушкой, медвежьи черепа… Отдельно обычно было сложено оружие: боевой топор, ножны, меч, сабли, стрелы, луки со стрелами. Для таких святилищ жертвовали пушнину, ткани, деньги, украшения.
— Украшения?
— Да… Особенно ценными дарами считались изделия из серебра. Этот металл наиболее почитаем здешним народом. На некоторых святилищах скапливалось очень много весьма ценных вещей. Ну а для специалистов и вовсе сейчас бесценных.
— Как же это тут все до вас не раскопали? — недоверчиво поинтересовался Лопухин.
— Многие святилища содержались в тайне, не всем даже можно было их посещать. Обычно за этим скрывалось именно стремление уберечь святыню от разорения.
— Вот что…
— Кстати, многие святилища были запретны для женщин. Даже есть у этого народа в преданиях и сказках определение: «священная земля, куда не должна ступать ни одна женщина». Однако существовали и специально женские святилища. Отыскать их — это просто невероятная редкость. Думаю, это как раз из таких!
— И кто же это? — Лопухин кивнул на косточки. — Неужели женщина?
— Точно… Полагаю, этакий местный дух женского рода. Возможно, тут захоронена какая-то женщина, особо почитаемая при жизни своим народом за мудрость и храбрость.
— А вы откуда знаете?
— Фольклор надо изучать. У этого народа даже песнь такая есть. Про то, как женщины собирали морошку в лесу. А одна из них и говорит:
«Если нападет на вас какой-либо зверь, То полагайтесь на меня, как на крепкое дерево, Которое никогда не сломится».
— Надо же, храбрая какая…
— Ну, и вот… — продолжал Семанович. — И как в воду дама глядела — медведь на них и напал.
— А она?
— А она… Что она…
"Выхватила свой женский нож, Изукрашенный изображениями животных, И пронзила им могучего зверя.
Закружилось в голове у него, Затуманилось, как будто от пьянящих мухоморов.
И рухнул он на землю.
Она же осталась невредима".
— Ну надо же… — Никита снова подивился подвигу неизвестной любительницы морошки.
— Ну понятно, что такого сорта дам соплеменники особо почитали. — Семанович почтительно кивнул в сторону захоронения. — Наша, я уверен, именно из таковских будет! Характерная особенность этого захоронения, заметьте, как раз особый женский нож, «изукрашенный изображениями животных».
— Как же это вы эту песнь прямо наизусть шпарите? — восхитился Лопухин.
— Ну и что?! Моя тема, голубчик! Моя тема в науке была… Столько лет этому посвящено.
— А насчет мухоморов это что — правда?
— А как же! Вообще-то грибов местные не едят, почему-то считают их нечистыми. Исключение делают для мухоморчиков. Ну, понятно, используют для особых целей. И в основном те, кто не прочь пообщаться с потусторонними силами. Вы у нашего проводника Аулена спросите. Он вам немало интересного расскажет про пьянящие свойства этого гриба.
— Сколько же всего на свете интересного… — вздохнул Лопухин.
— Это точно… — согласился Семанович. — Жаль, уже темнеет. Придется заканчивать работу.
— Вы прямо настоящий трудоголпк! — отпустил комплимент Никита.
— Знал бы ты, какой гонорар мне обещан за эту даму, не удивлялся бы… Знаешь, как это стимулирует работоспособность!
К вечеру все собрались вместе. Появился даже обещанный Иваном охотник Аулен, любитель пьянящих мухоморов и сырых деликатесов. Впрочем, ничего экзотического и этнографического в его облике Лопухин не обнаружил. Одет охотник был не в шкуры, а в тренировочный костюм. Ну скуластый, это правда… А кто в России не скуластый?
Края поляны тонули в темноте. Возле огня тьма немного отступала… Лопухин зачарованно — таково свойство огня — смотрел на костер. Особый костер, который Иван сложил из двух огромных толстенных стволов, способен был, по его уверениям, гореть до самого утра. И дров подкладывать не надо, спи себе спокойно.
Огромное толстое дерево на треть уже выгорело внутри. И теперь это огненное дупло мерцало и переливалось багряным жаром, завораживая и притягивая взгляд. «Такой красоты по телевизору не увидишь…» — подумал мельком Никита, любуясь этим жаром.
Подул ветерок — и оранжевые искры огненными расплетающимися косами полетели в лицо сидящим у костра. Лопухин заслонился рукавом куртки.
Иван налил ему чаю и протянул эмалированную кружку с оббитыми краями.
— Чай-то с травами, — заметил гордо археолог.
— С какими именно? — опасливо поинтересовался Никита.
— Не волнуйся, вкусными…
— Смотри, не подсыпь чего-нибудь.
— Если б хотел, давно бы.., того.., сыпанул.
— Да что ты?!
— Ага… Я ведь поначалу думал, что ты, Никита… того.., конкурент! — признался Иван.
— Тоже копать, думал, я сюда еду?
— Ну да…
— А как догадался, что — нет?
— Так я для чего ж в вещах-то твоих шарил? — удивился его наивности Иван. — Наш брат разве так на работу собирается? Пошарил — вижу: нет! Не конкурент. Ну, а остальное мне по фигу. Тут в тайге кто только не бродит. И чужими секретами интересоваться не принято. Главное, чтобы ты нашу дорожку не перебегал!
— А что, Иван, если б конкурентом я оказался, скажи, убил бы ты меня по дороге?
— Да на фиг ты мне нужен — убивать… Деньги спер бы и вещички да бросил тебя. Ушел бы ночью, пока спишь. Ты бы сам тут и сгинул. И убивать не надо. Тут ведь такие места — если чужой, не выберешься.
«Славный, славный попутчик…» — вздохнул Лопухин и вслух похвалил бородатого:
— Знаешь, что, Иван, в тебе больше всего подкупает?