– Клэггер, – позвал я, – а куда конкретно мы идем? Мне кажется, мы уже прошли немалое расстояние.
Он развернулся, приложив палец к губам.
– Тс, – прошептал он, потом прикрыл окно своего фонаря и приказал Тейф и мне сделать то же самое. – Впереди уличные люки с решетками, – прозвучал его приглушенный голос.
Я понял, что его беспокоит. Хотя профессия трешера была широко известна в низших классах и образовывала среди них некое подобие аристократии, технически вход в туннели был запрещен по любым поводам, кроме проведения очистных работ. Если свет наших фонарей и звук голосов привлечет внимание констебля на улице, то это может сильно повредить нашей миссии. С таким проводником, как Клэггер, мы бы, несомненно, ушли от полиции, но шум и суета их поисков не пошли бы на пользу секретной природе нашей миссии.
Мы тихо, один за другим шли под параллельным щелями решеток. Я поднял голову и в узких щелях решеток увидел полоски ночного неба. На мгновение звезды исчезли, закрытые башмаком прохожего, переходившего на другую сторону улицы.
Когда ряд решеток кончился, мы открыли окна наших фонарей и пошли дальше. Теперь туннель уходил вниз, и вскоре мы уже перестали слышать звуки наземного мира. В широком месте туннеля Клэггер поднял руку, останавливая нас.
– Ну, как, ничего себе прогулочка? – сказал он с улыбкой. Из кармана с внутренней стороны фартука он достал маленький сверток, развернул его и разделил между нами ломтики черствого хлеба и кусочки сыра.
– И где же мы находимся, Клэггер? – спросил я, глотая сухую пищу. – Этим туннелям конца и края нет.
– Терпение, приятель. – Старый трешер взмахнул черствой горбушкой. – Мы проделали немалый путь, спору нет. Но самая трудная часть ждет нас впереди. Нам предстоит опуститься в самую глубокую и темную часть городской канализации и даже дальше…
– Что вы имеете в виду?
– Увидишь, сынок.
И он без дальнейших объяснений поднял свою жердь и двинулся по плюхающему под ногами полу туннеля. Мы с Тейф посмотрели друг на друга и двинулись за ним.
Мы прошли еще расстояние, как мне показалось, в несколько лиг, когда наконец остановились на краю параллельного нашему пути разлома шириной фута в два.
– Посмотрите сюда, – сказал Клэггер, наклоняясь таким образом, чтобы его фонарь светил в разлом.
Судя по чрезмерной влаге на стенках трещины, я решил, что разлом этот периодически заполняется водой, может быть, при высоких подъемах воды в Темзе она просачивается сюда по каким-то подземным каналам. На дне трещины я увидел какой-то металлический предмет, отливающий матовым блеском.
– Видите? – спросил Клэггер, показывая вниз рукой. – Там, наверное, фунтов сто или больше ценностей: серебряных монет, медных гвоздей, всяких корабельных вещиц, драгоценностей, что-то похожее на оловянную крестильную кружку… Господи боже, да вы удивитесь, узнав, сколько всего сюда приносит. И все это вода намывает сюда и в другие подобные низкие места, а все сюда принесенное слипается в одно благодаря непрерывному току над металлами грязной воды. Мы называем такие комки «треш», поэтому люди и называют нас трешерами. Я не раз, когда был моложе, находил здоровенные комки треша – размером с мою голову, уносил их под мост, разбивал и на одних только монетах получал больше пяти фунтов. А этот треш, что здесь, внизу, может составить для кого-нибудь целое состояние.
Я несколько секунд разглядывал комок внизу:
– Почему же тогда никто его не взял?
– Почему-почему, дай бог вам здоровья, пытались-то многие! Старина Шальной Джим чуть себе котелок не пробил, пытаясь лебедку соорудить, чтобы поднять его на поверхность, но удалось ему только кирпич с потолка уронить себе на голову. Нет, боюсь я, этот треш слишком велик и тяжел – не вытащить его. Будет он там лежать и только расти с каждым оброненным совереном или пенсом, которыми будет прирастать до конца времен.
– Вот только конец времен может наступить куда быстрее, чем вы думаете, – сказал я. – Мы не можем тратить время на созерцание таких диковин, если хотим предотвратить катастрофу, которая надвигается на нас.
Клэггер кивнул и отвел луч своего фонаря от металлического комка в разломе.
– Вы должны узнать кое-что о том месте, куда мы направляемся, прежде чем пуститесь туда сломя голову. Я вам показываю это не по той причине, что тут какой-то приятный взгляду вид на воскресном променаде. Где, по-вашему, вы найдете то, что ищете?
– Вы хотите сказать, что один из Экскалибуров, созданных Мерденном, стал частью треша, подобного этому? – спросил я, показав на сверкающую массу.
– Он стал частью не какого-то там треша, а крупнейшего из всех. Великого треша. – Стены туннеля завибрировали эхом неожиданной страсти в его голосе. – Размерами он превышает дома! Он подобен холодной луне, выплывающей со дна моря!
– Вы видели что-то подобное? – спросил я. – Сколько нам еще до него идти?
Он грустно опустил голову:
– Ну, что ж. Если когда-либо и появится трешер, который видел Великий Треш, то им стану я. Я обследовал каждый осклизлый фут этой системы, но никогда еще не видел того треша. Но он существует! Господь свидетель – он есть. Я это знаю, и там – а где еще? только там, в этой потайной магнитной жиле, притягивающей к себе все самое драгоценное и потерянное – и только там найдете вы Экскалибур, который выбросили в эти сточные туннели.
К тому времени, когда он закончил свою страстную речь, я погрузился в отчаяние. Теперь мне казалось очевидным, что вера Амброза в этого человека была, как это ни печально, большой ошибкой, и Клэггер после его откровений казался мне либо впавшим в деменцию, либо сошедшим с ума вследствие длительных посещений городской канализации. Мы оказались в ужасном положении. Что, если старый охотник за канализационными драгоценностями вдруг умрет или откажется вести нас дальше, бросит нас на милость темноты и лабиринта туннелей? Даже если мы сумеем снова выбраться на солнце, то чего ради?! Мы ничуть не приблизимся к обнаружению драгоценного меча, который спрятан где-то в глубинах этих сточных вод. А время идет…
Клэггер явно почувствовал мои тревожные мысли, потому что выпрямился и отошел от разлома.
– Не бойтесь, – тихо сказал он. – Случается, когда я размышляю над тайнами этих туннелей, эмоции захлестывают меня. Но будьте уверены, я полностью себя контролирую. И хотя ни я, ни один другой трешер никогда не видели Великого Треша, он существует, и только ради того, чтобы вы могли найти то, что ищете.
– Но как это возможно, – с волнением спросил я, – если вы знаете каждый фут туннелей и не видели того места, то где оно находится? Мне такие поиски кажутся несусветной глупостью.
– Успокойтесь, бога ради. – Клэггер поднял ладонь жестом увещевания. – Меч находится не в туннелях, и это истинная правда. Нужно выйти за пределы туннелей сточной системы, чтобы его найти.
Это замечание смутило меня еще сильнее. Неужели знакомство с Амброзом разбудило в этом человеке склонность плодить тайны? Проблема с тайным знанием состоит в том, что никто никогда не хочет им делиться.
– Послушайте, – взорвался я. – Черт меня подери, если я понял хоть что-то из сказанного вами. За пределами туннелей? Да что же там может быть, кроме мертвого камня и земли?
– Ну-ну. – Клэггер засунул свою жердину под мышку, собираясь продолжать путешествие. – Пройдем еще немного, и вы все увидите своими глазами.
Я отстал от него на несколько ярдов, чтобы обменяться по секрету несколькими словами с Тейф. Хотя она всегда отличалась неразговорчивостью, но сегодня с самого начала нашего путешествия по туннелям она вообще не произнесла ни слова, а мне было любопытно узнать, что она думает о нашей ситуации. Что стояло за ее молчанием – уверенность или подозрения?
– Что думаете? – прошептал я. Клэггер шел впереди, не оборачиваясь. – Наш проводник иногда становится каким-то странным. Приведет ли он нас куда надо?
– Не знаю, – ответила Тейф сдавленным голосом. – Может быть… Может быть, и приведет. Я просто не знаю.
Сдавленность ее голоса напугала меня. Я видел, как побелели ее губы, заметил, как наморщился ее лоб тревогой более сильной, чем та, что беспокоила меня.
– Что случилось? – озабоченно спросил я.
Она отрицательно покачала головой:
– Ничего. Оставь меня.
– Вам плохо? Не хотите остановиться, передохнуть?
– Нет, – отрезала она. – Давай, иди, бога ради. Я в порядке. – Неожиданно из ее вырвались слова: – Бог ты мой, Хоккер, неужели ты не чувствуешь? Мы здесь так глубоко, вдали от всего мира, черт его побери. Я чувствую, как эти стены давят на меня, и я не могу дышать… – Она захлебнулась словами, и в ее широко раскрытых глазах, пристальном взгляде я видел усилие, которое ей требовалось, чтобы контролировать себя.
Клэггер услышал ее громкий голос и вернулся, чтобы выяснить, что происходит.
– Боитесь находиться так глубоко под землей? – спросил он, потом покачал головой. – Нужно было оставить вас наверху со стариком-королем. Пользы от вас как от трешера будет мало, а нам придется спуститься еще глубже.
– Ну, так ведите, черт вас побери! – Ярость одолевала ее. – Мне, может, и не нравится эта дыра, которую вы находите такой приятной, но я ее не боюсь. Так что идите – мы уже и без того потеряли немало времени, слушая ваши россказни о том о сем.
С выражением подозрительной покорности он развернулся и снова занял место впереди нашей маленькой процессии. На сей раз я пошел замыкающим, чтобы знать, что Тейф, парализованная своим страхом, не отстает позади. До этого момента я не понимал, насколько мои собственные душевные и физические силы зависят от Тейф. Я прежде всего считал ее товарищем по оружию, а потом уже женщиной. Даже сейчас, под гнетом этого несчастного страха, она держала себя лучше, чем это удавалось бы многим мужчинам, окажись они в таком же положении. И все же ее состояние опасно ослабляло нашу экспедицию.
Мы прошли по петляющим и крутым проходам, иногда нам приходилось вставать на четвереньки, чтобы пробраться под наростами в потолке, а то и двигаться в густых, вонючих водах, текущих выше колена. Скрежет крысиных когтей и сверкание красных глаз сопровождало нас на пути от одной ниши в стене до другой.