На сей раз они обошлись со мной гораздо мягче. Один из них поднял меня на ноги, развязал руки, оттолкнул от стойки, а потом снова связал руки за спиной. Их возбужденная трескотня продолжалась, когда они, вытолкнув меня в дверь, повели бог знает куда.
Я впервые так близко наблюдал врагов человечества. Бледная липкая кожа их лиц и рук при близком рассмотрении выглядела еще отвратительнее, чем издали, а белокурые, льняные волосы, ниспадавшие по лбу на шею, придавали их облику дополнительную мертвецкую нотку. Один пугающе напомнил мне мертворожденных младенцев с прозрачной кожей, которых хранят в банках со спиртом в медицинских колледжах.
Мои тюремщики были одеты в коричневую военную форму со знаками различия на рукавах. Правда, я не увидел ни малейшего раболепия или уважения со стороны младших по отношению к офицерам: все они кричали, били друг друга в грудь и по плечам, чтобы придать вес своим аргументам с помощью взаимной грубости. Их глаза были скрыты круглыми линзами из синего стекла, и, если эти стекла сдвигались в сторону по лицу морлока, огромные выпученные глаза щурились из-за боли, которую несло освещение субмарины, и морлоки спешили вернуть линзы на их прежнее место.
Они торопливо провели меня по центральному коридору в рубку, куда направлялись все латунные штанги управления, проложенные по потолку. Здесь они соединялись с различными рычагами и зубчатыми колесиками, с помощью которых управлялся двигатель. Другая группа латунных штанг выходила из рубки в коридор и шла в разных направлениях. Насколько я понял, они служили для управления плавниками и другими подвижными элементами. Благодаря целой системе линз и зеркал они могли наблюдать за тем, что происходит снаружи корпуса под разными углами видимости. Я понял, что именно таким образом морлоки и увидели, как я цеплялся за их субмарину.
Но самая удивительная вещь из находившихся в рубке вовсе не принадлежала к числу судового инструмента. У основания пульта управления лежало, скорчившись, неподвижное тело. Когда я под охраной вошел в рубку, поначалу принял эту фигуру за груду одежды для стирки, потом решил, что это спящий, пьяный или по какой-то иной причине лишившийся сознания морлок. Только когда мой сопровождающий подтолкнул меня поближе к этой груде одежды, я понял, что передо мной мертвое человеческое существо.
Причина смерти этого человека сразу же стала мне ясна. Одна его лодыжка была пристегнута к тяжелой металлической цепи, тянущейся к пульту управления. Посредством долгих, настойчивых усилий этот человек явно сумел заточить до остроты ножа о грубый рельефный пол одно из звеньев цепи. А потом использовал эту самоделку на своих запястьях. На полу вокруг тела виднелась лужа засохшей крови.
Еще одна загадка – откуда взялся этот человек-кормчий, который предпочел смерть продолжению службы рулевым у морлоков? Впрочем, времени на обдумывание этого вопроса у меня почти не было – морлоки грубо подталкивали меня к тому месту, где лежал самоубийца. Продолжая жестикулировать и спорить между собой, морлоки стали отстегивать металлический браслет с лодыжки мертвеца, чтобы застегнуть его на моей ноге.
В процессе переустановки браслета с ноги мертвеца на мою они проявили немалую беззаботность, оставив тело своего мертвого кормчего лежать на прежнем месте. По отношению друг к другу они проявляли не меньшую раздражительность, останавливаясь через каждые пять секунд, чтобы выдать очередную порцию проклятий и обменяться слабыми ударами, так что, когда закончили, оказалось, что снять-то браслет они сняли, только установили его вовсе не на мою ногу, а снова заковали мертвеца. Плохое зрение не позволило им заметить ошибку, а я, естественно, не собирался обращать их внимание на этот недочет, даже встал рядом с телом так, чтобы у них было меньше шансов заметить свою оплошность. Как бы ни развивались дальнейшие события, я бы хотел встретить их в положении, которое как можно меньше затрудняло бы мои действия.
Препирательства и общая сумятица среди моих тюремщиков улеглись, и два морлока, которые принадлежали, видимо, к старшему командному составу (о чем говорил избыток украшений и знаков отличия на их формах), обратились ко мне со своими проблемами. У всех морлоков был легко возбудимый и несдержанный характер, сходный с таковым обитателей юга Европы, контрастирующим с более сдержанной британской природой, а потому и два морлокских офицера злоупотребляли жестами рук и гримасами, о сути которых я вполне догадывался уже по одной этой пантомиме. Но, кроме этого, я вдруг обнаружил, что начинаю понимать отдельные фрагменты их речи. Язык, на котором они говорили, был сильно деградировавшим пиджином немецкого со вставками из каких-то экзотических славянских и восточных языков, с которыми я по большей части был совершенно незнаком. Все слова произносились со слюнявыми взрывными и хриплыми гортанными паузами – они словно пытались очистить свои горла от слизи. По сути, подобная варварская манера речи очень хорошо отвечала их животной природе. По большей части их речь была за пределами моего понимания, но я сумел уловить достаточно, чтобы ухватить суть.
Главное, что они хотели до меня донести, состояло вот в чем: их прежний кормчий покончил с собой, подтверждение чему я видел своими глазами, а сами они субмариной управлять не умеют. Мои подозрения относительно того, что они незаконным образом завладели судном, таким образом, подтверждались. Все элементы управления на пульте были слишком миниатюрны и хрупки для их толстых пальцев.
Они остались без кормчего, но им повезло – они подобрали меня. И теперь в их намерения входило усадить меня на место самоубийцы. Они явно уверовали, что я принадлежу к той же породе людей, к которой принадлежал самоубийца, и даже не подозревали, что мои истинные корни – на поверхности Земли. Из их речей я не мог понять, был ли подъем субмарины на поверхность и утопление маленькой лодочки счастливым – для них – несчастным случаем или же неловким намеренным действием. Узнать что-либо об истинной истории субмарины или же о ее кормчем мне не удалось.
Я сразу же решил не сообщать моим тюремщикам, что я ни капли не разбираюсь в управлении этим необычным судном. Зная о жестокой природе морлоков, я понимал, что, если мне удастся донести до них эту простую мысль, они, скорее всего, выбросят меня в холодную воду на верную смерть. Нет, мое единственное преимущество против их преобладающего числа и положения состояло в том, что я не питал никаких иллюзий относительно них, тогда как они впали в жестокое заблуждение в том, что касается меня.
Чтобы выиграть время, за которое я мог бы выработать стратегию, я показал им, крепко прижимая руки к ушам и совершая другие движения, что не могу приступить к исполнению своих обязанностей, пока мои тюремщики не уберутся и не дадут мне немного покоя и свободного пространства. Они так горели желанием спастись после злосчастного плавания в подземном море, что быстро согласились. Их суматоха и взаимные крики вызвали у меня ассоциацию с целой псарней собак, доведенных до ярости. Наконец, в последний раз обменявшись ударами, они отошли от меня и пульта управления.
Я рассматривал ряды колесиков, рукояток и рычагов, пытаясь сосредоточиться на ситуации, в которой оказался. Я свободно дрейфовал в подземном океане, окруженный ордой злейших врагов человечества, а рядом со мной лежало мертвое тело того, кто предпочел смерть служению им; и теперь я, хотя прежде не видел ничего подобного этой непонятной субмарине, пытался исполнить роль ее кормчего и привести… куда? Если даже мне случайно и удастся привести субмарину в ту гавань, которая нужна морлокам, что они со мной сделают? Непременно убьют или предоставят той судьбе, которая убила беднягу, лежащего у моих ног? Но с большей вероятностью мне удастся лишь продемонстрировать свое невежество в области управления субмаринами – сколько времени понадобится пристально наблюдающим за мной морлокам, прежде чем они поймут это? Какая бы слабая искра надежды ни завела меня так далеко в эту ситуацию, чем больше я размышлял над этим, тем яснее мне представлялось, что искра эта окончательно погасла. Я с темным и тяжелым сердцем переключил мысли с моего незавидного положения на пульт управления субмариной.
Элементы управления здесь, как и в моторном отсеке, были исписаны странными рисунками. Повторяющиеся замысловатые узоры времен древней Британии украшали углы и пространства панелей, а спицы на нескольких колесах имели форму переплетшихся змеиных тел. Присмотревшись внимательнее к датчикам и циферблатам, я обратил внимание, что на них использованы рунические буквы и цифры. Тоска поглотила мою душу при мысли о том, что я, скорее всего, буду мертв, прежде чем докопаюсь – если докопаюсь – до разгадки тайны происхождения этого судна, чуда продвинутой технологии, творения рук, судя по всему, древних бритов.
Я слышал, что волнение среди морлоков у меня за спиной нарастает, а потому решил провести маленький эксперимент со средствами управления на пульте в надежде получить хотя бы приблизительное представление о том, как подчинить себе это судно, какими бы ни были результаты.
Мне показалось, что неплохо было бы начать с одного из больших колес. Я выбрал центральное, повернул его на четверть оборота, и на мои действия соответствующим образом отреагировала одна из латунных штанг наверху. Больше ничего не случилось. Возможно, решил я, мое вмешательство было слишком слабым, чтобы произвести какие-то изменения в субмарине. Я сделал полный оборот колесом и чуть не упал на пол, потому что субмарина резко легла на бок. Не упал я все же только потому, что крепко ухватился за колесо.
Шум среди морлоков усилился, стал более угрожающим, когда они отцепились друг от друга. Я спешно вернул колесо в прежнее положение, и субмарина медленно выровнялась. При таких успехах моя ценность в глазах морлоков долго не продержится. То, что я понял из их комментариев на мои действия, принимало явно враждебную интонацию.
Мои дальнейшие манипуляции со средствами управления: поворачивание колес, дергание рукояток и прочие лихорадочные действия – дали малозаметные или невразумительные результаты. Когда я использовал одно из средств управления, либо не происходило ничего, либо субмарина бесполезно наклонялась и раскачивалась в воде. Либо небрежное отношение морлоков к механизмам судна вывело последние из строя, либо таинственный мужчина у моих ног перед смертью каким-то образом повредил пульт.